Репортаж

Репортаж

Римма укладывалась спать со смешанными чувствами. С одной стороны, ей перепало настоящее журналистское задание. С другой стороны, редактор никаких теплых чувств к вчерашней школьнице не питал, и вообще всем своим видом показывал, что на испытательный срок ее принял от безысходности. На этом фоне задание смотрелось подозрительно простым и понятным: навестить глухой колхоз «Светлый путь», взять короткое интервью о намолотах-обмолотах и сделать одну сопроводительную фотографию к будущей статье.

Интервью прошло без сучка без задоринки. Начальник колхоза Александр Михайлович, весь выбритый, отглаженный и не по-деревенски представительный, встретил отчаянно старающуюся не робеть журналистку как родную. Пригласил в кабинет, усадил в удобное кресло, рассказывал об успехах и достижениях часами, с перерывом на обед. Римма только и успела диктофон включить, а дальше полилась речь, что песня, слова не вставить! Вся техника, трактора, комбайны, сеялки и веялки по номерам инвентарным, все культуры, что выращиваются, значения общих и посевных площадей, урожаев, сборов… Красивую фотографию комбайна на фоне золотых колосьев приложил, обещал назавтра до города подвезти, а пока предложил устраиваться переночевать.  

В отличие от кабинетов директора и прочих начальников, в дальнюю часть конторы ремонт пока не дошел. Коротенький коридор с дощатым облупившимся полом вел в комнатушку для ночевки приезжих. Выкрашенные синей масляной краской на высоту полутора метров стены. Выше – побелка, хлопьями отходившая в углах и под потолком. Белые трубы чугунных батарей. Из углов выползала промозглая, пахнущая нежилым, сырость. В колченогой тумбочке что-то упорно весь вечер шуршало, и открывать удерживаемую согнутым гвоздиком дверцу Римма побоялась. Встречаться с мышами в ее планы не входило.

Робкие надежды на то, что еще более обшарпанная дверь напротив ведет в санузел, не оправдались – все удобства располагались во дворе, под яблонями.  

Девушка неохотно повесила на изножье кровати джинсы с байкой и юркнула под колющее даже сквозь ситцевый пододеяльник одеяло. Поёрзала, устраиваясь на скрипучей панцирной сетке под перелай деревенских собак.

Хотя вроде бы все было прям по заветам модных сомнологов: и прохладное помещение, и прогулка на свежем воздухе, и шелест листвы на ветру за окном, – сон шел неохотно, никак не желая сменять собой липкую дрему.

***

Посреди ночи раздалось хриплое воронье карканье, вскоре сменившееся скрежетом когтей по жести. Из-за окна, выходившего на яблоневый сад, послышался отголосок лошадиного ржания и приближающийся перестук копыт. Скрипнула, приоткрывшись от влажного ветерка, форточка.

Пушистая трехцветная кошка, на секунду задержавшись на окне, спрыгнула на пол. Отряхнулась, принялась было вылизывать шубу, но, не сдержав охотничий азарт, припустила за клубом пыли, укатившемся от сквозняка под стол.

Лампочка накаливания в настольном светильнике – грибке сама собой натужно замерцала, успев на мгновение выхватить из темноты невысокую фигуру с пышным конским хвостом, и с хлопком перегорела. Вази́ла, недовольно фыркнув, поправил плоский кепарик между лошадиных ушей, закатал рукава робы и решительно двинулся разбираться с освещением.

Ворона, скрежетавшая на крыше, вроде бы угомонилась, упорхнула, но через секунду на форточке материализовалась нахохленная фигура Жытнего деда. Он отряхнул с себя птичьи перья, кряхтя сполз на подоконник:

– Здоров будь. Тебя тоже Хатник зазвал? Заняться ему нечем, меня, полевого хозяина в такую пору отвлекать!..

– Не только тебя пора горячая, – пробурчал Вазила, одному ему ведомым умением восстанавливая освещение. – Комбайны почти закончили, так бульбоуборочники надо пересмотреть перед выпуском…

– Да вы в курсе вообще, что в деревне происходит?! – выкатился из-под стола вздыбленный Домовой, нервно отряхнул от разноцветной кошачьей шерсти белую байку. – Сегодня дире-э-ктор наш интервью давал! А наговорил-то!..  «Машинный двор полон новехонькой техники!.. Потому у нас и урожаи во-о-от такенные!..»

Возмущению остальных духов не было предела. Особенно взвился Вазила: прижал уши к шее, выпятил губу, зафыркал, затопал копытами:

– Новехонькой? Это забугорной, которую обслуживать куда тщательнее нужно, чем отечественную? Да, есть такая… и стоит колом до последнего, что б не поломалась, а то ж на сервис отправлять придется! На что уж я – дух за транспорт ответственный – и сам еле разобрался!  Лучше б дубина наша начальствующая механиков на обучение послала! Мишку, например, или Кирюху: золотые хлопцы, живые, способные! Все винтики-шпунтики наперечет знают, из двух разваленных «беларусов» рабочий собрали и мотоблок на сдачу! Я за ними всю зиму в мастерской наблюдал, помогал да радовался! – дух распалялся все больше и больше. Не в силах оставаться на одном месте, прошелся по комнате быстрой рысью, вскочил на табурет и, словно Ленин с броневичка, продолжил: – А если б пиджачник этот поменьше над новым автопарком трясся..!

Древняя табуретка не выдержала, подломила ножку, мягко осев в серый клуб не то пыли, не то шерсти. Домовой неодобрительно кашлянул, выразительно покосившись на растянувшегося на полу Вазилу.

– В общем, вроде и есть эта техника, да работать выезжает, только когда вся старая одновременно на ремонте оказывается, – уже гораздо спокойнее и печальнее закончил копытный дух, поднимаясь и деланно отряхивая пропитанную машинным маслом робу.

На подоконнике горьким скрипучим смехом зашелся Жытны дед:

– Так вот из-за чего едва-едва успели в нужный срок поля засеять!..

– Тебе ли, Полевой, жаловаться? – Домовой тем временем перекатился, как тот пыльный клуб, к Вазиле, принялся чинить табурет: – На полях ведь степные черноземы, земля сама родит, хоть ты палку воткни и на лето забудь – все равно по сорок центнеров с гектара соберешь…

– Заканчивай, а? По больному бьешь! – простонал Жытны дед, сердито распушив не то перья, не то колосья, застрявшие в лохматой гриве и длинной накидке.