Розовые Сады

Розовые Сады

Есть места на планете, однажды посетив которые, больше не представляешь себя без них, они становятся навязчивой идеей, единственным стремлением в жизни. Постоянно манят, занимают большую часть мыслей и, даже закрыв глаза, все равно видишь их образы. Ни что не способно остановить: смерть товарищей, постоянная угроза жизни, неимоверные физические нагрузки— все это меркнет перед величественными белыми пиками, перед скудным, по общему мнению, миром снега и камней. И каждый раз, на грани, давая зарок больше не восходить, все равно, рано или поздно, оказываешься здесь. Потому что только тут, устремляя взгляд на подсвеченную утренним солнцем изумрудную вершину, чувствуешь, что душа по-настоящему свободна, едина c целым миром.

Даже сейчас, предвкушая близкий конец, я не сожалею о том, что пришел сюда. Мне это нужно, не только для искупления, но и для….не знаю, как это объяснить словами, просто я там, где и должен быть. Пусть этот камень, на который я облокотился, и станет скромным надгробием заядлому альпинисту, но больше я и шага не ступлю, не могу, устал, и вершина близко, вон, рукой подать... Горы поселились в моей голове, когда нам с братом еще и пятнадцати не исполнилось. Кстати, он тут, смотрит на пик, который я так и не покорил, он бы смог, не чета мне… Джулиан всегда был проворней, имел запал, так сильно ценящийся в нашем деле. Иногда даже забывал, что он мой брат, всегда считал его лучшим другом, а в горах такие люди на вес золота. Нас иногда путали, так сильно мы походили друг на друга, единственное различие — глаза.

Оторвав взгляд от вершины, брат устремил на меня взор своих разных по цвету глаз: один серый, другой зеленый. Горькая улыбка слегка исказила лицо цвета меди, светлые волосы еле шевелились под ураганным ветром Монблана, он стоял в обычной фланелевой рубашке, в то время, как я перестал чувствовать руки, тщетно пытаясь согреть их под курткой. Он не говорил, по взгляду я и сам все понимал.

У меня осталось меньше часа, не так много времени, по общему мнению, но достаточно, чтобы вспомнить, как все начиналось и чем все кончилось. Погода приходила в норму, буран, настигший меня, и благодаря которому я остался без сил, утихал. Тем не менее, было нестерпимо холодно, сейчас бы в палатку…жаль, что от неё мало что осталось. Вдали, чуть ниже, я уже мог разглядеть безмолвные вершины над облаками…

***

Облака, в тот день они были серые, свинцово-тяжелые. Когда мы с братом вернулись домой с прогулки, родители суетились, собирая вещи. Отец ожег нас суровым взглядом и произнес: «Мы уезжаем к тете Марте!».

Мы с Джулианом родились в Тироле, тогда, это была еще Австрия, а когда мне стукнуло четыре, я стал гражданином Италии. После войны, в рамках Сен-Жерменского договора, наша земля отошла во владение бывшим врагам. Помню, тяжелее всего переживал отец. Он стал частью того, против чего сражался. В первое время, говоря откровенно, все было не так уж и плохо, итальянский король пообещал не притеснять коренное население и не делать без того не простую жизнь еще тяжелее. Все изменилось с приходом фашистов, после кровавого воскресения в Больцано, многие жители боялись выходить из своих домов, в воздухе висело напряжение и страх. В таких условия, террора и страха, мы прожили еще несколько лет. Последней каплей стало избиение отца фашистскими молодчиками, он не рассказывал, что произошло, написал письмо тетке, а через две недели, мы оставили родное гнездышко.

Дом тети Марты располагался в окрестностях города Грац в Штирии. Небольшой трехэтажный особнячок, тесный со стороны, но весьма просторный внутри, в нем каждому нашлось место.

Так началась вторая глава моей совсем юной жизни. Однажды вечером, мы с тетей Мартой и братом гуляли, изучая новые владения. Подняв глаза на исполинские массивы родных Альп, увидели их верхушки в нежно-розовых тонах заходящего солнца — эта обыденность была настолько красивой, что все мы втроём остановились, дабы насладиться видом. Помню, тетя присела между нами двоими, обняла и тихо прошептала:

— А вы знаете, что такой цвет горы приобретают только утром и вечером, всего несколько минут на восходе и закате солнца!

— Почему так? — с любопытством спросил Джули.

Тетя загадочным голосом ответила:

- Когда-то очень, очень давно тут росли чудесные розовые сады, а среди них жил удивительно красивый народ. Однако, злые соседи решили разрушить их дом из зависти, а самих завоевать и поработить. Но жители прекрасных рощ не растерялись и прибегли к силам волшебства,— мы с братом слушали эту историю с открытыми ртами, в то время как тётя продолжала,— они сделали свой мир невидимым, превратив цветущие сады в неприступные скалы. И лишь, дважды в день, когда солнце соприкасается с вершинами гор, барьер приподнимается, демонстрируя нам необыкновенное цветение тех удивительных садов.

— А если мы заберемся туда вечером, мы сможем попасть в эти сады, тетя Марта?— с огоньком в голосе спросил брат.

— Конечно, Джули, но чтобы подняться так высоко, ты с Себастьяном должен быть сильным, должен быть в состоянии осилить такой путь.

Это были пророческие слова, которые навсегда изменили наши жизни, тётя тогда даже и не догадывалась, как сильно её рассказ повлиял на нас. Именно в тот вечер, когда верхушки гор розовели под лучами заходящего солнца, а наши сердца горели огнем приключений, мы в первый раз серьезно задумались о покорении безмолвных и холодных исполинов.

Жизнь постепенно входила в прежнее русло, отец устроился на фабрику, а матушка посвятила себя делам бытовым. Вскоре, нас отправили в школу и все пошло своим чередом. Но, как говорится у русских, свято место пусто не бывает, так же как и для любого счастья найдется своя ложка горя. В конце двадцатых от нас уходит отец. Старые раны под Сан Матео дали о себе знать, умер прямо на рабочем месте, коллеги рассказывали, что он просто уткнулся головой в сложенные на столе руки. Со стороны казалось, он устал и вот-вот придет в себя, но тяжелый хрип опроверг это предположение. Мама рыдала ночи напролет, а мы с Джули, не могли до конца осознать весь ужас случившегося.