Развилка

Часть I. ПЕРВЫЙ ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ. Глава 1. НОВЫЕ ВЕЯНИЯ В СТАРОМ КАБИНЕТЕ. ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ. ИНСТРУКТАЖ

         Здесь мрачные столы тёмного дерева дремали, безразличные к кипам наваленных на них папок и канцелярских книг: ведь каждый из них спокойно мог выдержать огромную каменную глыбу; здесь основательные стенные шкафы равнодушно поскрипывали отворяющимися дверцами, принимая в свои недра очередной отчёт; здесь цилиндрическая печь, выкрашенная в чёрный цвет, негромко гудела, обогревая стены и оконные стёкла изнутри за то, что снаружи их обдувал ветер и захлёстывал дождь. Здесь время, казалось, остановилось навечно, и стрелки на часах не отсчитывали его, а, очерчивая круги, исполняли некий магический ритуал, смысл которого был давно всеми забыт, да и отрывной календарь, похудевший на три четверти, спокойно ждал своего преемника и не завидовал ему, предвидя его то же бесцельное уничтожение чередой ничем не отличающихся друг от друга дней. Вчера, неделю, месяц назад к четырём столам из пяти, стоящих в комнате, поутру придвигались стулья, выкладывались бутерброды и булки к утреннему чаю, затем по бумагам бесшумно начинали скользить пальцы и ручки; пишущая машинка занималась своим делом тоже тихо, так как покоилась на толстой войлочной подкладке. К часу дня на плитку водружалась сковородка, в ней жарилась картошка (на следующий день сковородку сменял котелок, в котором тот же самый овощ варился). После перерыва снова продолжали сводиться сметы и оформляться ведомости, и всё это разбавлялось никчемными бытовыми разговорами до шести вечера, когда самая старшая из работающих окидывала хозяйским взглядом столы, стены и шкафы, выключала печку, свет и чинно шествовала к выходу, неодобрительно посматривая на опередивших её более молодых сослуживиц.

      Однако, несмотря на монотонность и однообразие серых дней, перемены в плановом отделе СМУ №3 города Благина происходили, хоть и посещали его крайне редко. Так, освободился один стол, за которым ещё полгода назад восседала красавица Татьяна Семёновна, благополучно вышедшая замуж в прошлом году. На молодую была возложена важная работа по реорганизации строительно-монтажного управления в собственно аппарат, хозрасчётный поток монтажных и хозрасчётный поток отделочных работ, спущенная свыше министерством вкупе с горкомом, тщетно пытавшимися оживить вяло ползущее социалистическое строительство половинчатыми реформами. Начальство местное, обладавшее прекрасным нюхом и предугадывавшее неотвратимость более радикальных перемен, отнеслось к инициативе весьма прохладно и, регулярно навещая плановиков, заметило зорким взглядом, что и к жареной, и к варёной картошке стали исправно добавляться солёные огурцы, маринады и селёдка. Квашеная капуста на вилке в руке Татьяны Семёновны, украшенной обручальным кольцом, определила участь благих начинаний: на стол прекрасной Татьяны навалили кипу указов, распоряжений и циркуляров и груду канцелярских книг — когда же женщина ушла в декретный отпуск, дело заглохло в самом начале.

      Директора сложившаяся ситуация устраивала, так как был человек, на которого можно было возложить ответственность; взыскивать же было не с кого. Для проформы, правда, руководство продолжало наведываться в плановый отдел и несколько раз пыталось воззвать к сознательности Лидии Васильевны, самой старшей и самой опытной, но совесть Лидии Васильевны была чиста: смерив просителя укоризненным взглядом, она поднимала калькулятор, толстую стопку бумаг, клала их на место и сокрушённо разводила руками. Со Светы, которой по молодости отчества не полагалось, спрос был невелик: у неё не было высшего образования и она занималась простой технической работой; Марина, самая молодая и самая приятная, работала машинисткой и имела полное право выстукивать разные премудрости, абсолютно в них не разбираясь. Николай Капитонович уходил в свой кабинет, пряча под недовольной миной хорошее настроение, и обдумывал более реальные планы. Было, например, предельно ясно, что на сложенный в подвале архив покушаются голодные мышки, и спасти ценную документацию от наглых посягательств было долгом любого честного человека.

