Розовый зонт

Розовый зонт

Дождь. Дождь и похороны. Как банально, банально до противной тошноты. Банален мой идеально выглаженный черный костюм, галстук. Банальна смерть старого человека. И, к несчастью, банальна моя жена. Она стоит в черном платье у винтажного зеркала. Стоит хмурая, хмурая, ровно как дождевое небо за окном. Единственное, что меня удивляет, у неё текут слёзы. Почему она плачет? Не знаю... Руки трясутся, ей всё никак не удаётся надеть серьги. Решаю супругу обнять.

Неужто я совсем не уделял жене времени? Похоже на то, ведь мне неведомо было, что она успела так сблизиться с нашей соседкой — старушкой. Милая старушка, ничего не скажешь, однако зачем же убиваться горем из-за неё, зачем? Непонятно...

Выхожу из спальни, зову дочь. Не отвечает. Иду к ней в комнату. Сидит на кровати в руках мобильный. Глазеет в экран и не моргнет. Правда вид у неё, стоит признать, унылый, но хоть она не всхлипывает и занимается всё тем же, как обычно. Делаю вывод — телефон безустанно крадет её жизнь... Ох, уж это поколение. А я столько книг насобирал для домашней библиотеки — от Гоголя до Драйзера. Бери — читай, учись. Э-эх... не научил.

Я захлопываю дверь сильнее, чем планировал. Слышу за спиной удивленное и одновременно испуганное восклицание: «Папа!». Хм, вот только сейчас дочурка обратила на отца свое внимание. Я почему-то не отзываюсь, честно, не знаю почему. Попросту молча, неторопливо переставляю ноги по скрипучему паркету нашего длинного коридора, такого длинного, как в нескончаемых застенках чудовищного Минотавра.

Я у открытого окна. Капли выстукивают по подоконнику чечётку, да настолько складно, что не верится, что это всего лишь дождь. Всё серое, серое, даже красные черепицы крыш домов окрасились оловом. В общем, повсюду исключительно — грусть и тоска.

Вижу на противоположной стороне улочки к дому умершей один за другим подъезжают черные автомобили. Они их что, специально напрокат берут? Нет, ну не верю, что у всех поголовно такого мрачного цвета машины. Боже правый! Да и у моего дома уже поспели с десяток припарковать. Ну ладно, что уж тут поделаешь, похороны ведь.

Размышляю — поганые они все людишки. При жизни к зажиточной пожилой даме разве что почтальон на велосипеде приезжал, а сейчас прямо-таки аншлаг. Наверняка готовятся наследство делить. Не наверняка, а точно! Закрываю окно. Отопление нынче дорогое, на деле не только для бедняков.

Стою, наблюдаю. Хм, непонятно, каким образом я всех скорбящих пропустил? Надеялся вдоволь посмеюсь, как леди и джентльмены будут выползать из авто, спехом раскрывать "арендованные" чёрные зонты, и бежать, бежать под крышу дома, которому в скором времени суждено... Да чего в скором, нет, уже завтра особняку суждено быть разодранным в суде. Конечно в том случае если, старушонка преднамеренно не оставила завещания, уверовав, что после смерти сможет насладиться грандиозным кровавым шоу с участием ненавистных ей родственничков.

Ко мне подошел пёс, виляет хвостом и тоскливо попискивает. Что, Лорд, проголодался, кушать хочешь? Обещаю, как вернусь с похорон, обязательно пожарю стейки, один с кровью будет специально приготовлен для тебя. Пёс безрадостно вздыхает и кладет голову мне на стопу.

Снова смотрю в окно. Хотелось бы сказать, что ничего не изменилось, но вся серость, к которой я нехотя свыкся, теперь была опорочена круглым розовым пятном. Это розовый зонтик, приторно розовый. Его в руке держит высокая девушка. Она стоит по ту сторону улицы. Одета, как сегодня уже повелось, в черный плащ. Верхнею половину лица скрывают черные солнцезащитные очки.

Она таращится на меня, так по крайней мере кажется. Не знаю почему, но мне вдруг становится не по себе, жутковато даже, будто бы я несусь по скоростному шоссе с завязанными глазами. Девушка по-прежнему смотрит. Может всё-таки не на меня? Может ей всего-навсего пришелся по вкусу мой чудесный тюдоровский дом? Может спутниковую антенну ветром сорвало? Нет, теперь-то я доподлинно уверен, что на меня, вот она улыбается. Улыбка у неё красивая, ангельская. Да только страшно мне так, точно черта увидел. А может у девушки просто-напросто наушник в ухе, она с кем-то беседует и хвастается, что солидный кусок наследства урвёт? Хватит себя успокаивать, видишь же, губы её не шевелятся. Поправка на дождь, плохая видимость. Я понемногу схожу с ума.

Затаив дыхание, глазею дальше. Блондинка поворачивает голову по направлению улицы. Я выпускаю из легких тяжелый воздух. Ну и фантазёр, ну и фантазер же я. Внезапно она резко поворачивается в мою сторону. И странное дело — ощущаю то, что человек не может ощущать: я бледнею. Незнакомка не спеша достает левую руку из кармана и машет, медленно, вальяжно, как настоящая королевская особа. Я заворожённо машу ей в ответ. Страх вдруг уходит, вместо него появляется лишь неудовлетворенное любопытство. Оглядываюсь с целью убедиться, что никто не заметил, как я машу рукой красивой незнакомке. В коридоре никого. Уж больно долго мои девочки собираются.

Вновь повернувшись к окну, обнаруживаю, что таинственная блондинка стоит прям передо мной. Боже, разве это возможно так быстро очутиться здесь? Теперь сердце вторя дождю, принялось громко выстукивать чечётку. Ощущаю что рот непроизвольно открывается. Мы стоим друг от друга на расстоянии одного локтя. Разделяет нас лишь тонкое и аномально сухое стекло. Стараюсь не подать виду, что напуган. Беспокоюсь за сердце, ведь я давно в группе риска. Не шевелюсь, словно вкопанный. Странное выражение в день похорон. Она медленно, слишком медленно снимает очки. Стою, смотрю. Неподвижный и безмолвный.