Родная партия

Глава 1. Ядерная война

Акт I

– Андрюша, а ты смотреть выступление Трампа не собираешься? – мать, озабоченно выглядывая из кухни, ожидала моего ответа. Телевизор голубым светил в её напряженное от трансляции лицо, и клубы пара из раскрытой посудомойки придавало происходящему чрезмерное напряжение. Как всегда, её донимала бытовая скука. Эту дыру она затыкала телевизором. – Что-то важное грядет.
– Да что грядет? Опять лопоухие политики на испуг брать будут.
Айфон с утра гудел. Я успел только почистить зубы, зарядить айкос и бросить в рюкзак ноут с парой книг по учебе.
– Куда же ты тогда?
– В универ. Куда ж ещё.
Мать в смущении приложила палец к губам:
– Послушай, ты только послушай! Господи, за что нам всё это? – её каждодневные политические причитания о том, как мир сошел с ума и скоро будет война, разбивали утреннее настроение вдребезги. Единственное спасение заключалось в бегстве.
– Лан, я в метро, пора на учебу…
– Ну подожди! Ну посмотри, что делается. Вдруг этот урод Трамп что-то важное скажет!
Вынужденно зову Алису включить телевизор в гостиной. Срочное сообщение, важное обращение к российскому народу и Москве, к мировому сообществу.
“О, так вот это ответочка за Гренландию? – первое, что пришло в голову. – Или за ту мифическую подлодку? Вот и дошутился, 2028 год становится последним”
Речь уже шла минуты три или четыре, и старик Трамп, с лютым автозагаром и золотистой кукурузной шевелюрой, сидя за столом в Овальном кабинете интенсивно говорил на камеру.
– Мы преодолеем все препятствия, которые встанут перед величайшим американским народом – величайшим из всех народов в истории. Я благодарен Америке за доверие, предоставленное мне тремя годами ранее. В своей речи после победы я обещал, что буду бороться. Буду защищать каждого американца, каждого гражданина великой Америки. Сам Господь Бог благословит нашу страну, он помогает мне в эту наитруднейшую минуту – и во время выборов, и во время побед с американскими врагами, и в момент гнусного покушения на мою жизнь.
– Мама, я пошел.
– Послушай до конца, вдруг что-то важное, – мать принесла мне зонт. – Держи, опять забыл.
Трамп по бумажке перечислял старые претензии, про которые я слышал не единожды: то Китаю, то России, то Дании и Мексике; указательным пальцем грозил за Украину, рисуя страшную перспективу всем обидчикам. Всё это звучало многократно и изо всех щелей последний год. Мне приходилось конкретно закукливаться, лишь бы не лезла в мою голову политота.
– Андрюша, ну что творится? Ты бы за город уехал, погостил где-нибудь подальше от столицы. Ладно с ним, с университетом! Может, уедешь в Сербию к сестре? – голос у мамы
– Не выноси последние нервные клетки, пожалуйста.
Звонок от Аслана: он сегодня весь на спорте, просит прислать эссе, а ещё уговорить старосту, с которой у меня, по его словам, три года дружба в десны, проставить посещение в журнале. Товарищу пора прайс-лист выкатить за оказание срочных спасательных услуг.
Обувшись и одевшись, я тихо открыл дверь и скользнул в подъезд, вызвал лифт и побежал по Нагатинской. В ушах играл Rendez Vous, тёмной лирикой покрывавший московскую мостовую; листва шуршала под ногами, никто о ней не заботился, никому она оказалась не нужна; человеческие лица, и без того каждодневно невзрачные, сегодня выглядели особо напряженные и сморщившиеся. Многие прятали взгляд в асфальте, не то от ветра, не то от страха.
Что такое? Холоднее ведь не стало, ветер тот же, речи те же. Трамп – просто бизнесмен, его угрозы за последнее тупогодье я стоически принимаю в грудь. Ну пошумит, ну выторгует что-нибудь, и всё.
В метро розоволосая проверяющая, крепко усиленная двумя росгвардейцами с лицами твердой неприкаянности, остановила командирским жестом: она взглянула на проездной, на меня, потом на студак, и всё в какой-то известной только ей последовательности.
– Ве-ли-хов. Так. Андрей. Ага. Всё ясно, – женщина прищуром сравнивала лицо с фотографией. – А почему такие разные?
– Я хаер поменял.
– Чего ты поменял?
– Прическу.
– Вот по-русски и говори.
– Можно мои документы? – я разозлился. – На пары опаздываю.
Двое росгвардейцев черной горой повисли надо мной: “Успеешь ещё, пацан!”
– Ты разве новости не читал? – контролерша своим прищуром скоро сожмёт гримасу до состояния тире.
– Нет.
Она хотела что-то сказать, но вернула обратно уставшей рукой мои документы.