      Предстояло великое переселение, которому предшествовали длительные и ожесточённые перепалки с отделами, размещавшимися на первом этаже, но тут Николай Капитонович был непробиваем: он головой отвечал за сохранность важнейших манускриптов. Упорное сопротивление закончилось капитуляцией: архив подняли на первый этаж, на место административно-хозяйственного отдела, вселившегося к бухгалтерии. Столов и стульев в последней стало великое множество, и Лилия Андреевна, не жаловавшая ни толстых тётенек из АХО, ни удвоившееся количество пустопорожних пересудов, поднялась на второй этаж к плановикам, сославшись на невообразимую тесноту и недостаток кислорода. Из-за уменьшившегося вследствие убытия Татьяны народонаселения заскучавшие было Лидия Васильевна, Света и Марина новоприбывшей обрадовались, выделили для её стола уютный уголок у большого окна, из которого просматривалась улица, и всё покатилось по-старому, за исключением того, что Николай Капитонович стал терпеливо ждать, когда к нему явиться респектабельного вида человек и предложит за освободившийся подвал, в котором захочет открыть магазин или иной офис, приличную арендную плату. Директор ждал и соображал, как же из гаража для строительной техники и автотранспорта, примыкавшего к конторе, выхватить приличный квадрат для платной автостоянки (ведь район был обжитым и оживлённым!). Николай Капитонович был хозяином рачительным и бережливым и понимал, что махинации с прорабами и освоением капиталовложений вскоре сойдут на нет, ибо финансирование стремительно иссякало, и недостроенные здания превращали прекрасный город Благин в открытый музей позднего советского модерна под общим названием «долгострой». Между тем деньги куда-то да девались и рано или поздно должны были объвиться, и Николай Капитонович, поглаживая после очередного приёма пищи объёмистый животик, что-то соображал, что-то прикидывал и что-то рассчитывал.


      Итак, ветер перемен иногда всё же проникал сквозь оконные переплёты старого здания. Видимо, поэтому в одно октябрьское утро Лидия Васильевна вместо дежурной фразы о том, что Татьяна, вероятно, после декрета к ним не вернётся и при помощи мужа устроится на более выгодное место, выдала совсем другое:

      — На что это похоже, а? Зашла вчера в наш продмаг, на прилавке лежит обыкновенная брынза, а рядом — ценник: четыре рубля за килограмм! Я продавцу: «С каких пор у вас обыкновенный сыр четыре рубля стоит?», а он: «Это не обыкновенный, а кооперативный — высокого качества и по домашним технологиям, а мы прибавляем лишь пять процентов за реализацию. Не хотите — ищите другой». Выхожу, а у дверей на выносном столике банки с конфитюром наставили. Что вы думаете? — по два рубля за полкилограммовую банку, обыкновенный болгарский конфитюр, который семьдесят-восемьдесят копеек всегда стоил! Я им: «А конфитюр у вас тоже кооперативный и по домашним технологиям?», а они: «Идите и получите на складе по госцене. Они сами переплачивают, мы переплачиваем, да ещё своими средствами перевозим». Обнаглели совсем со своими кооперативами. Житья нет с таким обеспечением, и куда только всё это катится!

      — Может, и правда, что сыр кооперативный, только брешут насчёт пяти процентов: определённо не меньше четверти накидывают, — предположила Света.

      — А конфитюр?

      — Да не волнуйтесь вы так, — вступила Марина. — Ясно ведь, что рано или поздно зарплату должны поднять с такими ценами.

      — Тебе, Марина, хорошо: ты незамужняя, у вас в семье четверо взрослых и все работают — не пропадёшь. А у меня двое внуков, да невестка прихварывает. Что, мне лекарства скоро втридорога придётся покупать и частному врачу по двадцать рублей за вызов платить?

