Разве умирают дважды, а не раз?

Разве умирают дважды, а не раз?

На следующее утро я стояла в ряду сотрудников ресторана в новенькой униформе с эмблемой ресторана «Вабисаби», склонившись в поклоне перед хозяйкой. Прошедшая ночь была бессонной. Я плохо сплю на новом месте (даром, что мне теперь часто приходится его менять), разве что вырубаюсь от переутомления, как ночью, проведённой в раздевалке ресторана, когда мне было абсолютно всё равно, где я упаду и засну. К тому же, я так и не привыкла спать на полу (на прошлой квартире у меня была кровать).

Отделавшись от первоочередных задач по поиску пристанища и работы, мой перегруженный мозг вывалил на меня все переживания, которые были отложены в дальний угол моего сознания: оставит ли меня в покое Влад, не доберётся ли до моих друзей; долго ли мне удастся скрываться; кто и с какой целью за мной следил; чего надо от меня Ши Уну?.. Самой болезненной была мысль о Чё Соне, бегающая по кругу от того, «как мне его не хватает», до «а простит ли он меня когда-нибудь?» Очень не хотелось, чтобы наши отношения стали для него историей предательства.

Я решила для себя, что уезжая, объяснюсь с ним хотя бы письмом, передав его через Ин Ха. Возможно, к тому времени мысли обо мне вообще не будут Чё Сона тревожить, но для меня важно будет сказать ему «прости» и «прощай».

Остаток ночи я проворочалась, раздумывая, соглашаться ли на предложение Ши Уна, и размышляя, что вернулась к тому, с чего начиналась моя жизнь в Корее – работы в забегаловке под видом парня. Правда, шикарный ресторан «забегаловкой» тяжело назвать, не то, что закусочную при заправке по дороге от аэропорта в столицу, где я работала поначалу. Да и сейчас я не тот испуганный, оказавшийся в одиночестве в чужой стране и едва говорящий по-корейски ребёнок, совершенно не приспособленный к жизни.

Началось с того, что меня в Корее не встретили. Местный человек моего «опекуна», узнав в подробностях о моей «ситуации», сдрейфил и дал задний ход, отделавшись обещанными документами на имя Хон Хё Мин, оставленными в камере хранения…

Нет, всё началось с побега.

Полтора года назад.

Этот день врезался в память, будто это случилось вчера.

Мариинский Театр, премьера восстановленного балета «Наяда и рыбак». Торжественный выезд из элитного посёлка под эскортом машины охраны. На мне синее вечернее платье, туфли на шпильке, манто, на шее - тяжесть колье. Я привыкла менять образ, сменяя костюм, и теперь с Владом, будто не я, а хрупкая фарфоровая кукла, которой он хотел меня видеть. Не я… тем больнее сидеть в ложе родного театра и смотреть на сцену, где сейчас должна была находиться я… Я! И видеть танцующих знакомых девчонок. Я сидела напряжённая, как сжатая пружина, сдерживая пробегающую по телу дрожь. Не только потому, что мне мучительно хотелось танцевать – мои тело непроизвольно стремилось повторить движения исполнителей, но потому что близился момент моего освобождения. Безумный план побега, в который мне не верилось, и который мне никто не разъяснил, предполагал, что в середине второго акта я должна выйти из зала и проследовать в дамскую комнату. Время приближалось, одновременно замедляясь. Казалось, я каменею, и в нужный момент просто не смогу повернуть голову, чтобы сказать…

- Мне нужно выйти…

взгляд Влада. Сжимаю кулаки, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие на лице. Очевидно, это мне не удаётся, потому что по лицу Влада пробегает тень. Испуганно ожидаю, что он сожмёт сейчас каменной хваткой моё запястье, пригвоздив взглядом к месту, и спросит: «Далеко собралась?» Но он лишь кивает поверх моего плеча своему помощнику, сидящему рядом, и я, словно в вязком сне, поднимаюсь из кресла и иду к двери, борясь с желанием обернуться и бросить на своего «владельца» последний взгляд.

Один из охранников провожает меня к двери в дамскую комнату. Без присмотра меня не оставят. Незаметно вытираю вспотевшую ладонь о платье, берясь за ручку. Что дальше? В туалете пусто, не считая прихорашивающейся перед зеркалом дамы. Я озираюсь, пытаясь понять, как мне действовать дальше, и вздрагиваю, когда понимаю, что незнакомка целенаправленно приближается ко мне.

- В фойе ты встретишь своего преподавателя, пойдёшь за ней, - шепчет женщина, проходя мимо меня в кабинку туалета. Стою две секунды, растерянно переваривая информацию, и резко развернувшись, выскакиваю за дверь…

- Ниночка! – с другого конца вестибюля меня окликала педагог-репетитор Констанция Бонифациевна. Иду навстречу семенящей ко мне миниатюрной элегантной старушке.

- Как ты, деточка? – берёт она меня за руки, вглядываясь взволнованно в лицо, и бросает взгляд за спину на моего сопровождающего. – А пойдём-ка, душечка, я покажу тебе, какую потрясающую книгу мне Семён Иванович из Италии привёз! На минуточку…

Она ведёт меня, обняв за талию, в помещение администрации, а я страшусь, что мне на плечо вот-вот ляжет рука охранника.

Закрыв за собой дверь служебной комнаты, дама прижимается к ней спиной и сжимает мои дрожащие ладони в своих.

- Иди, деточка… - дребезжащим голоском говорит мой учитель, кивая на дверь в смежную комнату, - храни тебя Бог… - и крестит меня, когда я, оглядываясь, отступаю к выходу.

Выскакиваю за дверь – проходное помещение, за следующей – коридор, в конце которого темнеет провалом приоткрытая дверь. Бегу к ней, подобрав юбку, под долетающие из зрительного зала звуки оркестра.

Тамбур, и тяжёлая дверь, открывшаяся в театральный проулок. Морозный воздух, ворвавшийся в скованный веками воздух театра, обжигает лёгкие, пробирает ознобом голые плечи. Обхватив себя руками, спешу к тёмному внедорожнику, распахнувшему при моём появлении заднюю дверцу. Буксуя на обледеневшей брусчатке, машина срывается с места. Кажется, всё это происходит не со мной!