Рисуя любовь

Рисуя любовь

Вокруг ночь, степь. Впереди горы, меня везут на лошади и в моей спине торчит стрела. На мне странное платье, в жизни такого не носила, с длинной юбкой и декольте. Волосы уложены в высокую прическу и несколько локонов упали на плечо. 

Боль. Кровь. Много крови. Она везде, на крупе лошади, на моих руках, на спутнике, который поддерживает, не давая упасть. Животное храпит, его пугает странный железистый запах, но всадник властной рукой удерживает его, беспрестанно понукая.

За нами гонятся.

Я не знаю кто они, но знаю, что если мы попадем в их руки, то нас убьют. И только бегство может спасти.

Мой спутник что-то ласково говорит мне на незнакомом языке. Похоже успокаивает и просит потерпеть. Но отчаяние в его голосе выдает, что дела наши плохи. 

Мы должны успеть до рассвета попасть в горы. Там нас не тронут. Откуда я все это знаю? Во сне все кажется таким ярким и понятным, что я не удивляюсь. Просто знаю и все. Пытаюсь поднять голову, чтобы рассмотреть лицо своего спасителя, вижу широкую грудь, мощные плечи и шею…

… И прихожу в себя.

Я лежу на маленьком удобном диванчике, а надо мной склонились двое в белых халатах. У одного в руках нашатырь. Фу-у-у, ну и гадость же. Слабо отталкиваю его руку..

— Она пришла в себя.

Еще бы. Такую вонючую дрянь под нос подсунули — мертвый встал бы. Взгляд Тэсс — куратора галереи не обещает мне ничего хорошего. Может мне снова в обморок упасть?

Хотя нет, одного раза более, чем достаточно. И так журналисты завтра настрочат, что на открытии собственной выставки в галерее New Art упало в обморок молодое дарование, русская художница с итальянскими корнями — Анна Бьянки. На самом деле с Италией у меня мало общего. Я взяла, как псевдоним фамилию прабабки, которая в пору своей бурной молодости целый месяц была замужем за итальянским студентом. Потом лодка под названием «Аморе» разбилась о скалы быта и на память осталась только звучная фамилия. Но Тэсс любит все звучное и красивое, а моя фамилия Платонова вызывает у нее судороги. И ее ни капельки не смущает, что я шатенка с роскошным шоколадным оттенком волос и даже значение красивой итальянской фамилии — «белый» не совпадает со мной. Хотя мысли покрасить меня в блондинку перед открытием выставки у нее были. Но тут уж я решительно огрызнулась, что если я не подхожу под фамилию, то на всех картинах будет имя Платоновых. С ним я могу быть хоть в полосочку зато самой собой. И куратор отступила. 

Единственное, что я скрыла от нее — это свои видения. Последнее время они появлялись очень редко и я искренне надеялась, что мне повезет и выставка пройдет, как надо. Ведь они появлялись только при написании картин. А в этот месяц из-за подготовки к интервью и перевозки картин я почти не рисовала. И они перестали меня беспокоить. Но радовалась я рано. 

Центральной картиной в экспозиции выставки был портрет мужчины на утесе. Воина с горящим взглядом. Он был красив дикой первобытной красотой и из него наружу рвались мощь и сила. Он привык сам управлять своей судьбой. Вокруг ревел ветер, срывая траву и листья в воздух, а он стоял, не шевелясь. Ждал. И столько властной уверенности было в его взгляде, что хотелось просто подчиниться и шагнуть внутрь полотна. 

Картина называлась «Рок Касл»

Когда мне задавали вопрос почему я так назвала ее, то я лишь загадочно отмалчивалась. Не могла же я сказать, что он сам выбрал себе название. Когда виновницу торжества пригласили к микрофону все и случилось. Зачем я посмотрела в ту сторону? Покалывание в висках и кончиках пальцев подсказало, что приступ не за горами. И нужно срочно найти место, где можно присесть и придти в себя. Если не поможет, то это все равно приятней, чем падать с высоты собственного роста. Но отвести взгляд уже не смогла. Его взгляд притянул к себе и я явственно услышала шум ветра на утесе, а затем вспышка и я снова увидела скачки и погоню. И ощущения были такие настоящие, что спина заболела с неистовой силой так, что из глаз брызнули слезы. Как будто там и впрямь торчала стрела. А на моих руках были кроваво-бурые потеки. Я подняла растерянные глаза на людей с микрофонами вокруг и рухнула наземь. Кадры наверняка получились шикарные. Боюсь только Тэсс не оценит.

Врачи отступили в сторону и женщина в строгом брючном костюме затушила сигарету.

— Я могу с ней поговорить?

Один из мужчин кивнул.

— Только недолго, Тэсс. Затем ее лучше отвезти домой пока она еще раз не отключилась. У нее пульс зашкаливает, как будто она с тарзанки прыгала.

— Надо — отвезем.

Девушка на кушетке прикрыла глаза, но железную леди это не смутило.

— Все уже ушли, так что можешь не притворяться. Журналистов здесь нет.

Один голубой глаз приоткрылся.

— Ну положим, не все.

Тесс отмахнулась.

— Мне не до шуток, Анна. Почему ты не сказала, что больна?

— А это помогло бы? Мне кажется, что если бы я даже призналась в этом, ты бы сунула мне костыли и заставила идти. Но, успокойся, я здорова. Праздник может продолжаться.

Твердая рука уверенно придержала ее за локоть, когда она попыталась встать.

— Э-э-э, нет уж. Труп на вечеринке в галерее может и эпатажно, но я как-нибудь обойдусь. Ты сейчас едешь домой. Выставка длится не один день, успеешь покрасоваться. 

Анна хмыкнула:

— Не больно-то и хотелось. Ты же знаешь, как я ненавижу этих псевдомеценатов. Они смотрят на тебя так, как будто ищут, где ценник прикреплен. Может удастся купить художника, как приложение к картине по скидке.

Тэсс похлопала ее по плечу.

— Знаю, малыш, но к сожалению, без них никак. Твоя гордость не поможет твоему таланту, а вот их кошельки вполне. Это даже хорошо, что ты так удачно заболела. Тобой интересовался Звягинцев, хотел подойти после прессы.