Роща

Роща

Завтра.

Я забыл, о чем говорил.

Солнечные лучи дрожали в воздухе, — утренний, чистый свет, еще по-летнему теплый. Ветер полнился запахом хвои, вода смеялась, бежала по камням, невидимая, но близкая. Несла в себе отзвуки песен, вкус волшебства и ожидание чуда. Все вокруг было таким же, как несколько мгновений назад — и изменилось навсегда.

Четверо младших учеников сидели на траве, смотрели на меня снизу вверх. Обычно совсем разные — сейчас сделались похожими, все четверо во власти одного чувства, одной мысли.

— Кимри, — прошептал Яни и шевельнулся, словно очнувшись ото сна, — ты слышал?

Остальные трое молча ждали моих слов.

— Да, — сказал я и опустился на землю, сел напротив. — Это лидер говорил с нами, коснулся каждого своей мыслью. Завтра начнется война.

— Война, — как завороженный повторил Яни.

Аварат и Кэми востороженно переглянулись, а Ришра хлопнула в ладоши. Ветер подхватил их радость, швырнул мне в лицо, и я засмеялся, кивнул.

Завтра мир изменится, вспыхнет выстрелами и магией, начнется сражение. Лучший день, долгожданный день, и если мне суждено погибнуть — пусть. Сотни и тысячи врагов умрут прежде меня, я сожгу их, рассеку пламенем песни.

— Завтра, завтра! — нетерпеливые голоса моих учеников звенели среди зелени и солнечного света. — Что мы должны будем делать, Кимри? Какая песня? Где наш пост?

Услышали лидера и теперь не успокоятся, но они слишком маленькие, чтобы сражаться, им нет еще и восьми лет! Я столько раз объяснял, что им делать в первый день битвы, но теперь они хотят драться. Из-за меня — я слишком увлекся предвкушением, а сейчас не время, нужно говорить серьезно.

— Вы будете в запасе, — сказал я. — Ришра, что делают те, кто в запасе?

Ришра закусила губу, собираясь с мыслями. Еще только утро, а ее коса уже растрепалась, амулеты на шее перекрутились, а лицо измазано в землянике.

— Они идут туда, где старые кипарисы. — В голосе Ришры было такое разочарование, что я едва удержался, чтобы не сказать что-нибудь утешительное. Но нельзя, нельзя, не сейчас. — Там надо встать в круг, выложенный камнями. Придет кто-нибудь из старших и вместе мы будем петь песню теней. Станем незаметными для врагов. А если понадобимся, нас позовут.

Она вздохнула и понурилась — словно не хлопала только что в ладоши от радости. Если все пройдет гладко, если меня не убьют, если начнем теснить врагов, — обязательно найду дело и для младших учеников. Пусть хоть издалека помогут, они заслужили это.

— А чьих приказов вы слушаетесь? — спросил я. — Аварат, скажи ты.

— Лидера, — тут же ответил Аварат. — И твоих. Если кто-то еще нам прикажет — должны мысленно спросить у тебя. А если… — Аварат запнулся, на миг опустил глаза, но тут же продолжил, отчетливо, твердо: — А если ты не ответишь — то любого из старших.

— Все верно. — Я поднялся, и ученики вскочили следом, один за другим. — Теперь идите к старым кипарисам и там тренируйтесь, до полудня пойте песню теней.

Они побежали прочь, и только Кэми задержалась. Взяла меня за руку, взглянула встревоженно.

— Учитель, — сказала она, — тебя же не убьют?

Я засмеялся, растрепал ее волосы. Зачем я думал, что могу погибнуть? Думать нужно только о победе.

— Врагам со мной не справиться, — сказал я. — У меня есть песня смерти.

Сокрушительная, безжалостная и прекрасная — такая она, моя песня. Взлетит в небо, проникнет под землю, нигде враги не укроются от нее. Сожжет их души, выпьет жизни и вернется ко мне, наполнит новой силой. Песня смерти — мое главное оружие, я нашел ее, создал из ненависти и жажды битвы.

В детстве я слушал легенды о том, какой наша земля была до завоевания, и мечтал отомстить врагам. За то, что они приплыли из-за моря, ступили на наш берег, вырубили леса и осквернили источники, теснили нас к пустошам, истребляли всех, кто не успел укрыться. «Темный народ» — так они нас называли, а сами не знали, что такое настоящий свет, презирали волшебство и боялись его. Уже шестьсот лет они владеют нашей землей, стали беспечны, не знают, что скоро мы нанесем удар.

Завтра.

Я шел по тропе и едва замечал, что вокруг. Солнце дробилось и сверкало среди листвы, голос ручья отзывался звоном в ушах, гулом крови. Этим летом я завязал сорок шестой узел на амулете жизни, но рвусь в бой так же сильно, как мои юные ученики, так же отчаянно хочу сражаться.

Скоро, совсем скоро мы отомстим. Я буду петь, и ни один враг не уйдет от клинка моей песни.

Вот и мой дом, дом моей команды, — перемахнув ступени, я оказался на крыльце, толкнул покосившуюся дверь. Дом окутал меня запахом сушеных трав, теплом стен, нагретых солнцем. Окружил уютом и покоем — еще не знал, что ждет его завтра. Но мне уже не нужен был покой, даже на час, даже на миг.

— Фиэлти! Арма! Вы здесь?

В ответ на мой оклик дом ожил: наверху раздались торопливые шаги, хлопнула дверь чердака, заскрипели ступени. Я узнал поступь Фиэлти — узнал бы среди тысячи других — и рванулся навстречу, поймал у подножия лестницы. Мы закружились по комнате, смеясь как безумцы, как дети.

Я столько хотел сказать — завтра, завтра, будем петь вместе, никто нас не остановит, атака будет прекрасной, прекрасной как ты, ты такая красивая, волосы черные как цвет войны, цвет победы, губы горячие как песня, с тобой я как в огне тысячи песен — столько хотел сказать, но потом, потом.

Потом — когда полдень остался позади, свет изменился и солнечные лучи наискось разрезали комнату; когда Фиэлти выскользнула из моих рук, собрала рассыпавшиеся амулеты и натянула рубашку, — тогда я вспомнил, где Арма. Рано утром она вместе со своим учеником ушла за ворота Рощи. Понесла флягу с целебным настоем в дом богачей в восточном квартале. Где застал ее голос лидера, на улице или в душной гостинной, увешанной коврами? Я представил, как Арма осматривает больного, сочувственно выслушивает жалобы. Как он благодарит ее, пытается проводить до двери. И не знает, не знает о том, что она услышала, даже не догадывается, что сегодня последний день привычной жизни, а может и вовсе последний день его жизни — незачем лечиться!