Ридеры

Читатели.

Читатели

The future contained in time past

(Eliot)

Дина Пустовая

: +

Если бы не Чайковский в наушниках, Дина, наверное, плакала бы тише. Отец всегда говорил - не следует демонстрировать эмоции – уметь держать себя в руках при любых обстоятельствах – признак хорошего воспитания. Так что, может, и к лучшему, что сейчас ее завывания слышат только глухие, грязные стены, пыльные окна с оборванными жалюзи, обильно покрытыми полустершимися надписями, и вонючие мусорные баки. Бедняга Чайковский безусловно точно знал – брести ночью по длинному темному переулку – вовсе не значит обрести что там, впереди, в конце. Даже если и хорошенько поспешать. По пути Дина не раз оглядывалась – не тащится ли за ней Тень? Не выбралась ли она? Наконец, здесь, где все дышало безнадегой и холодом, ей стало безразлично. Позади остались мрачные подъезды, сумрачно нависшие тусклые фонари, пугающие граффити, впереди шумела площадь или перекресток, гудели машины, свет был ярким, словно днем. Даже ночью люди не могут угомониться, думала Дина.

В фильмах девушки плачут очень красиво, ей же несколько последних минут отчаянно хотелось высморкаться.

От нарастающего света впереди отделился тонкий силуэт – навстречу решительно двигалась женщина на высоких каблуках в короткой юбке и куртке с поднятым воротником. Дина опустила взгляд, надвинула поглубже капюшон пальто. Когда они поровнялись, Дину удивили ее глаза – в темноте, на неясном лице они были наполнены отчаянием, решимостью и, быть может, даже ненавистью. Да еще такие необычные – светло-зеленые, почти прозрачные. Или это союз мрака и электрического света из конца переулка делал их такими? Они запомнятся ей надолго. «Детский альбом» звучал немного наивно, но вместе с тем уверенно, мастерски, «Болезнь куклы» как раз завершалась в тот момент, когда женщина, уже вроде бы прошедшая мимо - слева от Дины, на вполне корректном расстоянии, вдруг решительно развернулась на каблуках, схватила ее за плечи и прижала к стене.

Опешив и выставив руки перед собой, Дина попробовала оттолкнуться, как-то защититься от того, что будет дальше – может, ее ограбят (с собой ничего нет, то есть вообще ничего) или зарежут ножом. Но эта безумная, которая была намного выше, всего лишь решительно и довольно больно навалилась ей на грудь, прижала голову к стене и грубо, вдумчиво принялась целовать. Скосив глаза, Дина увидела скорбную складку возле ее носа, усиленную гримасой отвращения, спутавшиеся крашенные волосы. Пахла женщина каким-то удушающим парфюмом и, кажется, немного кофе.

Собравшись с силами, Дина стала отчаянно мычать и уворачиваться, но женщина оказалась сильной, обеими руками она держала ее запястья, которые лихорадочно бились, словно воробьи, купающиеся в пыли. Отец никогда не учил ее защищаться, он следил, чтобы она правильно питалась, занималась йогой, танцами или плавала, вопрос ее безопасности всегда решался просто – ни шагу за ворота. И еще, конечно же, была Тень. Дина и не думала, что ей когда-нибудь придется драться.

Поцелуй длился настолько долго, насколько этого, по-видимому, хотела ненормальная. Дину била мелкая дрожь. Когда она наконец освободилась и, споткнувшись о камень, вывернулась и побежала, никто не бросился ее догонять, никто не выкрикнул ругательства или проклятия. Выбравшись на ярко освещенную улицу, перепуганная, она отважилась обернуться. К ее удивлению, женщина, скрючившись и прислонившись к стене, сидела на корточках, как будто ее тошнило. Если бы Дина оглянулась еще раз спустя минуту-другую, она бы увидела, как та повалилась боком на заплеванный асфальт, рядом с обрывками грязного пластикового пакета, высосанными банками и рваной одинокой шерстяной полосатой перчаткой.

Только теперь Дина вытащила наушники, и невинные, благодаря своей гениальности музыкальные забавы Чайковского потонули в реве машин. Со стороны кинотеатра ей навстречу в переулок влетел парень, чуть не сбил с ног - одетый в неприметно-черное. Он подбежал к женщине, чтобы с трудом поставить ее на ноги и увести дальше по переулку – в другую сторону.

Дина часто дышала. Она нащупала в карманах пустоту и подумала, что тут могло бы лежать, будь она самой обыкновенной девушкой 16 лет – жвачка? ключи от дома? мобильник? Потрогала губы - они распухли и были словно чужими. «Боже правый,» - пробормотала Дина, просто чтобы удостовериться, что они могут шевелиться, а она может говорить. Чего хотела эта сумасшедшая? Чтобы успокоиться, она закрыла глаза.

Мне любо вечером в разгаре лета,

Лишь ливни злата запад обольют

И гнезда облака себе совьют

На зыбках ветерков, с тщетою света

Душой проститься и укрыться где-то

От мелочных забот, найти приют

В душистой чаще, где не ходит люд, -

Мне сердце оживит услада эта.

(Кидс)

Прерывисто вздохнув, поглубже засунула руки в карманы клетчатого шерстяного пальто, под которым - только трусики (вынеслась из дома сломя голову, улучив момент и схватив, ах, да что попало – ведь она не планировала побег, как-то все само собой сложилось…), поправила съехавший капюшон и быстро зашагала вдоль ограды парка. Робость и волнение захлестнули, затопили с головой, она стала нервно оглядываться – не кажется ли людям, что она слишком странно выглядит? Слезы снова покатились.

Ей еще так о многом нужно было поплакать.

: )

Как прекрасна ночная река, - пели нестройные волны, ударяясь о прибрежные камни, корни ивняка и брошенные пустые бутылки. Дина, перевесившись через парапет, с интересом разглядывала воду, блестящую и величественную. По обеим берегам горели, подмигивая, яркие огни, из-за течения их отражения будто бы тоже плыли, размытые, но все такие же притягательные и сияющие. Дина с мрачным удовлетворением ждала этого - со стороны трассы раздался резкий, знакомый автомобильный гудок. Она нехотя повернула голову.