Ртутный медальон

Глава 3. Последний миг прошлого.

Графство Фрейев

Хрустящие белые простыни, запах лаванды, которым они пытаются перебить запах моря, что выходит у них из рук вон плохо и духота. Казалось бы, только весна, а в графстве уже потихоньку становится невыносимо. Липкие пряди светлых русых волос начинают завиваться от пота все сильнее. Они такие длинные, что путаются, прилипая к телу. Мама не разрешала их стричь, говорила красота девушки в ее волосах. Раньше она помогала их мыть, теперь же мне приходится самой. Служанок я не переношу на дух, поэтому все делаю сама. Они сплетницы и очень злые, но постепенно к нам привыкают. Смирились.

Брат здесь как у себя дома. Хотя нет, даже лучше. Его и разыскать теперь невероятно трудно, разве что искать дядю, тогда найти и его не сложно. Он всегда около него. Ловит каждое слово и каждый жест. Восхищается его силой и «холодным рассудком». Я даже не до конца понимаю значение этих слов, но он больше мне их не объясняет. Молча пожимает плечами и уходит.

Теперь я часто одна. Отец кинулся в писательство, ночами пишет книгу, потом спит до обеда и так по кругу. А иногда и вовсе не спит. Это его лекарство. Его исцеление. Валериану все равно, а мне так спокойнее, не хочу, чтоб этот груз на него давил.

Тренируюсь я тоже одна. Валериан хорош в водной стихии, а мне по душе воздух. Если очень прислушаться можно разобрать хлопки крылышек бабочек, шебуршание пчел в цветках фацелии и даже трение пера о бумагу, пока отец сочиняет свой новый роман. Но самое потрясающее происходит во время урагана. Когда он поднимается, я словно сливаюсь с ним, растворяюсь в этом шуме и порывах ветра. Поэтому мне по душе грозы и ливни. Они словно помогают раскрыть мне мою силу. Да нет, не просто раскрыть, в эти моменты сила поглощает меня, пульсирует по венам словно бурный поток. Я понимаю, что даже контролировать ее не в силах, да и не хочу. Мне нравится эта свобода и мощь. Она отдаляет меня от окружающих, отгораживает словно бетонной стеной, только сделанной из толстой пелены дождя и потоков воздуха. Воздух словно играет со мной поднимая вверх мои волосы, касаясь плеч, заставляя закрывать глаза и сливаться с этим вихрем.

Один раз это увидел Валериан и испугался. Он сказал, чтоб я никогда никому не показывала это. Почему это так опасно он не объяснил, да мне и без разницы. Кроме него мне все равно некому показывать. Но его это не на шутку испугало. Он стал словно избегать меня, перестал смотреть в глаза. Я старалась списать все на его одержимость обучением и простым отсутствием времени, но себя ведь не обманешь. По крайней мере, каждый в глубине души всегда знает правдивые ответы на свои вопросы. Просто не все хотят заглядывать себе в душу. Вот и я не хочу.

О маме все молчат. Это тишина такая беззвучная, что в ней можно услышать наше дыхание и даже стук сердца. Словно если каждый из нас будет играть свою роль, то плотина, построенная на островках отрицания, не прорвется, и мы все останемся живы. Но я жду этого прорыва, я знаю, что он рано или поздно наступит.

Четыре часа, урок стихий и впервые в жизни дядя пришел посмотреть на меня. Раньше его мои успехи абсолютно не интересовали. Валериан естественно рядом, сейчас он мне напоминает его домашнее животное и от этой мысли мне резко становится стыдно. Взгляд у дяди холодный. Можно сколько угодно винить в этом голубые глаза, но они тут не причем. В нашем графстве у всех голубые глаза, светлее, темнее. Но цвет неизменен. Это своеобразная родовая черта, наряду с магией. Светлые или русые волосы, которые отличаются лишь оттенками и глаза. Мы словно копии друг друга, хранящие внутри сгустки пугающей энергии, как бомбы замедленного действия. Говорят, те из нас, кто обладает всеми четырьмя стихиями сходят с ума. Эта справедливая цена за могущество. Таких Совет Хранителей запирает в Хвергельмир и больше никто не видит их глаз.

Учитель учит меня контролю магии на бабочках из бумаги. Мне нужно не просто поднять ее вверх, а равномерно распределять магию на каждое крыло, чтобы в точности повторить ее полет. Выходит - криво и совсем не изящно, поэтому дядя кривит уголок губ и отводит взгляд, словно не понимая, что он вообще тут забыл. От обиды хочется расплакаться, но я лишь прикусываю губу и сосредотачиваюсь сильнее на крыльях.

- Брось ты ее! – рявкает он, и учитель вздрагивает вместе со мной. -  Покажи мне настоящую мощь!

Я вспоминаю, то, что вытворяю на море и понимаю, что снесу этот кабинет если покажу всю свою силу. На секунду я мешкаю и краем глаза замечаю брата. Совсем легко, он качает головой из стороны в сторону, и я вспоминаю наш разговор. Никому не показывай свою силу. Я сглатываю, понимая, что услышу в ответ на свои следующие слова, но они вылетают быстрее чем я придумываю себе достойное оправдание.

- Мы это еще не проходили.

-Ты бесполезна! Радуйся, что у тебя такой талантливый брат и ты не останешься на улице! – это словно хлесткая пощечина по лицу. Мне даже, кажется, что щеки горят, хотя он меня не касался. Брат долго смотрит мне в глаза, и я абсолютно не могу угадать, что скрывается за его глубокими глазами и тонкой прямой полоской губ. Но он резко уходит ничего не сказав, оставляя меня в яме, из которой никто не подал мне руку.

Само собой урок окончен, и никто продолжать его не будет. Мне теперь это противно, а учитель в принципе сомневается, что он все еще имеет эту работу. Мы расходимся, не говоря друг другу ни слова, понимая, что никто ни в чем не виноват.

Ноги сами собой ведут меня на поиски отца. Я заглядываю к нему в кабинет, но он занят. Рядом с ним сидит какой-то мужчина, который восторгается его книгой. Я знаю, что подслушивать нехорошо, и мама бы меня за это отругала, но еще пару минут слушаю этого мужчину в сером твидовом костюме и практически лысой головой, об успехе, который ждет отца. Его речи хоть и приторны, но я уверена, что отец очень счастлив. Он сидит ко мне спиной, поэтому я могу лишь констатировать это по расправленным плечам, которые не были в таком положении вот уже полгода.