      — Ну, до платной медицины в ближайшие годы мы не доживём, а неофициально и так приплачиваем: и за роды, и за операции, и за консультации, — попыталась разрядить праведный гнев Лилия Андреевна, женщина лет сорока, очень любившая тёмные тона, подчёркивавшие бледную кожу, и облегающие силуэты, обрисовывавшие фигуру, которой могла позавидовать любая двадцатилетняя девушка. Она встала из-за стола, прошла к закипавшему чайнику и продолжила, уже наливая чашку: — Кризис не в сыре за четыре рубля, а в системе. При НЭПе откуда всё взялось в нищей стране? Закрыли — и всё исчезло. Недовольство растёт, снабжение ухудшается постоянно. В этой ситуации кооперативы в чём-то полезны, потому что насыщают рынок, но не все цены будут подлежать регулированию. Тогда взлетит инфляция, раз она и так ползёт, хотя официально это не признаётся, и неминуемо потащит вверх и зарплату. Мы можем выиграть только в том случае, если сами откроем какой-нибудь кооператив, так как жалованье никто раньше повышения потребительских цен поднимать не будет.

      — Идёт! — воодушевилась Света. — Солим огурцы, квасим капусту, маринуем помидоры, рубим кабачковую икру, варим варенье, всё это закручиваем в банки и сдаём в ваш, Лидия Васильевна, нехороший продмаг. Естественно, не дешевле двух рублей за экземпляр.

      — Не получится, — вздохнула Марина. — Мы проиграем болгарскому конфитюру: у них закрутка фабричная, а мы только мозоли натрём и выдохнемся на втором десятке. Надо нашему СМУ цеховую линию заказать.

      — Что значит молодёжь: только бы шутки шутить, — проворчала Лидия Васильевна. — И откуда только настроение в такой серый день?

      День действительно выдался неудачный: по небу ползли низкие тучи, дождь то моросил, то накрапывал, то шёл сильнее, лишь иногда останавливаясь на десять-двадцать минут. Ветер налетал порывами, и всё говорило о том, что осень пришла окончательно, зима не за горами, скоро надо будет доставать тёплую одежду и почти весь день просиживать при электрическом освещении.

      — Вечно вы, Лидия Васильевна, всё испортите: мы тут грандиозные планы строим, а вы о мерзкой погоде. Терпеть не могу осень. — Светлана критическим взглядом смотрела в окно на редких прохожих, ёжащихся от холодного ветра.

      — Встаёшь, а за окном тьма-тьмущая, — добавила Марина.

      — Остаётся только ждать прекрасного принца.

      — Вам бы лишь ярмо на себя пораньше надеть. А потом будете удивляться, как скоро обещанные райские кущи превратились в горы песка и грязные кастрюльки. Ждите-ждите, так ваш принц прямо в нашу контору и завалится.

      Тут дверь отворилась и в комнату вплыло толстое брюшко Николая Капитоновича, а потом и сам его обладатель показался во всей красе, дивясь на дружный хохот.

      — Мы ждали прекрасного принца и смеёмся над нашими поруганными надеждами, — пояснила Светлана.

      — Привёл я вам принца, только его ещё завоевать надо.

      Женщины удивлённо смолкли, потому что за Николаем Капитоновичем в отдел вошёл… Нет, если людей встречают по одёжке, то незнакомца нельзя было назвать принцем, ибо на нём были обычные джинсы и простой джемпер под обыкновенной курткой, но внешность… Учащённо забились сердца Марины и Светланы, Лилия Андреевна просияла обворожительной улыбкой, даже хмурое лицо Лидии Васильевны прояснилось.

      Тёмно-серые глаза, обрамлённые длинными ресницами того же цвета, безукоризненный рисунок губ, смуглое лицо в ореоле тёмно-пепельных волнистых волос покоилось на развороте широких плеч, узкие бёдра подчёркивали и худощавость, и высокий рост незнакомца.

      — И как же зовут принца? — сорок лет Лилии Андреевны позволили ей прийти в себя раньше девушек.

      Несмотря на чарующие интонации мягкого низкого голоса, парень легко вздрогнул.

      — Филипп.

      — Очень приятно. А чем же он будет заниматься? Если работой Татьяны, то ваши бесконечные добавления заведут в такие дебри, что и опытный профессионал запутается. — Лидия Васильевна прозаически воспринимала даже неземную красоту и догадывалась, что введение новоприбывшего в курс возложенных на него обязанностей ляжет на её плечи.

      — Не волнуйтесь, никакой реструктуризации. Сметы, паспорта, стройматериалы.

      — Послушайте, в этих паспортах с нефтепереработки после того, как начальника сменили, на чертежах то подпись первого, то второго, а они прошивают, как будто так и надо. Конкретно кто за них отвечает?

      — Конкретно — прошивальщики, — ухмыльнулся Николай Капитонович, — не мы же за чужую текучку.

