Религия теней

Глава I. Ночь придёт, и тьма грядёт

Дни шли за днями, и состояние Камелии ухудшалось. Берта и Джереми не могли понять, что случилось с их дочерью. Она увядала, словно роза, накрытая стеклянным куполом. Тонкая белая кожа, как у фарфоровой куклы, с прожилками голубых вен пугала родителей. Камелия надевала пышные платья с тугими воротниками, скрывающие тонкую шею, и длинные перчатки до локтя. Она выходила на улицу с кружевным зонтом, под которым можно было спрятаться от лучей солнца и назойливых глаз прохожих. Кашель раздирал грудь, а ноги с трудом передвигались по тенистой аллее, будто путы сковывали щиколотки и тянули к земле.

Камелия по-прежнему ходила с отцом на кладбище и наблюдала за господством смерти, а вечером рассказывала матушке о синих огоньках, витающих в воздухе. Они были так похожи на светлячков. Берта невольно вздрагивала и вспоминала зловещий год, когда земля была усыпана зелёными яблоками. В памяти отпечаталась примета, гласившая, что в урожайный год рождаются дети тени. Прислужники дьявола. Берта не хотела верить в эту чушь, которую породили слухи невежественных старух на рынке. Угольный дым окутывал Лондон, а земля пропитывалась очистками и грязными отходами. Урожая с каждым годом становилось всё меньше, а в приметы верили всё больше. Люди подхватывали легенды, и они как свора бездомных псов неслись по улицам Лондона. Джереми предпочитал верить только в Бога.

– Дорогой, тебя не смущает, что Камелия видит их?

– Берта, мертвецы не выходят из могил и не превращаются в светлячков, – мистер Говард покачал головой и укорительно посмотрел на жену. – Тебе следовало читать ей меньше сказок в детстве, ведь я говорил, что ничего толкового из этого не выйдет. Было бы больше пользы, если бы она вышивала каждый день.

Камелия стала меньше есть и больше спать. Шоколадный пудинг уже не казался таким вкусным, а мысли тянулись как патока. Миссис Говард приказала обставить спальню дочери цветами. Жардиньерка с глиняными горшками, откуда ниспадали папоротники, стояла у окна. Стены украшали шиповник, жасмин и ирисы. В комнате витал цветочный запах, и Камелия, просыпаясь, чувствовала, будто находится на залитой солнцем поляне.

Родители были не в силах понять, какая болезнь одолела Камелию. Она улыбалась как прежде, сидела у камина, слушая, как потрескивают сухие поленья, и иногда ходила на рынок вместе с миссис Крофтон, теряясь среди женщин и мужчин, которые носили на головах корзины с овощами и фруктами.

Возвращаясь к полудню, Камелия садилась за стол, и чета Говард обедала в тишине. После еды у Камелии часто начиналась лихорадка. Тело сотрясала дрожь, а щёки покрывались неестественным румянцем. После очередного приступа миссис Говард уговорила мужа пригласить в дом травницу. Тайком, чтобы их особняк не оброс новыми слухами.

Болезнь можно вылечить, но если играешь с дьяволом, как иногда казалось Берте, когда она смотрела в отрешённые глаза дочери, – лекарство найти куда сложнее. Вечером, как только сумерки сгустились над улицей Чип-Сайд, порог дома перешагнула Агна. Длинная юбка касалась пола, а руки, увешанные железными браслетами, придерживали плетёную корзинку, которую она прижимала к груди. Чёрные, как уголь, волосы едва прикрывали плечи.

Агна теребила пальцами кончик крючковатого носа, и Камелия видела в ней хищную птицу. Широкие синие рукава напоминали крылья, а нос – клюв. Камелия не доверяла этой женщине и не хотела, чтобы её осматривали, но противиться воли матери не могла, особенно когда за её строгим взглядом скрывалось беспокойство и даже страх. Травница попросила миссис Говард покинуть залу и захлопнула дверь. Она положила в чашу шалфей и занавесила окна муслиновыми шторами. Комнату озарил дрожащий огонёк свечи.

Камелия дрожала и старалась не кашлять, сжимая губы. Проворные руки ощупывали шею и плечи, сминая одежду, и Агна всё время что-то бормотала себе под нос. Она встала за спиной Камелии и опустила широкие ладони на голову. Тихий голос убаюкивал, и тело покидал страх.

– Когда впервые тяжесть сковала твою грудь?

– В воскресный день на рынке, когда мы с миссис Крофтон ходили за продуктами.

– Расскажи мне об этом дне.

Камелия стала вспоминать лай собак, людские голоса и вой ветра. Люди толкались, кричали, и она помнила голодные взгляды. До сих пор слышала ругань хозяина бакалейной лавки, у которого бедняки украли яблоки.

– Всё было как всегда. Мы купили продукты и пошли домой, чтобы успеть к ужину.

Может быть, Камелия не хотела выдавать миссис Крофтон, ведь если Джереми узнает о порванном платье или суматохе, в которую они попали, то сразу уволит её. Может быть, Камелия просто боялась Агну.

Спустя полчаса Агна потушила свечу, зажав фитиль пальцами, и распахнула двери.

– У вашей дочери грудная болезнь, мистер и миссис Говард, – Агна достала из корзинки ивовую ветку и вложила в руки Камелии. – Если вы будете делать так, как я говорю, с Камелией всё будет хорошо.

Берта внимательно слушала травницу, а Джереми недовольно качал головой. Очень часто он не мог отказать жене, даже если затея казалась абсурдной.

Камелии предстояли долгие недели лечения. По ночам она стала просыпаться от кошмаров. Жажда мучила её: в горле пересыхало, а шея немела, и приходилось растирать кожу пальцами. Она мечтала, чтобы кошмары испарились в чёрном дыму, который окутывал дома сумраком. Сумрак поселился и в душе Камелии. Она лежала, глядя в потолок, и ждала, когда за окном рабочие зажгут фонари, но даже их свет не мог рассеять тьму, которую она ощущала кожей. Липкую и грязную, как туман.

На утреннем столе стало появляться больше овощей и фруктов. Кухарка каждый день варила гороховый суп, потому что, по словам Агны, он отпугивал хворь, как чертей ладан. На обед, если на стол снова подавался суп, в него клали несколько сырых улиток, которые должны были вытянуть болезнь из тела Камелии. Сначала она не хотела пробовать их, но потом отважилась. Улитки на вкус были как устрицы. В полдень Камелия прикладывала сухую ивовую кору к груди и лежала с закрытыми глазами, пока не начинала засыпать.