На эскалаторе у всех глаза в белые экраны. Я подглядел через плечо мужику – Трамп уже красный, как его галстук, и позади него какая-то карта с отметками.
“What time, does it matter?”, ритмично доносилось из эйрподсов. Черт, я свой доклад на почту преподу не отправил. Пока до универа не доберусь, нужно успеть ему скинуть, а то опять будет минуту распинывать.
Хлопок в плечо. Я тут же напрягаюсь, оборачиваюсь. Женщина с горящим белым взглядом, в осеннем балахоне и с перекошенным беретом на голове что-то тараторила.
– Чего? Чего тебе?
– Парень, война!
Недовольно закатил глаза. Ну сколько можно? В последнее время вас стало слишком много, криповых старух и просто бешеных. Она мне показывала куда-то вверх, а я всё равно не обращал, пожал плечами и убежал на перрон. Включил музыку громче, ещё резче пел мужской вокал: “It's just lies from the others”. Вагон подъехавшего состава оказался незаполненным. Прождав с минуту, поезд тронулся в направлении юга.
И тут же люди, словно получив сигнал пистолетом, ринулись к уезжающему составу. Кто-то даже бил в окно ладонями.
Я снял наушники.
– Он что, объявил нам войну? – сказал кто-то справа.
– Да нет же, это ультиматум… вроде.
– Нет, он объявил войну!
– Да прекратите уже, наконец. Хватит распространять панические слухи, – старуха в платке причитала на стоявшую парочку. – Ничего не случилось, вы только разводите панику.
– Женщина, он объявил ультиматом сроком в один час, вы разве не читали ещё?
– Фи, и не буду. Достали с этим Трампом.
Я снова сунул бананы в уши. I wanna wanna wanna wanna wanna wanna wanna wanna see the light. Фигуры передо мной метались, гасили мое спокойствие. Звонок в Телеге прерывает песню:
– Андрей, ты где? – это была Ника, староста из универа.
– В метро еду.
– Читал новости?
– И ты туда же. Ну что-то слышал. Да обычное дело. Трамп торгуется, это очередная политика…
– Да ничего он не торгуется, Андрей, он объявил нам войну!
– Кому? Группе сто восемнадцать? За что?
– За потопленную подлодку.
– Хорош душить, Ника, уже дома запугали, – сказал я раздраженно. — Это очередной хайп, а вы ведётесь.
– Не веришь, так прочти его речь.
– Да изи, успокойся только.
Разговор прервался. Поезд двигался всё медленнее, люди не поднимали взгляд с экранов, и только две бабки с котомками выглядели полностью растерянными и озлобленными на остальных.
Вагон тряхнуло. Полная остановка в тоннеле. Блеск мерцающих огней с потолка. Я смотрел на бегающих из стороны в сторону пассажиров, смотрел и думал – либо пранк вышел из-под контроля, либо мир сошел с ума и правда подошел к концу, либо мне нужно бежать к психиатру за консультацией…
Больше всего ненавижу быть в таком тильте. Вот это идиотское положение, что и раздражен, и зол, и не способен на контроль над ситуацией. Всё, хватит. Хватит тильтовать. Раз, два, три, четыре. Четыре, три, два, один. Входим в ситуацию с головой.
– Парень, у тебя работает сеть? – спросил одноглазый мужчина в хаки. Короткая стрижка, растрескавшееся под южным ветром лицо, шрамы – всё выдавало в нём ветерана. Мне стало не по себе, но я ответил:
– Ага, раздать?
– Да, пожалуйста, – на миг показалось, что у мужчины дрогнул голос. У него сильно дергались пальцы.
– Всё будет в порядке, – сказал я, пытаясь ободрить его. – Сейчас во всем разберемся.
– Ага. Только вернулся оттуда, а она за мной, сволочь проклятая, сюда пришла.
– Кто пришла?
В Телеге посыпались сообщения: от мамы, от Ники, от друзей, в чате группы ругались и эмоционировали. Я полез в новостные каналы, чтобы понять, насколько всё серьезно.
“Трамп объявил о нанесении ответного удара”
“Срочно: Трамп готовит ядерные ракеты”
“Россия готова к любым действиям президента США”
“Кротопоров: Ответить на ультиматум может только армия”
Открываю статью с первым заголовком: “Президент Трамп в обращении к своим гражданам объявил, что в течение часа по России будет нанесен удар стратегическими военными силами США. “Пусть услышит каждый человек мира – этот день станет историческим”, – заявил Трамп в выступлении. – “Нет, нет такого препятствия, которого не превзошла бы наша великая Америка. Если Москва считает, что ей дозволено топить наш блестящий американский подводный флот, то последствия, я заверяю вас, для неё окажутся катастрофическими. У Москвы, официальных властей России есть один час для того, чтобы ответить на мой жесткий ультиматум. Мы будем защищать Америку, её священные границы и драгоценные жизни граждан. О, Господи, благослови нас и дела наши”. Корреспонденты различных новостных агентств наблюдают панику в столицах Америки и Европы. На текущее время, 07:24, Москва не сделала никаких официальных заявлений, пресс-секретари российского правительства не отвечают на телефонные звонки. Сообщение будет обновляться”
– Неужели всё? – девушка передо мной крутила наушники на палец, моток за мотком скручивала белый шнурок. Потом она сквозь всхлипывание просмеялась. – Зато ипотеку брать не придется.
– Ну наш же за мир, он позвонит этому проклятому Трампу? – испуганно спросил одноглазый, будто хотел убедить себя, что и правда наверху позвонят и всё решат по-хорошему. – Позвонить-то надо. У меня жена, дочь, только вернулся домой. Ну как же так?
Я вспотел, сбросил пальто, а потом и водолазку. Сеть то появлялась, то пропадала, пока не обрушилась совсем; последним сообщением, что удалось увидеть, было пахнущее надеждой “Обращение к гражданам России”, но кружок подзагрузки завис на тридцати процентах.
Сверху послышался отчетливый гул: он прошелся россыпью, словно из нескольких источников сразу, а затем поезд, тоннель и всех нас внутри сильно тряхнуло. Затем тряхнуло ещё раз, и сквозь крики слышался тяжелый треск тоннельного каркаса: сталь и бетон падали на вагоны, комкая крышу и сбивая плафоны с лампами. Так продолжалось с минуту, и мы, покрытые пылью, фонариками во тьме пытались разглядеть друг друга.
Тишина черным сгустком отравляла меня. Я в наблюдаемое не верил, рефлекторно потянулся за наушниками – жестко хотелось слушать музыку и закрыть глаза, – но потом всё же согласился с реальностью. Нужно взять себя в руки. Я помог двум пожилым сесть, затем проверил девушку, сидевшую рядом со мной.
– Ты жива?
Она смотрела на меня и молчала, и прямой свет фонарика от айфона её не напрягал.
Все плачущие перестали громко кричать, словно боялись шумом позвать чудовищные удары и навлечь на себя беду. Кто-то тихим всхлипом просил “Не надо, пожалуйста”. Запахло туалетом и рвотой.
– Выпустите меня, – старушка, которая никому не верила, потянулась к крану аварийного вскрытия. – У меня сердце, я задыхаюсь. Помогите открыть дверь.
– Сидите здесь! – приказал мужчина в хаки. – Сейчас это самое безопасное место.
– Нет, – старушка махала рукой, дергала за кран, но сил ей не хватало. – Откройте, не то умру.
– Женщина, успокойтесь, нам всем тут плохо.
Я подошел к этому злосчастному крану, принялся его дергать, но влажная рука не могла крепко схватиться за хромированную сталь. Когда мне всё-таки удалось это сделать, я повернулся к больной сердцем: вместо благодарности женщина ответила мне немым взглядом и открытым ртом.
– Ой, она и правда умерла, – мужчина в хаки потрогал тело и мягко уложил на пол.
И тут меня сломало. Я уставился на смерть. Смерть уставилась на меня. Глядение закончилось тогда, когда одноглазый аккуратно закрыл лицо умершей своей курткой. Но я не поверил, что она умерла, и потому стянул накидку, чтобы снова глядеть в лицо неизвестной, обыденной и морщинистой старухи, с тяжелым подбородком и плохой помадой, чтобы точно удостовериться, что ей пришел конец.
– Ты зачем так делаешь? – мужчина взял меня за руку. Я не обратил на него внимания.
Мой взгляд устремился внутрь бездонной тьмы угасающих глаз, и в миг, растянувшийся на неисчислимой линии времени, миг наступившей тишины, по нам ударило сильнейшей волной. Я, испугавшись, рывком опрокинулся назад. Вагонную крышу пробило чем-то тяжелым, что-то на сумасшедшей скорости влетело внутрь, поразило волной; там, где стоял я и одноглазый, теперь была дыра; мужика в хаки и мертвую старуху раздавило, а пол разломало вплоть до рельс и шпал. Нас снова накрыло пылью, люди-светлячки, держащие фонарики телефонов перед собой, наугад побежали к выходу, к дверям, паникуя давя чужие конечности и головы; я поднес свой айфон ближе, увидев через взвесь небольшую серебристую трубу с обломанными крылышками, с пылающим жаром хвостом и ужасным запахом химической гари.
Что бы это могло быть, как не ракетой?
Я глубоко дышал, стучало наперебой сердце; завидев перед собой неизбежное, вскоре закричал, заорал на ракету, упавшую мне под ноги в тоннель метро.
А потом случилась солнечная вспышка.