Подгоняемая ветром, тень извивалась из стороны в сторону. Становилась светлее, темнее, громче, тише.
Ночью тени кажутся напоминанием о том, что мир по–прежнему существует, а не провалился в Тартар, что даже если ты его не видишь, он всё ещё там, за окном. Так ему в детстве рассказывала бабушка. И теперь, глядя на тени, бегающие по бревенчатому потолку над их кроватью, он вдруг вспомнил об этом.
Тихий шелест и игра теней убаюкивали лучше колыбельных песен, которые Леда пела их детям, когда они были совсем маленькими. Подумав это, он вдруг понял, что ошибается — даже в шелесте ему слышался её голос, такой далекий и еле уловимый. Это наваждение не могло сравниться с оригиналом.
Потом появились другие голоса и другая музыка. Сквозь сон было слышно, как они в унисон вторят одно и то же. Снова и снова. Снова и снова.
«Найди дорогу… Найди дорогу… Исполни волю… Исполни волю… Назови имя и постучись в дверь. Это случится сейчас. Теперь! Это случится сейчас…»
Монотонные хоровые распевы и приглушенный барабанный бой проникали в его сон откуда–то извне. Когда Иштван проснулся, они никуда не исчезли. К барабанам добавилось тихое бренчание.
Рука отекла — на ней лежала Леда. Длинные волосы были темным пятном на подушке. Она была повернута к нему лицом. В бледных лучах полной луны оно казалось чужим и холодным, будто бы рядом с ним была статуя, высеченная из камня — красивая, но ненастоящая. Она никак не реагировала на странный шепот и завывания.
Иштван попытался высвободить свою руку. Сделать это, не вырвав случайно волосы, было сложно. Уже после первой попытки она открыла глаза и испуганно на него уставилась. Их лица были всего в нескольких сантиметрах друг от друга, поэтому ему пришлось тут же отстраниться, чтобы её не напугать. Поздно.
— Что ты делаешь? — прошептала она, когда поняла, что это всего лишь её муж.
— То же, что и каждую ночь. Пытаюсь спасти свою руку. Кажется, я её уже потерял, поэтому можешь лежать на ней дальше. — Он вяло улыбнулся и убрал завиток волос с ожившего лица.
Она сразу же выпустила его руку. Пришлось немного повозиться, чтобы высвободить ее из волос. Кровообращение восстанавливалось — внутренняя сторона почти вся покрылась покалываниями. Она пробежалась кончиками пальцев по его страдающей руке.
— Ты это слышишь? — шепнула Леда.
Щель под дверью светилась неровным желтым светом.
Иштван встал с кровати и осторожно, стараясь не шуметь, подкрался к двери. Теперь голоса звучали отчетливее. Два из них он узнал. Он осмотрелся. Напротив кровати стоял небольшой камин, который они топили зимой. В июне же, казалось, от него не было никакой пользы. До тех пор, пока его не заметил Иштван.
Он встал перед ним на колени и обеими руками зачерпнул золы.
— Ну, а теперь что ты делаешь? — спросила Леда и, приподнявшись на локтях, зевнула.
Он повернул к ней свое черное, измазанное золой, лицо. Полоса лунного света осветила темные мазки на лице и блестящие глаза–бусины. Улыбка будто бы светилась, то ли выделяясь на фоне черноты, то ли от злорадства и предвкушения. Леда не оценила.
Иштван снова подошел к двери и прислушался.
«…Назови имя и постучись в дверь. Это случится сейчас. Теперь!..»
Он несколько раз стукнул костяшками пальцев по дверному косяку. Бой барабана стих. Монотонный распев сменился испуганным шепотом.
«Ты…нет, ты…ты, давай».
«Входи». — произнес знакомый мальчишеский голос. Снова шепот и звук трущихся о пол колен.
Он распахнул дверь. Они все как один завизжали.
Так он и думал. Три перепуганных лица сгрудились в противоположном углу комнаты. Все они были покрыты странными кривыми узорами, напоминающими буквы. Его сын, мальчишка 13 лет, стоял, широко расставив ноги и раскинув руки. Красная жидкость из перевернутой миски растекалась, пачкая его ступни.
За ним стояли две девочки. В них он узнал свою дочь — она стояла на одном колене под рукой брата, сжимая в руках натянутую тетиву лука, и соседку, с которой они часто играли во дворе. Та казалась до ужаса напуганной, хотя в таком виде она сама бы испугала кого угодно.
Иштван поднял с пола одну из множеств зажжённых свеч и задул её.
— Вот поэтому, Энр, я и говорил, что тебе пора научиться владеть мечом и метать ножи.
Просто расставить руки и подставить живот под нож — это твоя тактика? Смотри, Илона уже худо–бедно, но может стрелять из лука. Позанимается ещё, станет лучшей в этом деле. — Он потрепал дочку по голове.
Мальчик обиженно выпятил губу и нахмурился.
— Обещай, что начнёшь с метания ножей. Просто попробуй. После первых удач тебя затянет так, что сам потом будешь просить нанять тебе учителя. Хорошо?
Мальчик глянул на него исподлобья и кивнул. Он понимал, что перед ним отец, но его черное лицо, подсвеченное снизу множеством свечек, по-прежнему пугало.
— Только если ты перестанешь нас пугать. — буркнул он.
— Дядя Иштван, ты очень нас напугал. — пролепетала девочка из–за плеча Энра.
Иштван сел на присядки. В её больших глазах подрагивали огоньки.
— Хорошо, не буду. А родители знают, что ты здесь?
Она кивнула.
— Ты ранен. — Иштван взял мальчика за запястье. На ладони был большой, залитый кровью, порез.
— Так задумано. — он высвободил руку, опустился на колени и ползком стал обшаривать пол.
Иштван осмотрелся. Рядом с распахнутой книгой и дымящимися в маленькой пиале травами он нашел нож с крепкой, оплетенной драконом, ручкой.
— Не для этого я тебе его подарил.
Энр вытер лезвие от крови и вложил его в ножны, но ползать по полу, ощупывая все руками, не перестал. Наконец он поднял с пола небольшую фигурку из камня.
— Дай взглянуть. Вроде, не было в нашем роду мастеров резьбы по камню, но тебя все тянет в эту степь.
Он поднес к фигурке свечу. Сначала ему показалось, что это жуткая химера, но присмотревшись, он различил в залитом кровью камне лицо, окаймленное длинными косами.
— Я сделал её для гостьи. — прошептал он, будто боясь, что их может кто-то подслушать.
— Какой ещё гостьи?
— Которая должна была постучать. Но ты все испортил. — Энр был по-настоящему расстроен. Внезапно он схватил отца за запястье. — Ты слышишь?
Кто-то стучал во входную дверь.
Только теперь Иштван заметил — стук барабана не прекращался. Он стал тише.