Реформа королей 1

ЧАСТЬ 1. ГАРДАРИЙСКАЯ ПРОБЛЕМА. Глава 1. Король Натрияхлоридий

В просторном, залитом светом коридоре стояли двое и с видимым неудовольствием смотрели вверх.
  -  Вот паразит! – Взвизгнул капитан гвардии сэр Ульрих Лопоухий – высокий, статный шатен с лихо закрученными усами.
Мажордом – худой, седеющий мужчина с мягкими чертами лица и вечно спокойный – был даже не удивлён увиденным.
  -  У нас нет гигантской мухобойки? – Задумчиво обратился он к капитану.
Из - под самого потолка, отчаянно цепляясь за лепнину в форме колосьев пшеницы, на них смотрела огромная муха.
Не то, чтобы это была настоящая муха. Скорее, человек в костюме насекомого.
  -  И ведь чуть отвернёмся – сразу напакостит! – Продолжал вопить капитан, размахивая руками. – Гвардия! Гвардия! Тащите пушки, сети, ружья! Отвечай, паразит, где сообщники?
  -  Успокойтесь, здесь никого нет,  -  ответил собеседник, даже не трудясь утихомирить сэра Ульриха.
  -  Это вы так думаете! Он хочет, чтобы вы так думали! Это заговор, они заполонили дворец!
Мажордом – которого звали по фамилии, сэр Мадам – устало потёр глаза. Жизнь в резиденции правителей страны Царос научила его ко всему относиться без особых волнений. А капитан гвардии был слишком нервным. Мог вскочить посреди ночи и побежать проверять посты с криками: «они у ворот!», «Заводите катапульту, седлайте собак, спускайте коней, они точно были здесь, я знаю!» и прочее в том же духе. Но был у этого и плюс – мимо такого параноика ни один лазутчик не пройдёт. А вот подчинённые ему гвардейцы не были столь беспокойными и глазастыми.
По коридору с обеих сторон уже слышался торопливый топот множества ног. Сэр Мадам мысленно снял несуществующую шляпу и так же мысленно попрощался с незадачливым лазутчиком, выбравшим столь нелепый костюм.
 - Ваше Величество! На неделе будет открытие новой школы, вам надо будет и там поприсутствовать.
Мажордом вздрогнул и обернулся. Гвардейцы были ещё далеко, а вот некстати вышедшие из бокового коридора король с министром – всего в двух шагах.
Натрияхлоридий I – высокий, широкоплечий молодой блондин с блёклыми голубыми глазами и красивым лицом, которое можно было назвать аристократическим, если бы не россыпь веснушек – как всегда, имел деловой вид. Он то и дело поправлял сползающие на нос очки с прямоугольными стёклами, уткнувшись в стопку бумаг. Его спутник - министр культуры Грибожуйский, вечно потеющий колобок на ножках – сунул повелителю пёструю листовку.
 - Понял, сообщи церемониймейстеру, чтобы указал это в списке дел.
Под потолком раздались треск и вскрик. Король недоумённо вскинул голову. Блеснули в свете дня линзы очков.
Сэр Мадам бросился вперёд, но не успел вмешаться. Лазутчик рухнул прямо на монарха! В воздух взлетел ворох бумаг; под локтём хрустнули очки.
 - Попался, негодяй! – Торжествующе вскричал сэр Ульрих, и мощным рывком поднял незадачливую «муху» на ноги. Мажордом и один из подбежавших гвардейцев помогли Натрияхлоридию подняться. После чего сэр Мадам вынул из кармана футляр и, достав оттуда новые очки, вложил их в руку короля. Гвардеец торопливо проверял сохранность монаршьей особы.
Прищур полуслепых глаз не изменился даже после того, как Натрияхлоридий надел очки. Лазутчик нервно сглотнул, наткнувшись на холодный взгляд. За долгие годы монарх научился выразительно смотреть - а этот взгляд не предвещал ничего хорошего.
В коридоре стало тихо. Никто не осмеливался издать ни звука.
 - Вжжжж! – Воскликнуло недоразумение и попыталось вырваться. – Я муха, я муха! Вжжж, вжжж!
Его бы охотно приняли за сумасшедшего. Проблема лишь в том, что в его стране – Гардарии – такое поведение было нормой. Лазутчик знал, на что шёл – или летел.
 - К матушке его,  -  наконец, совладав с обуревавшим его гневом, проговорил Натрияхлоридий.
Капитан с кровожадной улыбкой передал муху двум гвардейцам. Те, хохоча, увели несчастного на расправу. Бедный лазутчик вопил и жужжал, уже рисуя в воображении мрачное логово паука.
Хотя что паука… Пауком наряжался его лучший друг.
Мажордом с сочувствием проводил их взглядом, поклонился королю, возле которого уже суетился Грибожуйский, подбирая листы, и поспешил вернуться к своим обязанностям.
Жалел он бедолагу не просто так. У вдовствующей королевы Эрменгарды разговор с лазутчиками и прочими нарушителями порядка был длинный. Удалившись от дел, королева отчаянно скучала, и развлекалась тем, что допрашивала пробравшихся во дворец недругов. Начинала с вопроса, как же он, болезный, докатился до жизни такой. Дальше следовали нотации и вопросы, не относящиеся к цели визита, как - то: сколько ему лет, что он ел на завтрак, как поживают родители и чего они не давали отпрыску для счастья. Некоторые пленники проникались её материнскими чувствами и на короткое время исправлялись. Другие же заканчивали жизнь в тюрьме или на плахе.

