Рифмовойны

Глава 1

мой новый старый дом

твоя печаль исконна

ты — патриарх домов

ты — пращур

ты — могила...

Теофил де Шато-Бонеми

из книги «Сто лет эраклейского верлибра»

Самобеглый дилижанс, заскрипев тормозами, остановился на станции.

Никогда не понимал людей, которые боятся и избегают повозок, перемещающихся без помощи лошадей, быков и прочих четвероногих. Не вижу ничего опасного или странного в силе пара, которая движет поршневой механизм, а от него, через кривошипно-шатунную пару, колёса. Да, воду в котле разогревают огненные саламандры. Не драконы же, в конце концов... Откуда в нашей просвещённой державе взяться дракону? Если какие-то и жили в незапамятные времена, то их уничтожили лет пятьсот назад. Против технического прогресса ни одно чудовище не устоит, особенно если оно вредит человеку самим существованием своим. А огненная саламандра — животное полезное и практически безобидное, если, конечно, не хватать голыми руками. Воду в котлах паровых машин разогревает отменно. Уж я-то знаю. Когда-то давным-давно по настоянию семейного совета меня отправили в столичный университет получать инженерное образование. Шесть долгих лет я изучал рудознатство и металлургию, механику и кузнечное дело, химию, оптику и даже новомодный, почти неисследованный, магнетизм.

Впрочем, я отвлёкся...

Итак, самобеглый дилижанс заскрипел тормозами, выпустил облако пара и остановился на станции Вальяверде. Об этом свидетельствовала яркая надпись, сделанная флуоресцирующими красками. Что ж... Это и была конечная цель моего путешествия — культурная столица Империи, город зодчих, художников, скульпторов, музыкантов и поэтов. После далёкой южной Сальгареды, пропитанной копотью и дымом доменных печей, наполненной грохотом кузниц, Вальяверде могла показаться раем на земле. По крайней мере, так писал мне Ансельм де Турье — мой давний друг и один из лучших поэтов Империи. Что ж, я давно хотел поменять климат, а тут подвернулась прекрасная возможность.

Я сердечно распрощался с попутчиками. В эту поездку у нас подобрались удивительно душевные люди в купе. Седоватый майор, направляющийся ещё дальше на север, чтобы вступить в командование гарнизоном пограничной крепости. Майорша — лет на двадцать моложе супруга, хорошенькая, остроумная и весёлая, но напрочь лишённая желания флиртовать с незнакомыми людьми — чрезвычайно похвальное качество. Молодой священник, только что окончивший теософский факультет в Салуццо и, благодаря отменному прилежанию и глубоким знаниям, заслуживший право самостоятельно выбрать приход. Теперь он ехал в далёкую деревушку, окормлять паству из полутора сотен горцев. Как ни странно, за полных пять суток пути мы не надоели друг другу и не воспылали взаимной ненавистью, как это часто бывает в дальних поездках. Дилижанс стоял в Вальяверде совсем немного, поскольку из-за снежных заносов в долине выбился из графика, поэтому провожать меня не пошли.

На улице царила прекрасная, по-настоящему праздничная погода. Небольшой мороз, лёгкий снежок, оседающий на шляпах и пелеринах алмазной пылью. Мимо мчались нарядные санки — одноконные и пароконные — с благородными кавалерами и прекрасными дамами. Очевидно, неподалеку от станции располагался каток. Я слышал, что в Вальяверде катание на коньках по популярности не уступает поэзии. Ну, как минимум, занимает второе место.

Помощник возницы вытащил из багажного отделения мой баул с вещами и саквояж с письменными принадлежностями. Поставил на снег. Сверху водрузил клетку с котом. Место этого зверя в моей жизни — отдельная история, которую не в силах воспеть никто из современных поэтов. Да и в числе величайших мастеров прошлого найдутся считанные единицы, обладающие даром подобной мощи. Здоровенный зверь. Снежно-белый, злобный, как четыре овчарки сразу. Но мы с ним привыкли друг к другу и отлично дополняем имеющиеся достоинства и недостатки. Полное имя кота — Теодор Раймонд Понс Юбер. Но это очень долго выговаривать, поэтому я зову его Теодором.

Я сунул в ладонь помощника возницы медную монетку, кивнул ему, и уже прикидывал, как половчее взять багаж, и не позвать ли станционного носильщика, когда ко мне быстрым шагом приблизился невысокий человечек с длинным и худым, гладко выбритым лицом и блеклыми глазами, одетый в потёртый тёмно-синий коут[1] с облезлым меховым воротником и треуголку без плюмажа.

— Господин Квентин де Грие? — осведомился он, приподнимая шляпу.

— Да, это моё имя. — Я окинул незнакомца внимательным взглядом. Опасности он точно не представлял. Никакого видимого оружия, а у меня на боку — старая добрая шпага сальгаредской стали, и ещё сюрпризы имеются, о которых совсем не обязательно знать каждому встречному. — С кем имею честь?

— Меня зовут Теодор Юнкус, — ответил человечек.

— Как, простите? — Вот как тут сдержаться?

— Юнкус. Теодор Юнкус.

И тут меня согнуло пополам от смеха. Понимая, что это неприлично, невежливо, в конце концов, попросту некрасиво с моей стороны, я всё равно не мог остановиться. Казалось бы, тёзка кота, а какие они разные! Один — горделивый зверь, способный откусить палец за то, что ты не вовремя решил почесать его за ухом. Второй — невзрачный, замызганный, с дрожащим вкрадчивым голосом.

Теодор Юнкус терпеливо ждал, когда я возьму себя в руки, распрямлюсь и вытру слёзы, выступившие на глазах. Он его скорбного выражения лица мне стало стыдно.