      — А в этих сметах сам чёрт ногу сломит. Сожрали все деньги, делят теперь три рубля на три месяца, а к нам базарить приходят.

      — Вот и чудно. Вы покажете, новичок посчитает и изложит бедственное положение дел, вы проверите, Марина перепечатает, а я подпишу и отправлю в министерство. Это Лидия Васильевна, это Лилия Андреевна, это Светлана, это Марина, это твой стол. Работаешь с девяти до шести, с часу до двух — обед, оклад согласно штатному расписанию. Я исчезаю: в гараже перестановка.

      В последние дни идея платной автостоянки покинула голову Николая Капитоновича: он посчитал, что открыть пункт техобслуживания будет гораздо прибыльнее, тем более что автослесари в гараже уже числились. После его ухода Филипп подошёл к столу, перешедшему в его владение, и увидел на нём гору папок.

      — Это мне, наверное, не понадобится? А куда положить?

      — Точно не понадобится. Давай в шкаф.

      Стол Марины был ближе всех остальных к столу Филиппа: их разделяла только дверь, и девушка решила пользоваться этим постоянно. Заговорить, обменяться последними новостями, ответить на вопросы, передать сахар или ручку, угостить конфетами… Кроме того, на столе Марины стоял телефон, которым этот красавец, конечно же, будет пользоваться. Марина влюбилась в парня с первого взгляда и оказалась царицей, по крайней мере, в этой комнате. Лидию Васильевну можно было не принимать во внимание; Лилия Андреевна была сорокалетней замужней женщиной, ни в каких интрижках замечена не была и никаких поводов для сплетен не подавала; Светлана, возымей виды на парня, составила бы слабую конкуренцию: она не была лишена известного очарования, но её портил полный овал лица, а глаза и брови не были достаточно выразительны; Марина же, стройная, ладная и худенькая, с прямыми волосами тёмного золота, мягкими приятными чертами лица и серыми глазами, которые не портили, а, наоборот, которым придавали известную долю загадочности умело выбранные очки, несомненно, выигрывала на этом фоне.

      Впрочем, всё это, как и не имеющий пока ответа вопрос, прилагается ли к Филиппу жена, витало серым и не оформленным в мысли в хорошенькой головке: Марина упивалась своим очарованием дивною красою, что, конечно же, всеми было замечено. Тонко улыбнувшись, Лилия Андреевна посмотрела на Светлану, многозначительно поведя бровями в сторону хлопочущей у шкафа парочки; у Светы хватило самообладания недоумённо-пренебрежительно пожать плечиком. Марина продолжала священнодействовать, обхаживая парня, и передала ему чай, налитый в свою чашку.

      — Пока из моей, а завтра захвати чашку с ложкой и тарелку с вилкой. На чай с сахаром мы в начале месяца скидываемся.

      — Значит, с меня…

      — Рубль, но только в ноябре.

      — Ну куда чаи распивать? А работа? — сердито пророкотала Лидия Васильевна. — Да пока объяснишь…

      — Но, Лидия Васильевна, человек с холода вошёл, надо же согреться. Ты институт закончил?

      — Да, архитектурный. Городское и жилищное строительство. Направили к вам как молодого специалиста, только я не думал, что попаду в женское царство на канцелярскую работу. Предполагал, что на какую-нибудь стройку пошлют.

      — Кто тебя туда возьмёт прям с институтской скамьи? — веско возразила Лидия Васильевна. — Да и куда? Сейчас нигде ни управления, ни руководства, ни финансирования. Всё останавливается и откладывается в долгий ящик.

      — Но ведь сметы — это работа экономистов.

      — Всё смежное, — махнула рукой Лидия Васильевна. — Вы же составляли экономическое обоснование под курсовые и диплом, и здесь будешь делать то же, только более подробно и с другими данными, у вас небось расценки пятидесятых в расчёты закладывались. Давай допивай свой чай, потом подойдёшь — покажу.

      — А обедаете вы где?

      — Здесь же, — ответила Марина. — Иногда в столовку бегаем, когда у них блины и пирожки готовятся, но это редко. Так что приноси бутерброды или что-нибудь посущественней. У нас и сковородка, и кастрюлька имеются, разогреть можно. Хочешь — ешь индивидуально, хочешь — к нам в общий котёл складывай, так даже интересней.

