Рождественские байки начинающего кулинара

I

      Машина в витрине «Детского мира» поражала даже мое воображение — взрослого, двухметрового дядьки с легкой степенью небритости. Чего уж говорить о стайке пацанвы, прилипшей носами к стеклу, словно языками к металлу в мороз. Заметив меня, они прыснули в разные стороны. Я провел пальцами по подбородку — надо было все же побриться, а то вон даже юное поколение видит во мне Бармалея. Каким же видит меня Королева? Да, именно так — Королева Марго, не меньше! Пусть для всех остальных она просто официантка Рита.
      Сначала я влюбился даже не в нее, а в ее смех — звонкий, заливистый, как колокольчик. И этот колокольчик заполнил собой мой разум целиком, разгоняя все остальные мысли. Это было странно, но приятно, затем начало немного пугать и захотелось избавиться от наваждения. Но когда стало понятно, что установить тишину в собственной голове мне не удается, я стал зависеть от этого звона, как наркоман, и каждый день шел на автопилоте в бар «Леденец» за новой дозой. А потом и вовсе неожиданно обнаружил себя в роли охранника заведения, пашущего в две смены во славу своей Королевы и ее смеха.
      — Прекрасный подарок ребенку на Новый год! — продавец из «Детского мира», заметив потенциального покупателя, с интересом разглядывающего машину в витрине, выскочил прямо на мороз. — И сегодня как раз со скидкой в честь праздников!
      — Нет-нет, это слишком дорого… да у меня и детей-то нет. Так просто, смотрю.
      — А-а-а… — сразу поскучнел продавец и удалился в магазин с таким оскорбленным видом, будто я сам выволок его на улицу.
      С неба неуверенно сыпались редкие хрусталики, словно кто-то сверху не мог определиться, достойны ли жители города настоящей зимней сказки: густого снегопада и пушистых сугробов. Мороз при этом стоял лютый, и я, вмерзший в тротуар возле витрины, мешал пешеходам, спешащим поскорее добраться до тепла.
      Мне бы тоже поторопиться. Ледяной воздух щипал за небритые щеки, ресницы и брови обросли морозным пушком, глаза слезились от холода и в носу захлюпало. Не хватало еще заболеть перед самой главной миссией в жизни: я шел к своей Королеве сознаваться! Мужик я в конце концов, или конь в пальто? Уверенно склоняясь к первому варианту, я решил закрепить словесные откровения материальными аргументами. Стянул зубами перчатку с руки — в пальцы сразу голодной собакой вгрызся мороз — и набрал номер.
      — Давид, ты не передумал?
      — Э-э-э, дарагой, абижаещ, да! Будет тебе тэлэфон — блестящий, как глаза любимой, работящий, как бензопила «Дружба», модный, как Филипп Киркоров! За полцены тебе, как другу, от сэрдца отрываю! Паслэдняя модель! Любой дэвушка в ногах у тэбя валяться будет!
      — В ногах не надо, — заволновался я за свою Королеву.
      — Ну нэ хочешь в ногах — на руки сама запрыгнет! — покладисто согласился клиентоориентированный Давид с требованием покупателя.
      — Хорошо. Я жду.
      — Сам тебе привезу, дарагой! Лично доставлю с упаковкой, с лентами, — глаз не оторвешь, жалко дарить будэт!
      Я прервал связь и бросил телефон в карман. Давид может нахваливать себя и свой товар часами, изгаляясь в красноречии, а у меня уже замерзла рука держать трубку. Строевым шагом, настраивая себя на боевой лад, я двинулся в сторону любовного фронта — на место работы. Вообще-то, у меня сегодня выходной, но так даже лучше, не придется отвлекаться на подвыпивших и оттого смелых посетителей, которых потянуло на подвиги. Вокруг деловито сновали Деды Морозы, за ними семенили румяные Снегурки — празднично-поздравительный бизнес переживал свой ежегодный расцвет.
      На правах «своего», я обошел бар «Леденец» и зашел со двора, где находился служебный вход. Там меня встречал неизменный страж запасных ворот — дворник и по совместительству грузчик Семеныч. Точнее, сначала меня поприветствовал его запах, а потом уже и он сам. Алкогольные пары Семеныча постоянно окутывали его плотным коконом, и распространялись на приличные расстояния, так что детям и беременным женщинам подходить к нему не рекомендовалось. Даже птицы, имевшие неосторожность сесть на ближайшие деревья, падали с веток и очумело отползали от Семеныча подальше, глотнуть свежего воздуха.
      — Здрав будь, Санек, раздавим на двоих?
      — Не-не-не, — сразу открестился я. — У меня дела.
      — Ты ж выходной вроде?
      — Выходной. Но пить не буду.
      — К Ритке, небось, притопал, — заулыбался Семеныч так хитро, словно был носителем великих тайн мирозданья, недоступных простым смертным.
      Я дернул плечами и, присев рядом с Семенычем и стараясь не опьянеть от его вечно праздничной ауры, закурил.
      — Подарок ей хочу сделать. Телефон подарю. Как считаешь, нормально? — доверительно поинтересовался я, надеясь на его возрастную мудрость, в наличии которой я хоть и сомневался, но чем черт не шутит?
      Семеныч, видимо вынимая эту самую мудрость из глубин своей нетрезвой души и стряхивая с нее пыль, расправил плечи, приосанился, важно крякнул и сообщил:
      — Ну так-то это, конечно, вот!
      — Понятно, — кивнул я и затушил сигарету.
      — Только девушки, они того… заботу ведь любят! — выдал Семеныч и я притормозил. — Чтобы, знаешь, время на них тратили, да побольше… Они, брат, такие! Капризные! Чуть зазеваешься, а они уже — фьюииить…
      Семеныч изобразил руками таинственное, спиралевидное «фьюииить», уносящееся в пространство, как пробка от шампанского.
