Руки

Руки

            Когда у Главы Коллегии Палачей, человека, отличающегося суровым милосердством – Маттео, вдруг задрожали руки, он понял, что прошли годы его службы.

            Это был удар.

            Маттео всю свою жизнь существовал в этой Коллегии, и за твёрдость руки сумел добиться повышения до Главы Коллегии. Но дальше этого карьера не пошла, да и не могла она пойти. Секция Закона состояла из трёх Коллегий: Дознание, Судейство и Палачи, и первые две, не скрывая, презирали вторую, хотя бы из собственного страха.

            Но Коллегия Палачей никогда не выносила приговоров – это делали судьи, не проводила следствия, определяя преступника и преступление – за это отвечало Дознание. Палачи просто карали, выступали живым орудием, не желая вмешиваться в судебный процесс каким-либо ещё образом.

            Кстати, эта Коллегия исторически проповедовала милосердие. Нет, не такое милосердие, какое принимает и понимает обыватель, а свое, особенное, ведь покарать можно по-разному. Приговорен, допустим, человек, к двадцатью ударам плетью, и что же? Каждый удар можно наносить совершенно иначе. Один удар может снять кожу, а другой едва-едва задеть кожу, чтобы оставить тонкую красную полосу… Коллегия Палачей же проповедовала суровость, но с милосердием, и те же удары должны были быть одинаковыми, ровными и не нанести смерти преступнику, да и самому палачу не утомить руки.

            Или о смерти. тут тоже Коллегия имела свои хитрости, облегчая, по мере возможности, уход. Всевозможные дополнительные крюки, штыри, опоры – всё это было придумано палачами ещё давно. Главной идеей Коллегии было сострадание к смерти и помощь в переходе за барьер самым легким способом из возможных. Конечно, попадались и те, кто хотел, напротив, отринуть всякое милосердие, и карать преступников как можно более жестоким образом, но такие не задерживались в Коллегии на долгое время.

            Обычно палачей было четыре-пять, включая и Главу Коллегии. Они занимали самое тихое здание, да и жили тихо, стараясь не высоываться лишний раз на городские улицы, где их узнавал простой люд, и либо пугался мгновенно, либо открыто выказывал свое презрение, хотя, собственно, презирать и бояться надо было тех, кто доводит до казни – судей да дознавателей, а еще честнее – самих себя, ведь преступление исходит от человека, и гораздо реже от непреодолимых обстоятельств.

            Но бояться палачей, сделать их виновными – пусть даже и мысленно, слишком заманчивая перспектива, чтобы ею пренебречь. Кого-то нужно презирать и их презирали. Дознавателей больше боялись, а перед Судейством впадали в трепет. Но Коллегия Палачей и не имела притязаний ни к власти, ни к народной любви – чаще всего палачи попадали учениками в эту Коллегию и оставались в ней до болезней или смерти. пути выше не было.

            Учеников приходилось зачастую искать. Ремесло палача, кажущееся простым, отличалось не только твердостью духа, но и дисциплинированностью. К тому же – неслабым познанием человеческого организма. Ученики проходили обучение примерно пять лет прежде, чем могли помогать на казнях своих наставникам еще полгода-год, и только после этого назывались палачами и получали жалование чуть больше, чем учениками.

            Не все выдерживали это. Шли в надежде на легкий и быстрый заработок, и нередко шли именно бродяжки, сироты, солдаты, что мыслями все еще были на войне…

            Но оставались лишь единицы. Ведь проще воровать или петь жалобные песни, скитаться, хватаясь за любую работу, чем изо дня в день что-то изучать, мастерить, проверять, да еще и сталкиваться за неблагодарный труд с холодностью народа.

            К тому же – среди пришельцев чаще всего были и те, кто не только не имел дисциплины, но еще и пил. Причем, именно пил, а не выпивал в редкий праздник. И таких Глава Коллегии гнал сразу – у пьяниц дрожат руки, а первая задача палача – иметь твердую руку.

            Твердая рука не принесет боли. Твердая рука каждое движение знает ровно. Твердая рука не искалечит и без того отправляющееся за черту тело.

            Маттео – нынешний Глава Коллегии Палачей никогда не пил, но сегодня у него задрожали руки.

***

            Маттео было пятьдесят восемь лет. Возраст солидный для палача, но до сих пор он отличался ловкостью жизни и был полон энергии, и никак не ощущал своего возраста, с легкостью двигаясь изо дня в день по эшафоту, по залам Судейства, где получал свитки с приговорами, да в архивах, где каждое имя превращал в дело, чтобы потом сотворить отчет за очередной законченный сезон. Отчеты подавались в Совет, куда приглашались все главы Коллегий, но место главы Палачей, почему-то всегда было слишком уж незаметным.

            У него впервые задрожали руки именно сегодня…в весенний сезон, в первый теплый солнечный день, который ясно заявлял: межсезонье ушло, теперь только весна, только тепло, новая жизнь.

            В природе жизнь понемногу пробуждалась: сошёл уже снег, зашевелились первые зеленоватые ростки травы, деревья медленно пробуждались ото сна. У Коллегии палачей росли яблони, и Маттео любил сидеть на скамье под их ветвями в теплые дни, и уже предвкушал это. Да на большее яблони эти и не годились: все яблони столицы давали отвратительно кислые яблоки, которые мог есть только человек, привыкший к грубой пище, да бедный крестьянин, умеющий превратить эти несъедобные плоды в хлеб, выварив всю горечь и кислоту.

            Но Маттео состоял на казенном довольствии, не думал о пище и одежде – все давала казна, и для него не было никакой необходимости учиться работать с этими странными яблоками. Поэтому он мог позволить себе наслаждаться их цветением и уже мысленно предвидел свои вечера, когда у него задрожали руки…

            Сначала это была мелкая дрожь, как от холода, но затем она стала больше и уже ощутимой. В несколько мгновений Глава Коллегии Палачей превратился из палача в нечто непонятное и ослабленное, беззащитное, беспомощное и жалкое!