      — Марина хотела сказать — разнообразнее, — снисходительно поправила Света. — Мы за тобой поухаживаем, а ты взамен раз в месяц картошку притащи, тут рынок в двух шагах, возьмёшь сразу килограммов двадцать, чтобы каждый день по очереди не таскать.

      — Разгрузить ваши руки можно, а куда вы свалите целый мешок?

      — Да в коробки под шкафами, в них всё равно одни ветхозаветные журналы пылятся, как раз на субботник и вынесем, заодно и эти плакаты выкинуть надо: только зря грязь собирают.

      — Допил, что ли? Ну подойди, ручку захвати. В этой папке…

      Света и Марина пожирали взглядом стройную фигуру, склонившуюся над столом Лидии Васильевны; Лилия Андреевна забавлялась, перехватывая восхищённые взоры.

      — Здесь без калькулятора не обойтись.

      — Точно. Спустишься в АХО…

      — Это что?

      — Административно-хозяйственный отдел. На таблички не смотри: они дверью ближе, если пойдёшь по боковой лестнице. Попросишь калькулятор, проверишь…

      — 12345679 умножить на 9 — все единицы.

      — Можно и так. Распишешься в получении — и за работу.

      Первым движением Марины было желание спуститься вместе с Филиппом, но, чуть поразмыслив, она решила, что за полтора десятка метров и два лестничных пролёта ничего важного услышать и узнать нельзя. Кроме того, парень вёл себя ещё немного смущённо, и Марина отложила задушевные беседы на будущее.

      — Вот это да! — протянула Света, лишь за Филиппом закрылась дверь.

      — Красавец, — вторила Марина. — Интересно, женат или нет?

      — Какая разница: всё равно не про нас. К такой картинке должны прилагаться очень шикарные девочки. Он, конечно, может и поблагодарить за чашку чая, — Света посмотрела на подружку лукаво и чуть жалостливо, — но сам при этом будет уверен, что его принятие предложения гораздо ценнее этой чашки.

      — Только из-за непривычной обстановки его уверенность проявится позже, когда будет полностью преодолено естественное смущение, — оценила ситуацию Лилия Андреевна. — Так что советую не строить далеко идущих планов: надолго парень здесь не задержится. Велико удовольствие — за сто двадцать рублей в месяц копаться в бумагах без всякой перспективы!

      — Но он же молодой специалист, — робко возразила Марина, — значит, в течение трёх лет не сможет уйти на другую работу.

      — Эти нормы легко обойдутся, когда представится подходящий вариант. В тебе говорит элементарный эгоизм: конечно, приятно смотреть на икону, которая сидит рядом с тобой, даже если дальше взглядов дело не пойдёт. Так и в нём может заговорить и посоветует ему не мариноваться долго в нашем бабьем царстве тот же самый эгоизм.

      — Ладно, пусть посидит до весны, а потом мы его отпустим, — подытожила Света. Она понимала: если Филипп захочет встречаться с кем-нибудь из их конторы, то выберет, конечно, Марину, и желала, чтобы он был женат или, на худой конец, уже имел свою пассию. Впрочем, даже если бы сбылись самые мрачные прогнозы, Света уповала на то, что роман не будет долгим: парень был слишком красив и, безусловно, давно привык к восхищению, обожанию и готовности нежного пола к амурным отношениям.

      — Что ты так холодна? Не хотела бы с ним встречаться? — допытывалась Марина.

      — Нет, ничего серьёзного из этого не выйдет.

      Марина пожала плечами.

      — Всё-таки женат или нет?

      — Нет, холост, — определила Лилия Андреевна.

      — А почему вы так решили?

      — По фигуре. Ни намёка на живот. Хочешь — дерзай, но мне сдаётся, что всё-таки Света права. И, потом, ему о карьере надо думать, а не о шашнях.

      — Вы такая прагматичная! Не верите в вечную любовь.

      — Даже просто в долгую, но каждый предпочитает разуверяться в ней на своём личном опыте.

      Дверь отворилась, вошёл Филипп с калькулятором в руке.

      — Получил? — подала голос Лидия Васильевна. — Тогда приступай. Возникнут вопросы — обращайся ко мне, но через недельку сам во всём будешь разбираться.