Утренний инцидент забылся довольно быстро. Король постоянно попадал в разные неприятности, и долго помнить каждую было себе дороже. Как другим, так и ему самому.
Солик, Солёный, Натрияхлоридий. Будучи ещё младшим принцем, судьбой которого мало кто интересовался, он прочувствовал в полной мере, какое говорящее имя ему дали.
Ему не везло по жизни. Поначалу это было незаметно: мало какой мальчишка не ломал себе что-нибудь, забираясь на верхотуру или просто катаясь на велосипеде. Нат часто ходил в бинтах и пластырях, иногда в гипсе. Но время шло, и принц, а заодно и все обитатели дворца поняли, что с ним что-то не так. Выражение «Натрияхлоридий встал не с той ноги» вполне недвусмысленно означало, что юноша сломал ногу, едва проснувшись. Впрочем, и повредить пальцы, орудуя вилкой и ножом на обеде, тоже ничего не стоило.
Он часто падал с лошадей из-за повреждённой сбруи; когда же всё было в порядке, лошадь сама ломала ногу или оступалась, в результате чего сбрасывала седока. И Нат в этот момент рисковал удариться о некстати подвернувшийся корень или камень. Больше всего трат приходилось на медикаменты и гипс для незадачливого принца, нежели на наряды и подарки для него.
Были времена, когда Нат отказывался вставать с постели, выходить из комнаты и даже есть. Ему бы повезло, и он умер от голода или травм в своих покоях, но вмешался наследник, Амари. Оба принца любили друг друга нежной братской любовью; Нат  не посмел ослушаться и открыл дверь.
 - Ты же счастливчик, Нат, - убеждал Амари, расхаживая вокруг постели братишки. – Если бы со мной случилась и половина того, что досталось тебе – меня бы на свете уже не было. А ты вон, живой и шевелишься. Идём уже.
 - Я себе снова что-нибудь сломаю, - бурчал подросток, обнимая одеяло.
 - Вот если прямо сейчас сломаешь – на себе понесу!
 - Я тяжёлый…
Амари резко подбежал к кровати и опёрся о перины с такой силой, что кровать спружинила.
 - Тогда… тогда и я себе что-нибудь сломаю! Хочешь?
 - Нет, конечно нет! – Воскликнул Нат. – Лучше пусть и все твои шишки мне достанутся!
Старший принц сел рядом.
 - Знаешь,  -  прозвучало в тишине. – Со мной ведь ничего плохого не случается. Может, ты ещё в утробе матери пожелал то, что сейчас сказал вслух?
Эта мысль перевернула мир младшего принца. С тех пор он не жаловался на свою жизнь. Нат был твёрдо уверен: вся эта боль ради Амари.