Рубикон

Рубикон

Порой Максу кажется, что слово «заебало» должно стать его жизненным девизом. И не то чтобы он привык выражать свои мысли матом, но усталость, злость и раздражение, что не первый год копятся внутри, выливаются наружу тихим шёпотом:

— Заебало.

Макс останавливается перед тёмным проулком, заканчивающимся тупиком. Рассматривает виднеющуюся чуть поодаль вывеску «BAR», переливающуюся разными оттенками красного. Как единственный источник света, она окрашивает проулок в зловеще-кровавые оттенки, скорее, отпугивая случайных прохожих, чем завлекая в сомнительное заведение. Но Макс оказывается здесь не случайно.

Макс решительно направляется в сторону бара. Толкает тяжёлую дверь, попадая в широкий коридор, противоположный конец которого теряется в ярком неоновом свете. Громила, расслабленно стоящий справа от входа, тут же подбирается, бросая на Макса подозрительный взгляд исподлобья. Быстро осматривает его с ног до головы. Поняв, что перед ним не постоянный клиент, цедит сквозь зубы:

— Девок лапать только с их согласия. Трахаться можно в приват-комнате. И тоже без насилия. За вход — двадцатка. Неплатёж… тьфу, блять, — раздражённо сплёвывает на пол, силясь выговорить сложное слово, — короче, без бабла даже не стоит соваться.

Макс достаёт из кармана сложенную вдвое купюру, произносит насмешливо:

— Двадцатки у меня нет… — заметив, как мгновенно напрягается громила, добавляет: — «Себастьянка» подойдёт? — Макс вкладывает сто долларов в огромную лапищу, но не спешит выпускать деньги из пальцев. Спрашивает: — Что, реально «без насилия»? И снять можно не каждую?

— Территория «Хантеров», — заметно потеплевшим тоном поясняет громила, забирая сотню. — Тут баб ебут только с их согласия. Но, знаешь, любая ноги раздвинет за сотню, так что не парься, выбирай, какая понравится. Мой тебе совет, поищи Беттани. Мне она не по карману, но, слышал, что отсасывает — высший класс.

Похлопав громилу по плечу, Макс идёт вперёд. Одна стена полностью закрыта узкими вертикальными трубками разных цветов — от белого до алого. Они светятся в темноте, и сочетание ярко-неоновых оттенков почти дезориентирует, слепя глаза. Макс жмурится, тихо проклиная того, кому пришла в голову безумная идея превратить путь в основное помещение бара в настоящее испытание.

Полутьма зала, в который попадает Макс, помогает наконец немного расслабиться. В этом баре, а вернее стриптиз-баре, он впервые, хотя подобного рода заведение для него далеко не в новинку.

Каждый расслабляется по-своему.

Отец посещает закрытый джентльменский клуб, в котором курит элитные сигары, потягивает дорогой виски и перебрасывается в карты с давними партнёрами.

Крис отрывается… отрывался в модных клубах по типу того, каким владеет сам Макс. Но последние два года брату не до того, свободное время забирают поиски Истинной.

Макс же сбегает от опостылевшей реальности в дешёвые «шлюхобары»: раньше у него была компания — старый друг ещё со времён Гарварда, который и придумал обобщённое название для подобных заведений. Но тот получил в наследство семейный бизнес три года назад, женился и остепенился. Максу наследство вряд ли светит, и это злит — до сбивающегося дыхания, до чёрных мушек перед глазами, до пальцев, сжатых в кулаки с такой силой, что короткие ногти оставляют следы на коже. «Заебало». Все многолетние старания показать отцу, что он тоже достоин носить фамилию Маккормик разбиваются о случайно подслушанное:

— Не хочу делить бизнес на части. Думаю, оставить всё Крису. Он альфа, и Истинная у него есть. Уверен, он её найдёт, а значит и род продолжит сильным потомством.

И если отец сделает, как говорит, то Максу останется только смириться с принятым решением. Он — бета, и у него нет никаких прав на наследство. Всё, на что Макс может надеяться — милость отца. И Криса, если тот решит поделиться. Вот только Максу надоело надеяться на чью-то милость. За последние десять лет, стремясь заслужить уважение отца, Макс сделал многое, чтобы бизнес-империя Маккормиков вошла в десятку крупнейших в стране. Разве он не имеет право получить свою долю?

Тряхнув головой, избавляясь от навязчивых мыслей, Макс проходит вперёд, осматриваясь по сторонам. В центре просторного помещения расположена круглая барная стойка. По залу тут и там раскиданы пилоны, на которых извиваются девушки, демонстрируя чудеса растяжки, а заодно, и собственные прелести. Ближе к стенам в полумраке расставлены столики и мягкие диваны. Интерьер выполнен в чёрно-багровых тонах, в зале царит полумрак — даже девушки, крутящиеся на светящихся белым шестах, словно растворяются в таинственной дымке.

Макс проходит к бару, усаживается на высокий круглый стул без спинки. Получив стакан с виски, оборачивается к бармену спиной, погружаясь в наблюдение за ближайшей стриптизёршей. Бар Максу нравится: музыка медлительная, тягучая, той громкости, что скрадывает фоновый шум, но позволяет спокойно общаться, если собеседник оказывается в шаговой доступности. Но, главное, всё устроено так, что даже сидя за барной стойкой в центре зала, можно ощутить себя, как будто находишься в одиночестве.

Макс приходит в подобные «шлюхобары», чтобы ненадолго абстрагироваться от привычной реальности, точно зная, — вероятность встретить в таких заведениях кого-то из знакомых стремится к нулю. Но даже если он наткнётся на того, кто также ищет временного забвения, то они оба сделают вид, что не знакомы. Выпить, немного побыть наедине с самим собой, снять девицу посимпатичнее на ночь — набор радостей незамысловат. Однако всё это приносит пусть и временное, но облегчение, позволяет оставить в очередном дешёвом баре злость на отца. На Криса Макс злиться не может, как ни пытался.