      — Хорошо. А что, у вас мужчин нету?

      — Нет, работают. Начальство наше — ты с ним уже знаком, прорабы, но те на стройках, инженеры, автомеханики в гараже, начальник отдела кадров. Просто в других кабинетах заседают.

      — Значит, курить у вас запрещается?

      — Разрешается, но только в исключительных случаях, — ограничила Лилия Андреевна. — А так как пока таковые не представляются, выйдем, я покажу тебе наше место для курения. У тебя что?

      — «Космос».

      — Оставь, у меня «Мальборо» — угощу.

      Лилия Андреевна встала из-за стола.

      — Вот бездельники. Уже на перекур, — укорила Лидия Васильевна.

      — Работа не волк — в лес не убежит. Пойдём.

      Лилия Андреевна вышла с Филиппом в коридор и, дойдя до боковой лестницы, спустилась на один пролёт.

      — Вот здесь мы и дымим. Держи.

      — Спасибо. Значит, это ваша курилка?

      — Ага. Здесь надо только стул поставить и ведёрко для окурков вместо пепельницы — будет полный комфорт.

      — Точно. А эта Лидия Васильевна у вас строгая?

      — Да нет, просто ворчлива и недружелюбна. Я хотела тебе сказать: ты с этими отчётами особо не старайся, они так же формальны, как и наша зарплата. Все деньги разворовывают в первой половине строительства, а потом начинаются махинации и приписки, так что к твоим цифрам ещё с десяток нулей в министерстве добавят.

      — И что — так везде?

      — Повсеместно, отличается только способ. В нефтепереработке, например, на капремонте миллионы делают. Здесь у тебя никаких перспектив не будет, я лично только для стажа сижу. — Заметив, что Филипп сильно приуныл, Лилия Андреевна постаралась его немного подбодрить: — Ты не раскисай, просто будь готов к переменам. Как только представится случай, спорхнёшь на другое место, чтобы не сидеть годами над пустыми отчётами.

      — Я не раскисаю, просто думал, что работа окажется… более производительной, деятельной, что ли, а вышло намного скучнее, чем в институте. Мне отделочные работы нравятся, и диплом у меня по этой теме был, а так корпеть над бумагами…

      — Отделочные?.. Да, это интересно, но при нашем типовом строительстве ты бы и на объекте не развернулся. Всё по стандарту: пол — линолеум, стены — обои, потолки — побелка. Так что твои разработки могут приложиться только к эксклюзивным вариантам: гостиничные комплексы и тому подобное… Да, ещё частное строительство.

      — Это же только дачи и самострой…

      — Почему же? Есть такие дома, которые и по сто, и по двести тысяч продают. Шесть, восемь комнат с камином в каждой… И отделка соответственно…

      — Я слышал об этом. Действительно, реальные расходы составляют от силы половину цены, но ведь это единичные случаи…

      — Раньше были, а теперь… По сути, разворовывались огромные деньги, а покупалась ерунда: золото, хрусталь, ковры. Сейчас с этими кооперативами капиталы отмоются, легализуются. Людей потянет на серьёзное: фабрики, земля, недвижимость. Те же комиссионки: пока в подвалах обосновываются, а потом вылезут на свет божий. Ты молодой, сколько тебе — двадцать два, двадцать три?

      — Двадцать два.

      — Значит, всё в порядке. Женат?

      — Нет.

      — Тем более. Молод, свободен. И другим построишь, и сам обустроишься: время есть.

      — Так я же молодой специалист. Кто за меня три тысячи даст, чтобы перевести на нормальную работу?

      — Это формальности. Тот же Николай Капитонович уволит по сокращению не за три тысячи, а за бутылку.

      — Остаётся только самая малость: работодателя найти.

      — А ты веришь в судьбу?

      — Допускаю.

      — Тогда он к тебе сам придёт. В любом случае остаётся ещё выгодный брак.

      — Это не по мне. Спектакль на всю жизнь по чужому сценарию…

      — Заключи брачный контракт на пятилетку на своих условиях. — И Лилия Андреевна рассмеялась. — А на Лидию Васильевну не сердись: она глубоко опечалена тем, что у них в продмаге брынзу за четыре рубля продавать начали.

      — Я не сержусь — наоборот, немного побаиваюсь. А сыр за четыре рубля на самом деле многих может повергнуть в уныние. Вы, например, стоически относитесь к таким превратностям судьбы?

