Розы для мамы

ГЛАВА 22

Приближаясь к небольшой станции, пассажирский состав стал притормаживать и готовится к остановке. Через считанные минуты в вагоне началось суматошное движение, в котором автоматически происходил пассажирский взаимообмен между прибывшими людьми на станцию и отъезжающими с неё. В этом сумбурном хаосе в вагон зашла женщина вместе с мальчиком лет восьми. Они неторопливо шли по коридору к своему купе, а Лина смотрела на ребёнка и не могла оторвать от него взгляд. В этом мальчике она видела своего старшего сына в детстве, у которого были такие же красивые кудрявые волосы до плеч и большие карие глаза. Снова и снова её сознание делало отсчёт в памяти времени в обратную сторону, где было счастье и был сынишка.

До своих неполный восьми лет Алекс был единственным ребёнком в семье, и всю свою любовь Эвелина отдавала только ему – прекрасному и родному лучику света. Несмотря на её ненормированный график работы, сын от недостатка маминого внимания не страдал. Они были связаны потоком тепла, и всегда, при малейшей возможности, находились вместе. Можно сказать: мальчик рос у мамы на работе.

- Мамочка, мне хорошо там, где есть ты. Я хочу всегда быть вместе с тобой, – эти слова, сказанные однажды её сынишкой, на всю жизнь отложились в материнском сердце.

Лина вновь из коридора зашла в купе и села у окна, а её израненную Душу начали заливать слёзы. Боль… невыносимая вечная боль преследовала её.

- Сыночек, родненький, - послала она мысленное обращение к Алексу. - Я ведь живу на Земле, вижу мир и радуюсь ему, а тебя нет рядом со мной. Нет… Как тебе живётся в том, ином измерении без меня? Как… Ведь ты хотел всегда быть рядом. Где же ты? Где?..

Бесконечное эхо «Где?», осталось теперь с ней на всю оставшуюся жизнь – оно превратилось в отголосок мучительной и непроходимой хронической боли. В голове шёл постоянный шум, сжимающий в болезненную оболочку мышление. Ритм шума переплетался с повышенным звуком слова «Где», а далее были слёзы, вечные и невысыхающие – они без остановки, как ручей, катились по лицу. Вытирая ладонями солёные капельки, Эвелина понимала: ей необходимо успокоиться – и успокоиться как можно быстрее. И вновь в её пространстве начался фильм воспоминаний… Хотелось кричать:

- Остановись мгновение! Остановись!..

Фрагменты фильма возвращали материнскую Душу в детство старшего сына. Алекс ещё маленьким мечтал, чтобы у него была сестричка, и даже имя хотел подарить ей сказочное – Алиса.

- Мамочка, почему я один? Нас в семье должно быть двое, - словно взрослый мужчинка рассуждал не по-детски её парнишка.

Муж Эвелины без меры прикладывался к градусным напиткам и ему, с его «увлечением», было не до детей. Друзья вместе с водкой заняли в его жизни первое место. Даже в тот период, когда она находилась в роддоме, а Алекс оставался только под присмотром своего папы-Димы, он, этот самый папа, забывал о сыне и водился с приятелями-собутыльниками. Находясь с родным отцом, ребёнок чувствовал себя одиноким и никому не нужным, а для Лины, уже та, прошедшая семейная драма, как тогда, так и сейчас, стала мучительным психологическим испытанием. Она по сей день, напоминает ей про ад Душевных мук. В больницу Дмитрий постоянно приходил захмелевший, а её крошечный парнишка стоял рядом с отцом грустно и подавлено. И вновь боль... бесконечная боль. Эвелина смотрела из окна палаты и видела карие глаза своего мальчика, наполненные слезами. Они сливались с коричневым комбинезоном и такого же цвета шапочкой, в которые он был одет. Белые кудрявые волосы, прикрывая детское лицо, падали на его глаза, полные горечи и тоски.

- Мамочка, когда ты приедешь домой? – спрашивал он.

Душа у неё монотонно ныла, а сознание понимало, что её мальчику без материнского тепла плохо.

- Выпишите меня раньше, - просила она доктора, но из-за физической слабости и низкого гемоглобина выполнить её просьбу в родильном отделении отказывались.

Кормили в больнице плохо, а муж… Муж по причине постоянного алкогольного состояния приходил к ней с пустыми руками, и продуктов питания у Лины не было, а родители о ней просто напросто забыли. У мамы вновь пошли очередные претензии к дочери, и поток всевозможных грязных обид, как всегда, лился в её сторону. Находясь в полуголодном состоянии, она постоянно хотела кушать, и это была одна из причин слабости во всём физическом организме.

На пятый день к Эвелине и малышу приехала в больницу свекровь – мама Шура, и привезла всяких вкусностей. Дима получил от своей мамы по заслугам: она выругала его за то, что он не сообщил ей раньше о рождении внука, и просила невестку простить его, «непутёвого». Все эти слова у Александры Григорьевны переплелись какой-то особой нитью любви, от которой становилось тепло и уютно – она ругала не со злом, а с добротой и наставлением. Вычитывая сына для его же блага, мама Шура старалась согреть его своим теплом, защитить невестку и внуков, а вернее, их семью.

- Удивительным качеством обладает моя свекровь, - часто рассказывала Лина своим подругам. - Она укажет на ошибки так, что их сразу же хочется исправить. Женщина и вправду с золотым сердцем, наполненным любовью и бесконечной благодатью.

В этот же день в больницу пришла её тётя и подруга. Все они несли передачи, извинялись и, словно сговорившись, повторяли одно и тоже:

- Прости... прости... прости. Мы не знали, где ты находишься.