Руины мечты

Руины мечты

В этом проклятом месте холодно и мерзко. Повсюду ни единого проблеска света. Сколько времени прошло с тех пор, как меня бросили в эту непроглядную тьму? Год? Месяц? Или один день, но тянущийся вечность, словно бесконечная изощрённая пытка? Кто знает. Я — точно нет. Боль въелась в тело, как запах гниющей крови. Я уже и не помню, что может быть иначе. Как я выгляжу со стороны? Страшно представить. Руки едва шевелятся. На исхудалые плечи давит шлем в форме птичьей головы. Как иронично — ведь прежде меня называли Белым Соколом. Эти аристократы — мастера насмешки. Величие для них — лишь маска, которую они носят с гордыней, почитаемой за гордость. Сильные мира сего… Как же я их ненавижу. И как жажду стать одним из них.

Жажду? Нет… Уже жаждал. Теперь мои стремления лежат в руинах, как и я сам — от былого Гриффита осталось так мало. Лишь одно воспоминание вспыхивает, словно молния в ночи. Оно снова и снова накрывает меня калейдоскопом чувств: злоба, дружба, ревность, бессилие, сожаление, нежность, скорбь… Над этим вихрем жестоких эмоций неизменно витает тоска, и иногда она заглушает всё. В такие моменты моё измученное тело кажется невесомым: меня поднимает с грязного пола и бросает из стороны в сторону, ведь мне не за что уцепиться в сердце бури. Раз за разом я мычу одно имя — Гатс. Мой меч, орудие, единственный друг и злейший враг. Он — истинная причина моего падения. Я должен всем сердцем ненавидеть его, но воспоминание о нём — единственное, что удерживает меня в мире живых.

Я гол. Меня лишили всего, даже кожи. Но каждый раз, когда кажется, что забирать больше нечего, приходит палач короля и доказывает обратное. Горбун, покрытый коростой и наростами, жалкий шепелявый садист. Его вонь чувствуется раньше, чем скрипят несмазанные дверные петли камеры. Я никогда не считал себя трусом, но гордость у меня давно забрали. Наверное, это была моя первая потеря. Теперь я дрожу. Жмусь к влажной холодной стене, отталкиваясь исхудалыми непослушными ступнями от шершавых каменных плит, покрытых испражнениями, гнилью и плесенью. Он рассек сухожилия на моих лодыжках, и я не могу стоять, лишь ползать. А разрезанные запястья висят как плети, и я не могу защитить себя. Я его кукла и уже смирился с этой судьбой.

Сломался. Это случилось, когда он отрезал мне язык и повесил его себе на шею как трофей. Я шевелил прижжённым обрубком внутри рта и гадал: кто я теперь без голоса? Без возможности приказывать и вдохновлять? Немой владыка — зрелище ещё более жалкое, чем калека-воин. Сама природа не терпит столь нелепых созданий. А общество — и того хуже: оно истребляет всё слабое и иное. И меня тоже ждёт та же участь — стать ничем. Прахом, который вернётся к праху.

Раньше я походил на аристократа: тонкие черты, роскошные наряды, безупречные манеры, умение блистать. Но частью высшего света я так и не стал — под моей гладкой белоснежной кожей текла кровь простолюдина, и они никогда не забывали об этом. Чуяли, как псы чуют волка. Я был как они, но другим — даже если бы не оступился и не переспал с принцессой Шарлоттой, они всё равно бы низвергли меня. Для них я был не человеком, а орудием. А инструмент заменяют, когда он ломается, тупится или перестаёт быть полезным. Теперь же я — никто. Ничто. Просто узник. Потеха для извращённого карлика. Такова ли плата за мою разбитую мечту? Разве Богу мало того, что я уже уплатил? Жизнь несправедлива — простая истина, первое открытие для любого безродного мальчишки. Я рано познал её, но не смирился. Боролся, шёл вперед. Выше и выше. Не смел оглядываться, смотреть под ноги, ведь всегда знал, что служит ступенями на пути к моей цели.

Когда я начал грезить о замке? Наверное, тогда же, когда впервые его увидел: на горе, возвышавшейся над узкими душными улицами, где я родился и рос. Белые стяги реяли на фоне лазурного неба, острые крыши готовились вспороть тучные животы облакам. Замок казался мне огромным. Парящим в небесах. Недостижимым и оттого желанным.

Мальчишкой я бежал по покрытой отбросами брусчатке и не отводил взгляда от его неприступных стен. Падал, сшибал колени в кровь, но поднимался и бежал дальше. Вот только замок не становился ближе. Нужна была лестница… А лучше — другая гора, столь же высокая, как и та, что послужила основанием вожделенной твердыни. Я не замечал насмешек сверстников и снисходительных взглядов старших. Я знал, что достигну своей мечты. Ведь я особенный.

Когда-то, давно, старая гадалка сказала это и вручила мне королевское яйцо — алый бехерит. Это был особый амулет, с гротескно разбросанными по нему глазами, носом и ртом. Те, кто его видел, находили его жутким, омерзительным. Я — прекрасным. Теперь он тоже утерян, смыт сточными водами и покоится где-то на дне. Старуха сказала, что мне суждено править этим миром… Смешно. Вероятно, она была безумна.

Мой разум теперь тоже меня подводит. Я лежу во тьме, и мне слышится её шамкающий голос: «Ты — ключ этого мира, который приведёт всё в движение».

Ключ? Движение? Я не могу поднести воду к губам и лакаю её из миски, словно пёс.

Едва этот голос стихает, как приходят иные. Тёмные, копошащиеся, будто толстые гробовые черви. Они тоже говорят со мной. Величают принцем непрощенных. Раболепно шепчут, что жаждут встречи, и целуют осклизлыми губами кончики моих онемевших пальцев. Шепчут, что утерянное можно вернуть. Нужно лишь пожелать этого всей душой и принести драгоценную жертву. Но что может предложить тот, кто не владеет даже собственной жизнью?

«Это конец твоей мечты… твоих амбиций… всего. Сокол упал на землю. Он больше никогда не полетит», — король Мидленда сказал мне это, прежде чем уйти и оставить меня своему палачу. Сластолюбивый старик, взбешённый тем, что розу его дочери сорвали раньше, чем он обезумел настолько, чтобы взять её сам.