Глава 1
– Следующий!
Я бросаю беглый взгляд на длинную вереницу подростков, сидящих и стоящих вдоль стены больничного коридора. Да, вот и моя очередь. На негнущихся ногах прохожу в кабинет и закрываю за собой дверь. Не так и страшно: две женщины в белых халатах, у каждой свой стол. Чистый и сияющий белизной кабинетик, хоть и совсем тесный. Одна из врачей как раз делает прививку какой-то девочке, а у второй медички, молодой и симпатичной, свободно. Я сажусь.
– Добрый день, – здороваюсь. Врач улыбается мне, не отрываясь от заполнения бумаг:
– Смотри. Это твой договор – просто согласие на вакцинацию. Можешь почитать. Здесь, – она указывает на пустой квадрат под текстом, – здесь нужно поставить отпечаток указательного пальца правой руки. А тут, где пустая строка, впиши свои имя и номер.
Не вчитываясь в текст, я тут же макаю палец в специальную чернильницу и тыкаю в квадратик. Вывожу ручкой "Вероника 11734"; хотя почерк у меня всегда был не ахти, сегодня я умудряюсь сделать описку даже в собственном номере, приходится зарисовать неудавшуюся цифру уродливым чернильным пятном.
Хочется одного – чтобы это скорей закончилось. Я не из тех, кто падает без чувств от вида крови, но на вакцинации волнуются все. Тем более зная, что за ужасы ждут впереди. Но лицо медички внушает доверие. Она выглядит совсем молодой, немногим старше меня; темноволосая, круглолицая, с неброским макияжем и в аккуратно выглаженном халате.
– Хорошо, – она прикрепляет мой договор к другой бумажке и прячет в ящик стола, – давай руку. Можно любую. Волнуешься?
– Немного, – признаюсь я. Протягиваю левую руку, закатываю рукав свитера выше локтя. Как будет легче: смотреть, как делают укол, отвернуться или вообще закрыть глаза? Но не успеваю я определиться, как врач уже протыкает кожу тонкой иглой. Почти не больно – как уколоться при шитье.
– Ой, – вырывается от неожиданности.
– Вот и все. Не так и страшно, да?
Я киваю.
– Ждём тебя в восемь, Вероника, – улыбается медичка.
Надо же, запомнила моё имя. Мне нравится, когда меня называют Вероникой, а не по номеру, как в школе. Конечно, Вероник в Пентесе может быть много, а вот 11734 – только я, но этот номер такой… безликий, что ли. Он мог принадлежать кому угодно, кто родился бы в тот же день, что я, но на минуту раньше. Но достался мне – чистая случайность. Номера всегда казались мне не именами, а скорей названиями людей.
На город спускаются сумерки, но я знаю свой район как собственные пять пальцев и могла бы пройти его даже в кромешной темноте. Путь мой лежит вдоль стены, увенчанной колючей проволокой. За ней – пустота, ничто; бесконечная пустошь, где даже растения жить не могут. И зачем там колючая проволока? Кто вообще может попытаться уйти за стену? Там ведь нет ничего, кроме Ксеноса, смертельного вируса, выкосившего почти всё человечество сорок лет назад. И никакая вакцина не может дать гарантию, что ты не заразишься. Некоторые люди, которым по работе приходится бывать по другую сторону стены, заболевали и умирали, несмотря на вакцинацию. Но раз есть проволока, значит, есть и отморозки, которые пытаются перелезть через стену. Не представляю себе, куда еще может привести любопытство.
По правую руку тянется ряд одинаковых небогатых домов разных оттенков ржавчины. Я нахожу круглый зеленоватый камешек и до конца пути пинаю его сбитым носком кроссовки. Вдалеке уже виден мой дом – такой же, как два соседних, одноэтажный, ржавый, на высоком фундаменте; я взбегаю по крыльцу и трижды стучу – наш с Ба код. Но Ба не открывает: наверное, спит в своём кресле. Приходится доставать ключ и отпирать дверь самой. В комнате я и правда обнаруживаю Ба, посапывающую в пластиковом кресле-качалке. Разумеется, она снова забыла выпить свои лекарства.
Я отправляюсь на кухню: хочется хоть чем-нибудь перекусить перед предстоящей тяжёлой ночью. Что меня ждёт? Никто не мог рассказать мне как следует. Ба слишком старая, при ней вакцинацию еще не делали. Мать, когда я была маленькой, говорила, что в реакции нет ничего страшного – просто немного поболит. Мой лучший друг Артур, уже прошедший вакцинацию два года назад, сказал: "это слишком мучительно, ты не выживешь, неженка!" – ничего более серьёзного выбить из него я так и не смогла. Так чего мне ждать? Я не боюсь боли; боюсь, конечно, но умею терпеть. Я дважды ломала руку, когда мы с Артуром лазали по крышам – и ничего. Но ведь реакция – это другое.
Я открываю дверцу кухонного шкафчика и обнаруживаю только гнетущую пустоту. Внутри всё ещё пахнет орехами, которые недавно здесь лежали. Желудок тут же жалуется ноющим бурчанием. Зато в маленьком ящике возле стола я нахожу открытую упаковку риса и чуть оживляюсь. Значит, все-таки смогу поесть сегодня. Набираю в кастрюльку чуть ржавой воды из крана и уже собираюсь всыпать рис, как вдруг в дверь стучат. Я едва не рассыпаю крупу по всей кухне от неожиданности: кого могло принести в такое время?
А за дверью оказывается Артур. На нем синий комбинезон – униформа завода, где он работает; волосы блестят влагой, словно он окунался в воду, чтобы освежиться после работы в цеху. Хоть не замёрз, пока шёл? В руках Артур держит пластиковую жёлтую корзинку.
– Ты ведь еще не спешишь?
Я обнимаю его – давно не виделись, почти месяц. Раньше мы учились в одной школе и встречались каждый день, но потом, когда Артур выпустился и стал работать, мы все реже находили время друг для друга. Тем более что сейчас у сестры Артура родился малыш, и всей семье приходится тяжело работать, чтобы кормить молодую мать и ребенка.
Он входит, усаживается за стол и принимается раскладывать свою корзину.
– Мама передала немного угощений, нельзя же терпеть реакцию на голодный желудок, – на столе появляются буханка хлеба, кусок сыра, ветчина, банка с маринованными грибами, пара яиц, завёрнутая в пищевую плёнку половинка пирога и несколько яблок. Я начинаю протестовать: