Реабилитация

52.

 Шире открой глаза , живи так жадно, как будто через 10 секунд умрешь. Старайся увидеть мир. Он прекрасней любой мечты, созданной на фабрике и оплаченной деньгами. Не проси гарантий, не ищи покоя- такого зверя нет на свете.

Рэй Брэдбери "451 градус по Фаренгейту"

 Рядом со мной на стол хлопнулась синяя папка, вроде бы ничего неожиданного, но глядя на побледневшее лицо Вознесенского, я вдруг поняла, что открой я ее, активирую бомбу. Довольно странное поведение, для всегда уравновешенного учителя.
- Что там?
Николай Константинович не отвечал долгие секунды, после чего со стоном сдернул с лица очки и опустился в свое кресло. Полчаса назад меня вызвали к нему в кабинет, ничего не объясняя, и теперь я понимала, что это не дежурная проверка.
- Что-то случилось?
На пожилом человеке лица не было, казалось, он постарел еще на несколько лет. Я не любила мучиться в догадках, а потому просто распахнула папку, бегло пробегаясь по тексту глазами.
И вновь я поразилась тому, какой сильной стала за эти годы, мне удалось спокойно вернуть документ на место и слегка прокашлявшись, улыбнуться дорогому для меня человеку.
- Я уволена?
Голос не дрогнул, не сбился. В мыслях мелькнула фотография из памяти нашей подачи заявления в загс, точно такая же роспись украшала праздничный бланк, и теперь красовалась и на бумаге с моим увольнением. 
Точно такая же….
- Я не подписал, дочка.
Выдох.
У меня не было отца, и слышать это от этого пожилого мужчины, просто вышибало из меня дух. Он действительно был для меня тем надежным тылом, который всегда поддерживал меня в худших моментах из жизни.
- Вижу.
- Держи, - по столу ко мне катится еще одна папка, и я буквально боюсь синего пластика как сполохов огня.
Этот документ добивает мое представление о мире, о справедливости и о победе добра над злом. Я чувствую как горю изнутри и могу потушить этот пожар лишь горькими слезами.
- С их слов я слишком стар и мне пора на пенсию то, что я не подписался под твоим увольнением, лишь предлог. 
- Алекс?
- Встанет на мое место.
Четкий план. Корсаков всегда поступал так, следуя четкому плану. Подвозя меня с утра на машине, он уже знал, чем закончится для меня сегодняшний день. И не только для меня. Наш общий отец, человек который разорвал свою душу надвое, и разделил ее между нами, предан им за ненадобностью.
- Но как? – только и смогла выдавить я из себя, отталкивая от себя этот ненужный хлам. Так нельзя, просто так нельзя жить. И люди, которые этого не понимают, просто не живут вовсе. Нельзя предавать, нельзя вонзать ножи в спину тем, кто вам верит.
А еще….
А еще нельзя не любить!
- Мы уйдем вместе!
- Девочка моя, я действительно стар, но не ты. Это не справедливо по отношению к тебе.
Мне захотелось рассмеяться. Долго, истерично, с придыханием и паром из разомкнутых губ. Мне захотелось упасть на пол и забить ногами, как маленький ребенок, ждущий и не получивший конфетку. Но больше этого мне захотелось схватить Пухова за грудки и прижать к стенке. А затем расцарапать лицо Лекса в кровь, и облизать пальцы. 
Меня предали.
Хладнокровно.
Расчетливо.
Безнадежно.
- Мы уйдем вместе! 
Я еще не знала как, но была уверена в том, что такой прекрасный специалист как мой учитель, обязательно найдет работу по душе. И я чем смогу непременно помогу ему. А еще, этот день закончится. Дни все, и плохие и хорошие, имеют свойство заканчиваться, и тогда я встречусь с Егором.
Я обниму его и почувствую, что все остальное не важно, а только он, только его тепло, и пульс в его груди, имеет значение.
- Вика, Александр, он….
Я могла бы оборвать его слова и сказать, что этот человек не достоин того, чтобы о нем говорить, но любому нужно было давать второй шанс.
Твердой рукой, я разблокировала телефон и нажала на набор последнего номера. А ведь я еще с утра, увидев его, поняла, что что-то не так.
- Да?
Если бы я была сильнее, раздавила бы между пальцами телефон, но так лишь услышала скрежет когтей по панели.
- Лекс, я в кабинете у Вознесенского. Можешь подойти?
- Да, сейчас.
Минуты до того, как за Лексом закрылась дверь, тянулись мучительно долго. Вопреки желаниям, я так и осталась стоять на месте, не двигаясь не на шаг. У меня было такое ощущение, что если я пошевелюсь, это повлечет за собой неизбежное крушение моего карточного домика, а я останусь бездомной.
Корсаков вошел в этот кабинет, как уже в свой, и свободно раскинулся в кресле.
- Всем доброе утро.
С этой фразы он начинал каждый наш гребаный день вместе. Эти два человека были для меня семьей, и теперь я понимала, что чувствовали библейские персонажи, Каин и Авель.
- Доброе, Саша.
Коротко ответил Николай Константинович, без грамма злобы, что бурлила у меня внутри.
Я молчала, молчала, пока брала папки со стола, молчала, делая разделяющие нас два шага, молча, протягивала их ему и оставаясь на месте, в мельчайших подробностях следя за его реакцией.
- Да, я в курсе.
Я поверила в это еще утром в машине, а если быть честнее, еще месяцы назад в Москве. Александр Корсаков пройдет по моей голове, с хрустом побед. Он сделает это, потому что способен на многое.
- Ты дерьмо!
Только и смогла подытожить я, все еще глядя в льдистые голубые глаза. Такие родные, с прожилками синего.
- А ты на что рассчитывала, маленькая? В сотый раз, делая мне больно и отказываясь от меня, ты думала, я не буду защищаться? Николай Константинович пострадал из-за тебя, крошка. Он, как и я, всегда защищал тебя, и что вышло.
- Саша! – учитель попытался вмешаться, но мы оба его игнорировали. Это действительно не касалось его.
- У тебя проблемы с душой, раз ты на такое способен. Они у тебя всегда и были, просто я ошибочно полагалась на то, что смогу изменить тебя. Бог с ней с любовью, сексом или свадьбой. Я отдавала тебе всю себя, он, - я указала рукой на учителя, - отдавал тебе всего себя, а как ты отплатил нам, Алекс Корсаков?
Я не дрожала и не кричала. Мой менторский тон был спокойнее чем, если бы я читала молитву перед сном. В отличие от человека напротив меня, я точно знала, что вернусь в уютный дом, возьму за руку любимого человека и подытожу день тем, что моя совесть чиста. Моя совесть была чиста, даже зная, что я столкнула его в пропасть со злом.
- Я любила тебя, Лекс. Когда-то, я тебя действительно любила. Но не теперь. Теперь мне тебя жалко.
- Хватит, - резко обрубил меня он, - хватит, Волкова! Ты действительно ничего не понимаешь, или только прикидываешься дурочкой. 
- Пошел ты к черту, Лекс.
Я видела, как за ним захлопнулась дверь. А еще слышала, как что-то лопнуло в двух сердцах в этой комнате.