      — И как же ее проявляют, заботу эту? — наморщил лоб я, прикидывая про себя, достаточно ли времени потратил на поиск подарка.
      В этот момент трубка в моем кармане завибрировала.
      — Алло, слющай, дарагой, лечу к тебе, как истребитэль к врагам государства! Только пробки вокруг, всэмирный заговор прямо! Нэ уходи никуда, скоро тэлэфон будет — новый, как муж Аллы Борисовны, большой, как депутатская зарплата, красивый, как я после парикмахерской…
      — Ладно-ладно, я жду, — перебил я и, снова оборвав связь, вопросительно посмотрел на Семеныча.
      — Ну как проявляют, — продолжил он прерванный диалог. — Сделать что-нибудь надо, этими… как их… руками, во! Девушки такое любят!
      — А что сделать?
      — Ну там… открытку соорудить, к примеру.
      Я растерянно огляделся по сторонам, словно надеясь, что под ближайшим кустом прямо на снегу окажутся все необходимые материалы и инструменты для создания открытки вкупе с подробной инструкцией. Задача показалась мне слишком глобальной, сопоставимой по сложности разве что со сбором адронного коллайдера.
      — А попроще что-нибудь нельзя?
      — Ишь ты, попроще ему. Любишь девушек, люби и сердечки для открыток вырезать!
      — Ну ты и задачи ставишь, Семеныч! Давай что-нибудь другое.
      — Другое… хм… — сосредоточился он, и я даже затаил дыхание, чтоб не сбить его с мысли. — А ты ей приготовь что-нибудь вкусненькое!
      В моем воображении сразу нарисовался ломоть белого хлеба с толстым слоем майонеза, внушительный шмат колбасы и помидорка, но Семеныч беспощадно добавил:
      — Торт!
      — Торт?! — ужаснулся я, мысленно снова возвращаясь к открытке. В принципе, адронный коллайдер — это не так уж и сложно…
      — Ну ладно, пусть будет пирог, — сжалился надо мной Семеныч.
      — Пирог… — протянул я задумчиво. — Пирог — это наверное просто, да?
      — Ага! Я тебе ради такого дела даже свою сторожку уступлю, у меня и плита есть. А еще сито! — гордо добавил он, как будто именно это — залог успешного пирога.
      — Сито — это хорошо… А мука у тебя есть?
      — Не знаю.
      — А яйца?
      — Есть!
      — Куриные, — уточнил я, недоверчиво прищурив глаз.
      — Не знаю.
      — Тогда я лучше на кухню попрошусь, — я поднялся на ноги, чувствуя, как у меня внутри разгорается пламя энтузиазма. — Моя мама когда-то пекла французский пирог с кукурузными хлопьями. Может и мне попробовать?
      — Сильвупле, Санек, сильвупле, — покивал головой Семеныч, одобряя мой выбор.
      На кухне всем было не до меня, хотя открыто выражать недовольство мешающемуся вышибале не решались даже сотрудники заведения. И пусть из кухни я никогда и никого не вышибал, и вообще всегда демонстрировал высшую степень миролюбия, инстинкт самосохранения у людей, в большинстве своем не достающих мне до плеча, срабатывал без перебоев. Они сновали вокруг меня, как муравьи, занятые своими неотложными делами, а я чувствовал себя слоном в посудной лавке.
      — Лихо мерили шаги две огромные ноги: сорок пятого размера покупал он сапоги… — продекламировал кто-то «Дядю Степу», вероятно считая себя очень остроумным.
      Я обернулся и поискал глазами оратора. Кучерявый мелкий пацан с оттопыренными ушами сидел на стуле в уголке и болтал ногами, с интересом рассматривая меня.
      — Что за мышь мне тут пищит снизу?
      — Я не мышь, — обиделся ушастый. — А у вас там, на верхотуре, голова не кружится?
      — Эту шутку я слышал тысячу раз, остряк. И про дядю Степу тоже! Ты что здесь делаешь?
      — Маму жду. Она тут посуду моет, — буркнул пацан и отвернулся, потеряв ко мне всякий интерес.
      Смутно припомнив добродушную женщину с круглым лицом и большими, мужскими руками, я сразу же про нее забыл, выискивая глазами свою жертву — какого-нибудь повара, который сможет мне помочь. Жребий выпал на худосочного парня, чьего имени я вспомнить не смог, но чей путь очень удачно пролегал мимо меня. Я шагнул к нему и подергал его за колпак, придающий ему сходство с грибом.
      Гриб-поваренок недовольно поднял голову и вопросительно уставился на меня снизу вверх. Задачу я объяснил по-военному коротко и быстро, не вдаваясь в детали, и сразу получил стакан муки, стакан сахара, два яйца и поваренную книгу. Хороший поваренок, покладистый!
      — Делайте, что хотите, только не мешайтесь. Вон та плита свободна, — ткнул он пальцем в сиротливо стоящую в сторонке, никем не занятую плиту. — У нее конфорки не работают, но вам же духовка нужна?
      — Мне еще нужна кукуруза! — уверенно сообщил я, вспоминая вкус из детства.
      — Там поищите, — неопределенно махнул рукой поваренок и юркнул от меня подальше между стеллажей с посудой.
      За кукурузой я пошел не сразу, ведь надо было узнать, какие ингредиенты мне могли еще понадобиться для французского пирога. Я открыл поваренную книгу и принялся изучать содержание.
      — Привет, Саш, а ты чего на кухне?
      Книга вывалилась из моих рук. Я схватил компрометирующую меня вещь, быстро спрятал за спину, как двоечник свой дневник, и поднял глаза.