Реабилитация

40.

– Тебе придется быть сильной.
– Ну уж нет. Сильным всегда достается больше всех. Сильных бросают, потому что они сильные. Потому что они не будут прыгать из окна или кидаться под поезд. Они будут карабкаться и из последних сил пытаться наладить свою жизнь. Увольте. Это, конечно, прекрасное человеческое качество, но…

Джорди Риверс "Во имя Закона".

 В больнице Егора провели прямиком в рентген кабинет, а я так и осталась стоять в растерянных чувствах посреди коридора. Было страшно сделать лишний вздох, а что если дела плохи и парню предстоит новый курс боли? Что я буду делать тогда?
В истерике, пытаюсь сдернуть с пальца кольцо, металл больно впивается в кожу и я рву ее в кровь. Но так даже лучше, вид крови меня успокаивает.
- Помочь?
Мне на руку ложится салфетка, мгновенно пропитываясь красным.
Приняв помощь, набираюсь сил посмотреть в сторону. За такое я бы сама себя убила, а в его голосе ни грамма злости.
- Алекс, я….
- Поехала на хоккей, а оттуда сюда. Я повторил твой маршрут, маленькая.
Тело пробивает дрожь, и я испытываю отвращение сама к себе, как можно вести себя настолько низко?
- Прости.
Комкая бумажку, продеваю золотой ободок опять на пальчик.
- Мне казалось, ты хотела его снять?
Голубые глаза настолько печальные, что начинает казаться, их такими я вижу впервые. И все же мне удалось, то, что не мог никто до меня, даже факт смерти его родителей. Я таки сломала Александра Корсакова. 
- Хотела.
- Заявление я не подал.
Удар в область солнечного сплетения сотряс меня со страшной силой. Невозможно было оставаться на ногах, но его взгляд меня приковывал к месту.
- Алекс, лучше ударь меня, но не молчи, - слышу я свой циничный голос, от того становится еще гаже на душе.
- Знаешь, в каком случае, я бы мог ударить человека? Если бы он сделал больно тебе. 
Я задохнулась от боли.
- Алекс….
Пытаюсь взять его за руку, но он отстраняется, хотя это и не просто в тесном больничном коридоре.
- Да, брось, котенок! Тебе не за что извиняться, еще никто из нас не был властен над своими чувствами. Ты любишь этого парня, верно, тебе мозги отшибло! Если бы я тебя так хорошо не знал, думал бы так. Ты гениальна в каждом своем проявлении котеночек, так что ты будь, уверена в правильности своих поступков.
Я сглотнула, но болезненный комок так и стоял у меня в горле.
- Ты святой?
- Нет, котенок, - протягивает ко мне руку и поглаживает подушечками пальцев, - я сильно любящий.
Выстрел в сердце. Прямо на поражение, и нет больше прежней Вики, лишь надежда на то, что я феникс, и когда то восстану из нашего общего пепла. Верно, говорят, лишь пепел знает, что такое гореть по-настоящему!
- Ты будешь с ним?
- Нет.
- Гордыня?
- Нет, боль….
- Не дури, котенок!
Выдыхаю, как должно быть это сложно, убеждать любимого человека в том, что ему без тебя лучше. Как сильно способно любить человеческое сердце, даруя такое прощение? И чувствую себя недостойной, недостойной его.
- Хорошо, Лекс. Я попробую.
Улыбнулся, в какой - то считанный миг, боль в его глазах сменилась почти родительской нежностью.
- Протяни руку, котенок, - парень безболезненно стаскивает с моего пальца кольцо, - вот так тебе идет больше, - мужчина целует мой согнутый палец с царапиной. 
Про себя я мечтаю лишь о том, чтобы за место царапины, на руке у меня оставался глубокий шрам, напоминающий мне на долгие годы о цене моих поступков и их последствий.
- Я люблю тебя, Лекс.
- Ну, слава Богу, котенок.
Корсаков целует меня в лоб и уходит из больницы. Во мне же складывается полное ощущение того, что жизнь меня за это еще покарает. 
А потом наступает спасительный обморок.