Рисунок Мавки

Рисунок Мавки

Дед мой знатным рыбаком был. А потому каждое лето, на которое меня определяли в деревню, было для меня гораздо лучше всяких там артеков и турций. 

Рыбачить он любил, да и дело своё знал. Места знал рыбные, рыбку знал какую и чем подкормить, чем приманить. И я, хоть и был ребёнком городским, с огромным удовольствием рано, незадолго до зари поднимался вслед за дедом, чтоб не разбудить часом бабулю. Как сейчас помню, как мы, крадучись, выходили из дому, тихонько забрав со стола корзинку с завтраком, который умудрялась бабуля приготовить ещё до того, как проснётся дед. 

А как здорово было по утренней прохладе по предрассветным росам идти к намеченным дедом местам. Невидимые мне, городскому, птицы где-то куковали и тенькали, да только сообразить, какая и где - у меня не получалось. 

- Ну, что, Совёнок, головой крутишь? - усмехался дед. - Вон смотри. Да не туда. Выше, третья ветка слева. Вишь какой довольный сидит — гнездо своё стережет. Он бы и дольше спал, да ты шумно идёшь, вон всех перебудил... 

Сам дед ухитрялся идти так, что за ним через пару минут и понять нельзя было, где ходил. Партизаном был. Лесничим. Это теперь он всё больше на завалинке на солнышке посиживать любит, жмурясь на солнышко. А по молодости такой парень видный был. Бабуля смеялась, что не он невест искал, а невесты из округи за ним гонялись, чтоб на глаза попасться... 

Впрочем, это я не про то начал. Так вот, тем летом решили они крышу перекрыть, и пустили квартирантов. Был у них мальчишка моих лет. Мишкой звали. И если я ребёнком тихим был, то этому надо было всё сразу: если за грибами — так до Ведьминой горы, а ежели по ягоды — так до самого Дальнего Яра... Неугомонный. Везде нос совал. Так что сдружились мы быстро, и потом ещё много лет дружили. Это потом, после армии, я женился, пока туда-сюда, и он переехал, да так концы и потерялись... А то лето я тогда запомнил. 

Лето как раз началось. Взрослые ушли на столь нелюбимую мной картошку, а нас, как самых младших, но ответственных оставили дома. Занимались мы делом важным: дед поручил нам ободрать лозу для корзин, да бредень в порядок привести — вечером, чтоб сходить за рыбкой. Занимались мы тихо и спокойно, когда показалось мне, что кто-то под окном промелькнул. А потом ещё раз, да и ещё разок затем — будто кто под окнами хоронился, и тайком подглядывал. Пару раз я выскакивал, дом обходил, да только ни Трезор тревогу не поднимал, ни я никого не встречал. 

Заметив, что я странно себя веду, и который раз бросаю работу, чтобы выскочить на улицу, Мишка не выдержал: 

- Да что ты бегаешь всё время? 

- Мне кажется, к нам жулики пришли! 

- Лозу или Трезора воровать? - хмыкнул мой друг. 

- Да нет, вон под окнами кто-то бегает, а поймать не могу... 

- Так Мавка пришла, - пожал плечами мой друг. - У тебя карандаши есть? 

Я кивнул, не понимая, для чего жуликам мои карандаши. 

- Тащи, - распорядился Мишка, - штуку покажу. 

Я принёс карандаши, отдал их другу, и мы, вооружившись тетрадкой, в которой рисовали, пошли на заднюю часть двора, что выходила на лес. 

Мишка аккуратно всё сложил, и отошёл в сторону, кивнув мне, чтоб не отставал: 

- Мавка, рисовать будешь? Карандаши новые сегодня. Глянь какие! - громко сказал мой друг, толканув меня в бок, чтоб я не зевал, и не пропустил ничего. 

С минуту ничего не происходило, а затем тетрадка аккуратно раскрылась, и в ней моим жёлтым карандашом кто-то или что-то нарисовал солнышко. Затем тем же ветром тетрадь аккуратно закрыло. 

Я как стоял, там и осел на траву. 

- Это чего такое? Это ты? 

- Вот чудной, - потешался Мишка, - я ж сказал Мавка. 

И друг мой рассказал, что когда-то, когда мой дед был ещё молодым, пришли в деревню фашисты. А у соседей напротив вдова жила с маленькой дочкой. Вот и повадились они к вдовушке нахаживать. Каждый раз что-то забирали, а её били. И вот однажды праздник у их там какой-то был, а вдове дать уже было нечего. Вот они мать да дочь в погребе закрыли, а дом, забавы ради, сожгли... 

- Вот с тех пор девочка и ходит. - Мишка тяжело перевёл дух. - Зла не делает никому — только солнышки для мамы рисует. Мол, к кому на двор Мавка придёт, и солнышко нарисует, у того удача будет. Оно-то потом ничего не страшно с солнышками... 

С того дня я следил, чтоб лист бумаги или тетрадка какая всегда в сенях или на дворе была, и так у меня скопилась целая бумажная папка этих солнышек. 

Ну, а потом я вырос — сначала выпускные в школе, армия, семьей вот обзавёлся, и всё мне некогда было в края детства заехать после смерти деда и бабули. 

А в этом году купил машину, по пути захватил гостинцев, красок для новомодных альбомов для скетчей, отложил все дела, да и приехал сюда... 

Заброшенный, заросший травой двор ещё был узнаваем. Я прошёл и оставил на крылечке скетч буки, краски и карандаши, и, как в детстве, позвал: 

- Мавка, приходи порисовать! 

Несколько минут ничего не происходило, я стоял и молча курил, вспоминая яркие картины детства, как блокнот открылся, и на пустом листе из ниоткуда начало появляться улыбающееся яркое солнышко. 

- Я тоже соскучился, - улыбнулся я, не пугаясь, как и в детстве. - Ты уж прости, что давно не был... 

Рядом появилось ещё одно солнышко — простила. 

А через год я переехал сюда, едва не сбив машиной девчонку из соседней деревни. Вот, пришлось жениться. А в тот погожий денёк, когда жена родила нам дочку Машку, пропала наша Мавка. И больше не рисовала. Знаете, я верю, что ей разрешили родиться снова — моей дочкой Машкой. Очень уж похожие солнышки для меня и мамы она рисует... 

Такие добрые яркие солнышки, как и сама Мавка.