Развод в 58. Обманутая семья

Глава 1. Вера

Запахи наполняют дом, впитываются в стены, в воздух, в меня. Запечённая утка, тёплый хлеб, глинтвейн с нотками корицы и гвоздики. Я проверяю духовку — ещё немного, и можно будет доставать пирог. Всё должно быть идеально. Всё должно быть, как всегда.

Я вытираю руки о полотенце и окидываю взглядом кухню. На плитке ни капли жира, стол накрыт безупречно: хрусталь, фарфоровые тарелки с золотистой каймой, тяжёлые вилки, которые Глеб привёз когда-то из Германии. Всё на своих местах.

— Мама, ты хоть присядь, — устало говорит Лада, появляясь в дверях.

Я улыбаюсь и качаю головой.

— Сейчас-сейчас, только досыплю орехи в салат.

Она закатывает глаза, но не спорит. Лада всегда молча принимает мои привычки, в отличие от Камиллы, которая каждый раз ворчит, что я "слишком стараюсь".

— Гости вот-вот будут, иди встречай, — говорю я, жестом отправляя младшую дочь в гостиную.

Глеб уже там, разливает виски в низкие бокалы, улыбается, рассказывает что-то Максиму. Старшая дочь с мужем и детьми приехали первыми. Камилла расстегивает пальто, одновременно следя за Лёвой и Славиком, которые тут же срываются с места и бегут в детскую.

— Ну что, мама, волнуешься? — с улыбкой спрашивает Камилла, целуя меня в щёку.

— Глупости, — отмахиваюсь я.

Глеб подходит ко мне, кладёт руку на талию.

— Всё как всегда прекрасно, Вера, — говорит он тихо, чтобы никто не слышал.

Я улыбаюсь. Всегда приятно слышать похвалу, особенно от него.

Постепенно гости собираются за столом. Вино льётся в бокалы, голоса сливаются в один непрерывный поток. Камилла болтает с Максимом, обсуждает их будущий летний отпуск.

— Мам, а вы с папой куда летом? Опять на даче? — спрашивает она вдруг, повернувшись ко мне.

— А что не так с дачей? — Глеб усмехается.

— Да ладно тебе, пап. Ты мог бы хоть раз отвезти маму в Европу. Тридцать пять лет в браке — и ни разу не были вместе за границей!

Я смеюсь.

— Камилла, меня всё устраивает.

— Ты просто привыкла так думать, — фыркает она.

Лада всё это время молчит. Её тарелка почти нетронута, вино тоже. Я краем глаза наблюдаю за ней: она напряжена, хмурится, опустила голову.

— Ладусь, ты чего такая? — спрашиваю я, касаясь её руки.

Она дёргается, как от ожога, отодвигает стул.

— Мама, сними свои розовые очки.

Я моргаю, не понимая.

— Что?

— Какой ещё совместный отдых? — её голос дрожит, но не от страха — от злости. — Папа давно спит с другой. Ты что, не видишь этого?

Она отталкивает стул и резко встаёт.

Вино в её бокале подрагивает, как будто тоже потрясено этими словами.

Гости замолкают. В воздухе повисает звенящая, болезненная тишина.

— Лада, — Глеб смотрит на неё с недовольством, но голос у него спокойный.

Она не отвечает. Просто уходит быстрым шагом, даже не взяв сумку.

Я медленно перевожу взгляд на мужа.

— Это… — Камилла сглатывает, сжимает пальцы в кулак. — Это правда?

Глеб отводит глаза. И я всё понимаю.

Что-то трескается внутри, как тонкий фарфор.

Глеб всегда был хорош в словах, в отговорках, в создании идеального образа. Но сейчас он молчит.

Я хочу спросить, хочу кричать, хочу разбить что-нибудь, но не могу.

Просто сижу, вцепившись в край скатерти, и смотрю, как рушится моя жизнь.