Рифейские горы

Часть 42

Он временами приходил в себя, но очень не надолго. И каждое возвращение сознания было настолько кратким, что предыдущее вспоминалось, как сон, как бред, – не более того. После каждого раза в памяти сохранялись лишь ощущения, и отражения негромких голосов, усиленные эхом.

Он часто в моменты просветлений вспоминал одно из таких ощущений: чувство лёгкости собственного тела, его невесомость и полную расслабленность. Так, должно быть, чувствует себя ребёнок в чреве матери. Тепло, влажно и очень хорошо.

Возможно, это душа твоя собиралась покинуть тело. Тогда получается, что ты был мёртв. Или ты и сейчас мёртв?

Айвар открыл глаза, но перед ним была лишь чернота. Камень был над ним, камень. Да, тебя похоронили, помнишь, как у тебя дома умерших и погибших относили в пещеры, укладывали в специальные ниши в скалах. Вот и ты сейчас здесь, где тихо, покойно, хорошо.

Но я же не мёртвый! Я – живой!!!

Рывком поднялся на руках – позвать! окликнуть! чтоб вернулись, забрали отсюда – и упал на спину со стоном. Больно! Эта боль в груди, она дышать не даёт. Откуда эта боль? Откуда она?

Глаза закрыл, зажмурился, но картинки недавнего прошлого мелькали, заслоняя одна другую: огни костров, белая бычья шкура, люди, много людей вокруг, и лицо молодого длинноволосого парня. Имя его само всплыло из памяти: Дайрил! Царевич Дайрил...

По глазам ударил яркий свет, и Айвар поморщился, отворачиваясь. Ещё раньше успел в почти полной темноте при свете крошечного светильника увидеть фигуру сгорбленного человека, седую, совершенно белую бороду и блестящие, отражающие в себе огонь зрачки. Знакомое лицо. Да, это был тот старик-лекарь, у которого он просил планки для перевязки.

- Тихо. Лежи, не двигайся. Тебе нельзя вставать.

Аранские слова, плавные, тягучие от обилия гласных, но Айвар понимал их смысл. Сам спросил:

- Где я?- Голос беззвучно шелестел, и сам себя не услышал, но лекарь отозвался:

- Ты в безопасности. Здесь тебе помогут. Помнишь бой?- Айвар чуть-чуть повёл подбородком: да.- Ранение своё?- Ещё один кивок.- Меч между рёбер прошёл, тебе повезло, мараг... Но зато в лёгком дырка – это уже плохо...

Аран говорил и с удивлением видел, что чужак понимает его язык. И вообще он странный очень, так и хочется расспросить его, узнать, почему он носит на груди знак Матери. Откуда священное сочетание сил известно ми-аранам? Это ещё Айнур – главный жрец – ничего не знает. Он бы заставил говорить этого марага, не считаясь с его нынешним состоянием.

- Сколько?- спросил Айвар, скашивая глаза на старика.

- Пятый день уже кончается.- Тот поправил одеяло, стараясь не глядеть на наколку на груди ми-арана.- Поспи. Сон лечит лучше любого лекарства.

Айвар послушно глаза закрыл, дышал осторожно, тянул воздух через сжатые зубы, и повязка, тугая, как обруч, сдавливала грудь при каждом вдохе.

Ты жив, и это главное.

Перед глазами проносились эпизоды из ритуального поединка, самые опасные атаки царевича, и это нелепое ранение. Ведь сам допустил непростительную глупость, подпустил его слишком близко, а когда была возможность ударить, просто уходя под меч, подвела правая рука. Это всё эти проклятые переломы пальцев!

Знал ли хоть кто-то, кто смотрел на тебя со стороны во время боя, какого труда стоила тебе эта лёгкость атак и простота блокировок? Каждый раз, когда меч ловил щит или клинок, удар болью отзывался в руке, особенно, в раздробленном когда-то мизинце. Он почти не сгибается, от этого в хватке нет прежней силы. Так и кажется, что сейчас пальцы сами собой разожмутся – и ты просто позорно выронишь свой меч на землю.

Араны почему-то решили сохранить тебе жизнь, несмотря на ранение в этом поединке, даже взялись лечить.

Интересно, а как Лидас с Кэйдаром? Что стало с ними?

Не удержался, спросил, хотя старик уже успел отойти:

- А те... двое... что со мной были...

Пламя светильника плясало где-то справа, высвечивая стены просторной пещеры, она в темноте казалась просто огромной. Аран возился у очага, разжигал огонь, поднял на Айвара бледное в полумраке лицо, сам спросил неожиданно:

- Знаешь наш язык? Откуда? Мы не позволяем ми-аранам... Любой чужак, попавший сюда, либо умирает, либо становится рабом, он навсегда остаётся здесь. Ты сам впервые в наших землях, мараг, откуда тогда?

- Их убили?- переспросил уже в голос Айвар, оставив вопросы арана без ответа.

- Нет!- резко ответил старик, снова отворачиваясь, уже вполголоса добавил:- Пока. Наш царь оставил их для себя. Весной в хозяйстве много работы...

Айвар усмехнулся невольно, представив лицо Кэйдара в ту минуту, когда царь аранов объявил ему о своём решении. Кэйдара – и рабом?! Для него это хуже смерти. Он лучше умрёт, чем признает над собой чью-то власть. Лидас, он из другого теста, он может смириться, но только не Кэйдар.

Рассуждая сам с собой, Айвар и предположить не мог, насколько он оказался прав. Действительно, Кэйдар взбунтовался сразу, высказал царю Даймару прямо в лицо все свои претензии и недовольство, кричал на аэлийском, не задумываясь над тем, понимают его или нет: