Роковая стрижка.

Роковая стрижка.

«Влюбляться — это судьба,

влюблять — это искусство».

Джером Сток.

Вот вам история - на песчаном берегу, в двух шагах, от нежно спящей и навеивающей мягкую дремоту, изумрудного цвета воды, просвечивающей до белого, с темно-коричневыми, округлыми камнями дна, отдыхала отличнейшая компания.

Это были всё молодые люди из разных приличных семейств, несущие на себе бремя привитых привычек, вымуштрованных манер и устоявшихся мировоззрений, свойственных совершенно разным их взрослым родителям и кумирам-воспитателям. Их примерам для подражания.

А у иных - и отрицания.

Да, все они таили в себе печати прошлого, но были не пустыми слепками с него, нет, а еще и фигурами с новыми «изюминками», с неожиданными вариантами страстей и чаяний.

И девушки и юноши были, естественно, подчеркнуто-выразительно красивы, как и вообще всё, что ново и молодо. Что начинается и приходит.

Удивительно, но многие не согласятся с тем, что юность тождественна красоте, и скажут: «А как же дурнушки?»

Это все — дело вкуса.

Я знаю мужчину, он остроумный художник и притом очень влюбчив, коренной петербуржец, так вот, он утверждает, что никогда не променяет легкую связь с «крокодильчиком» (это его ласковое обозначение дурнушки) на серьезные отношения с топ моделью.

- Ты не представляешь, на что они готовы, на что не идут, когда в мечтах находятся, когда пусть и не сама любовь, а лишь призрак ее, обман. Да ведь обман-то сладкий! Искомый.

Я слушаю молча, не называя его ни сладострастной скотиной, ни кем-то еще, типа, бесом блудным — мое ли это дело! Ставить оценки, когда им, пассиям его, видимо, хоть чуточку счастливо.

В одно время у него была любовницей некрасивая, по экспертному мнению журнальному, девушка Вера.

Она приходила к нему в мастерскую и молча ждала, когда я, наконец, выметусь вон, и оставлю их вдвоем. Она сидела и скучала внешне, но глаза — в них было страшно заглядывать!

Если Ад — это клокочущий огонь, то в ее глазах было самое пекло Ада. Ядро.

И они были обольстительно прекрасны, чего уж там.

Девушка Зоя из той компании была кудрявая брюнетка, отменно загорелая и спортивная. Голубоглазая бестия Ницше.

Младшая сестренка Афины-богини, с ногами и взором обладающими такой властью над бедным сознанием мужчин, что стоило ей встать на «шпильки» и взглянуть чуть искоса, как даже Ричарды Львиное Сердце укрощенно склонялись и понуро шли в ларек за цветами.

А вот ее папа был на удивление неспортивно толстым и занимался «камнями».

Как это ему удавалось — тайна великая. Все мои знакомые, занимавшиеся камнями, давным-давно сели в тюрьмы. Некоторые вышли, опять занялись камнями и опять сели.

Уж работа такая, тревожная.

Папа Зои не только не садился, а даже и не представлял, где это, зачем и каково.

Это, знаете, встречаются этакие везунчики, которые и ломают нам вектор правильного поведения в обществе — заставляют бредить успехом.

Он был богат и богат по настоящему, как и положено папе красивой дочери.

И чтобы соответствовать жребию, пахал без перерывов на глупое веселье, которому мы, простофили, отдали всю свою краткую жизнь.

А мама?

Мама была просто красивая девушка-дама. Смешливая, как школьница.

Коллекционерша утрешних и вечерних шуток, а заодно и анекдотов к чаю и просто фраз для случайных встреч.

И она тоже была кудрява и голубоглаза.

Я бы от такого доминирующего голубоглазия сбежал без вещей. В тихий сумрак свободы.

Я не терплю, когда меня сверлят.

Вы обращали внимание, что у иных женщин глаза светятся сами, без солнца?

Она часами болтала в интернете и там же покупала модное барахло, которое после раздаривала подругам — жизнь-мечта.

Была же еще и бабушка! И тоже красавица — просто с ума от них всех сойти можно.

Выглядела бабушка чуть постарше внучки, и лихо рассекала по ночным заведениям на байке.

Я думаю скоро из-за таких бабушек-девушек всем придется вживлять чипы в большой палец,

чтобы идентифицировать при прикосновении генетических родственников.

А то влюбишься в бабушку, и что? — нехорошо это.

Девушка Люся, Люси, подруга Зои, имела настолько пышный бюст и всё остальное, что будущность ее была гарантирована. Надо ли говорить о ней что-то еще?

Пожалуй.

Она была по-милому чуточку курноса, блондиниста и говорила, как почти все девушки такой породы, нараспев: «Да-айте, ты-ы зна-ааешь», и так далее. Мальчиков это тревожило тоже. Как и пышность.

Мальчиков тревожить захватывающе приятно.

Приятно, когда они послушные дурачки. Лапочки.

Ее папа был ответственный экономист, очень серьезный и исполнительный, и мама была тоже весьма ответственной. Дисциплинированной. Она отвечала за кадры. Она была полковничья дочь и знала, как и с кем вести себя в коллективе. Особенно она любила чистоту, и бывало, вся изводилась, дожидаясь мужа с работы, чтобы указать ему на нечистые полы, ведро полное мусора и немытые чашки из-под утрешнего кофе.

Папа, перед тем, как ужинать, все приводил в норму. Дисциплинировано.

И девушка Женя. Евгения по полному. Ее, вроде бы, тоже надо описать, но как раз с внешностью ее кое-что произойдет, кое-что любопытное, поэтому пока отложим, а отмечу лишь одну деталь — существенную деталь!— у нее были длинные, до поясницы достающие волосы цвета… а вот тут заминка. Цвет ее волос названия не имел, а был он, как цвет вечерней каменистой дороги, той, что в моей юности вела кругом старинной княжеской дачи во Всеволожске к запруде, туда, где у меня были свидания с одной красавицей, студенткой-искусствоведом. Дружеские, но с легкой влюбленностью. Как ваниль.