      — В такую погоду я ко всему отношусь мрачновато, так что не сбегай отсюда до тёплых дней. Отдохну на твоём лице от печальной яви за окном, заодно и на Марину со Светой полюбуюсь: интересно, как они будут стараться в попытках снискать твоё внимание.

      — Я думаю, что до вашего уровня они не доберутся.

      — Ты имеешь в виду платье из «Берёзки» или хозяйственность, которая должна была появиться у меня за пятнадцать лет семейной жизни? Но Марина неплохо вяжет, а Света прекрасно печёт.

      — Я имел в виду вашу фигуру и расположение, свободное от личного восприятия: вы желаете мне лучшей доли, теряя при этом возможность созерцать мою смуглую физиономию, которая вам почему-то приглянулась.

      — Значит, ты предпочитаешь видеть в людях лучшее и не хочешь заподозрить в моих словах происков хитрой стервы, которая рассчитывает в туманном будущем обеспечить твоим талантам приличную клиентуру и содрать проценты за её поставку. Что же, такая позиция заслуживает уважения. Только у тебя не «смуглая физиономия», а прекрасное лицо, сочетающее в себе и неповторимость, и потрясающий эффект. А насчёт девчонок… Со Светой у тебя не будет особых проблем, но и внешность её далека от совершенства, а Марина тиха, скромна, менее доступна, зато более красива. В общем, выбирай по своему усмотрению, если почему-то окажешься на мели. Ну, пойдём.


      Лилия Андреевна не была ни «хитрой стервой», ни записной интриганкой, она не обладала ни активной жизненной позицией, толкавшей её на всевозможные приключения, ни алчностью, стремившейся извлечь выгоду из любой ситуации. Дожив до сорока лет, она предпочитала брать от жизни то, что лежало на поверхности и не стоило больших усилий, потому что знала, как безудержно старится и обесценивается составлявшее некогда предмет страстных помыслов — ветшает быстрее, чем улетучивается желание достичь это. Ей, убеждённому консерватору, претили любые перемены, ибо она их не звала, но, будучи женщиной умной, она понимала, что одной ценой на сыр, взлетевшей до небес, дело не ограничится, предвидела, что это лишь первая и, может быть, самая маленькая неприятность в череде тех, что скоро накроют прежде спокойный и тихий мир. Предугадать, куда повернёт колесо истории, было невозможно; изменить положение дел было нельзя; думать об этом не хотелось, и Лилия Андреевна решила сосредоточиться на местных интересах и развлечься созерцанием переполоха, который подняло в двух молодых головках появление Филиппа. Он нравился ей, она приняла роль его своего рода пассивной защитницы и с удовольствием раскладывала варианты сбережения парня от посягательств, стань они чересчур явными и наглыми.

      — О чём вы секретничали за сигаретой? — спросила Света, как только дверь отворилась.

      — Об улучшении условий отдыха на работе: собираемся устроить курилку с удобствами, — ответила Лилия Андреевна.

      — Да? И мы о том же. Представляете, Марина хочет начать курить, а я её отговариваю, ссылаясь на то, что капля никотина убивает лошадь.

      — Зато несколько милиграммов благотворно действует на нервы. И что, Марина, собираешься приобрести годовой абонемент на стул в будущей курилке?

      — Глупости вы болтаете, — смутилась Марина, слегка порозовев.

      — Всё вам шутки шутить. Лучше бы выяснили, чья очередь сегодня картошку чистить, — подала голос Лидия Васильевна.

      — Маринина. Кстати, Филипп, картошку мы чистим по старшинству. На Марине цикл заканчивается, новый начинает Лидия Васильевна, потом идёт Лилия Андреевна, а потом… тебе сколько лет?

      — Ему двадцать два, да ты забыла о том, что сама предложила за ним ухаживать. Так что, Филипп, от чистки картошки мы тебя освобождаем.

      — Лилия Андреевна, вы так блюдёте интересы новичка…

      — Естественно: такую красоту надо беречь.

      — От картошки или от Марины? — расхохоталась Света.

      — Да перестань ты, — обиделась Марина, запустив в Свету отработавшей своё копиркой, скомканной в шарик.

      — Ну вот, уже и прямое нападение. Было бы за что…