Результативная обида

1

Пританцовывая и напевая, Глаша зашла в подъезд и тут же наткнулась на своего старинного друга Арка. Вообще-то он звался Кондратом, но имя свое не любил, укоряя за него родителей, и даже собирался со временем его поменять, вот и предпочитал отзываться на кличку, сокращенную от фамилии – Арканов.

– Привет! Чего такая довольная? – мрачновато спросил он, глядя на ее круглое румяное лицо.

– Последний день учебы, – она несколько удивилась его недружелюбному тону. Обычно он был снисходительно-добродушен. – Завтра каникулы. А ты чего такой хмурый? Оценки плохие?

Они учились в одной школе, но в параллельных классах, поэтому Глаша ничего об его успеваемости не знала. Да она ее и не волновала.

– Оценки как оценки, – пробурчал он. – Просто отец путевку купил мне в спортлагерь сразу на две смены, чтоб я по двору зря не шатался.

Глаша вовсе не сочла это наказанием.

– Да? Это же здорово! Давай я родителей попрошу, чтоб мне купили путевку в этот же лагерь и поедем вместе? Вот весело-то будет! Ага?

Он отшатнулся, будто она предложила что-то на редкость непотребное.

– Ты чего? Что ты там делать будешь? В спортивном-то лагере? С твоим весом только на турнике висеть, как лягушка, подтянуться уже не сможешь. Ты же натуральная плюшка-ватрушка! Мне с тобой рядом будет просто стыдно!

И ушагал, сердито насвистывая.

Глаша прерывисто вздохнула, едва сдержав слезы. Ну да, у нее килограммов двадцать лишнего веса. И что? Прежде его это не волновало. Они ходили всюду вместе, и Арк никогда не называл ее плюшкой-ватрушкой. Но хоть не шаньгой, и на том спасибо.

Хлюпая носом, пришла к себе. Квартира была пуста, родители на работе, брат – в универе. Чтобы утешиться, сразу ринулась к холодильнику. Так, что тут у нас вкусненького? Вытащила вчерашний пирог с рыбой, испеченный мамой, молоко, сыр с маслом и сделала огромный сэндвич. Проглотив это, успокоилась и принялась рассуждать уже более-менее здраво.

Итак, что она имеет? Первую ссору с лучшим другом, которого считала почти женихом. Но почему он так себя вел? Это было на редкость странно, ведь толстушкой она была всегда, но Кондрат никогда ее не дразнил, в отличие от других мальчишек.

Заподозрив неладное, позвонила своей закадычной подружке Доре, полностью Доротее, тоже жертве родительской любви к старинным именам. Та, чуть слышно пофыркивая, выслушала ее и проницательно заявила:

– Ну и дура же ты, Глашка! Кончилась твоя детская дружба. Все знают, что Арк за Милицей из девятого «А» ухлестывает, нашей «мисс школы», одна ты ничего не видишь. Вот он и взъелся, что его отец подальше от нее отправляет. Видно, там дела далековато зашли, раз такие кардинальные меры принимаются. А ты навоображала чего-то несусветного типа вечной любви.

Подружка еще что-то вещала, но Глаша ничего не слышала. В ушах стучал пульс, в голове крутилась одна только мысль: «как же так»? Но прощальные слова Доры все же влезли ей в уши:

– Тебе надо собой заняться. По утрам бегать, что ли. И неприятности не заедать, как ты это любишь делать. А то ты, уж извини, скоро поперек себя будешь шире.

После этого позитивного разговорчика Глаша снова отправилась на кухню, доела пирог, сыр и колбасу, и шлепнулась переспать все свои неприятности. Вечером встала от шума – пришедший с учебы брат включил музыку и громко напевал мелодию прямо у ее дверей. Пришлось вставать.

– Ух ты! – Славка уставился на нее насмешливым взглядом. – Ты на себя в зеркало глядела? Иди погляди, красотка!

Брат всегда обращался с ней иронично и неприязненно, будто к конкурентке. Наверное, так и не простил, что после ее рождения ему пришлось отдать какой-то малявке почти все свои игрушки, что для пятилетнего мальчишки оказалось слишком сильным ударом. То, что ему купили другие, и даже лучше, его не утешило. Он так и не перестал считать Глашу узурпаторшей и относился к ней соответственно.

Она поплелась в большую комнату. Стоявшее там большое зеркало, отразившее ее похожую на пельмень фигуру, настроение убило окончательно. Но хуже всего было то, что на ее лице вместо нормальных голубых глаз зияли две крошечные опухшие щелочки, как на японских гравюрах, а видела она ровно столько, чтоб не споткнуться на ровном месте.

Глаша горестно вздохнула, укоризненно покачав головой своему несуразному отражению. Вот не надо было перед сном пить столько молока, да еще и реветь потом в подушку!

Пошла умываться, чередуя холодную и горячую воду, но неприятная процедура не помогла. Пришедшая с работы мама посоветовала ей сделать компресс из натертой сырой картошки, а сама принялась по просьбе мужа печь блинчики. Естественно, Глаша не смогла отказать себе в удовольствии съесть всего-то десяток, правда, с очень вкусным земляничным вареньем, которым щедро поливала каждый блин, зная, что все это непременно отложится на талии лишними килограммами.

И почему папа, ужинавший вместе с ней и съевший ничуть не меньше, да и брат с мамой, ни в чем себе не отказывающие, даже не стройные, а поджарые? За что же ей одной такое наказание? Ведь больше среди ее родственников толстяков нет, она одна удалась такой на редкость безобразной.

Легла поздно, просидев в соцсетях и жалуясь на горькую судьбину всем подряд, правда, под дурацким ником «ходячее несчастье». Обычно она чувствовала себя вполне жизнерадостно, но неприятности этого дня изрядно подкосили ее уверенность в себе.