Рунольв

Рунольв

Он приходил в кафе на набережной, заказывал кофе и садился у окна с газетой. Я обедала там почти каждый день, и часто его видела. Поначалу ничего необычного я в нем не заметила – красивый, хорошо одетый мужчина, лет тридцати на вид. У него были немного вьющиеся темно-русые волосы, почти всегда стянутые в хвост, и крупные, грубоватые черты лица. Специально я не присматривалась, но спустя какое-то время, стало очевидно, что кофе он не пьет, да и газету не читает. Это меня заинтриговало и заставило внимательнее за ним наблюдать. Большую часть времени странный посетитель проводил сидя за столом и глядя в пространство. Бесстрастное и задумчивое лицо казалось ненастоящим, словно маска. Его не оживляли никакие эмоции. Глаза, устремленные в пустоту, пугали своей неподвижностью.

Собственно наблюдением исподтишка все и закончилось бы, но вмешалась судьба.

Случай, приведший к знакомству, оригинальностью не отличался. В один прекрасный (или ужасный) дождливый день в кафе не осталось свободных столиков, даже стулья почти все были заняты. Перерыв уже заканчивался, искать другое кафе времени не было, и я, набравшись храбрости, направилась к столику у окна.

— Можно? – спросила я.

Мужчина посмотрел на меня. Он, казалось, был слегка удивлен, но кивнул и снова опустил взгляд к газете.

Минут через пять он вдруг спросил:

— Вы где-то недалеко работаете?

— Почему Вы так решили? – ответила я, с ужасом представляя, как со стороны могло выглядеть частое посещение кафе, если учитывать пристальное внимание к его столику.

— Вы здесь часто бываете, – улыбнулся мой сосед.

— Действительно, глупый вопрос, - я тоже улыбнулась ему, - да, я работаю совсем рядом. Знаете офис-центр за углом? – мне было важно показать, что я прихожу сюда по некой объективной причине.

— А вы тоже работаете поблизости? – спросила я, отчаянно пытаясь сообразить, как вывести разговор подальше от собственной персоны.

— Я? – и снова мимолетная улыбка. - Нет, просто место нравится – и обстановка приятная, и вид из окна.

— Да, обстановка замечательная. И кухня тоже.

— Не имел возможности оценить. Как вы могли заметить, я прихожу сюда не обедать.

Все, подумала я, теперь можно проваливаться под землю. Он заметил, что я подсматривала.

— Да, меня всегда интересовало, почему вы никогда ничего не заказываете, а только сидите и смотрите на улицу, – теперь точно можно проваливаться, раз уж фактически призналась в подглядывании.

— И почему же не спросили, если интересовало?

На его лице легко читалось любопытство, но без намека на иронию. Как будто всё это в порядке вещей.

— Да, странно бы это выглядело. Честно говоря, надеялась, что вы не заметили, моего внимания. Очень неловко себя теперь чувствую.

— Это было незаметно. Практически. – на этот раз он улыбнулся по-настоящему, тепло и открыто. – Просто я очень наблюдателен. Кстати, раз уж мы так давно знакомы, позвольте узнать, как же Вас зовут?

— Женя. И можно на «ты». – Камень свалился с плеч, ответная улыбка в этот раз была настоящей.

— Рунольв. Правда, здесь меня чаще зовут Слава.

В голове вихрем понеслись мысли, имя было странное и явно нерусское. Видимо удивление отразилось на моем лице, потому что он пояснил:

— Это скандинавское имя. Старое довольно-таки. Поэтому, хотя по документам я Рунольв, обычно называюсь Славой, чтобы избежать ненужного внимания.

— Вы… ты иностранец? Но ведь говоришь без акцента.

— Отец был иностранцем. Мать – местная. Я очень давно живу в России, акцент просто стерся.

На работу я в тот день опоздала. Зато в эти украденные у рабочего дня полчаса родилась дружба. Та самая, настоящая. Не знаю, как так получилось, как такие разные во всех отношениях люди крепко-накрепко сдружились. За тот час мы не сказали друг другу ничего важного, ничего, что могло бы объяснить почему, еще ничего не зная о Рунольве, я ему поверила. И верю до сих пор.

Он не спросил моего телефона или адреса. Просто сказал:

— Я завтра опять буду здесь. Приходи.

Я пришла. И потом приходила снова и снова. Это продолжалось около месяца. Меня саму удивляет, как легко было ему все рассказывать, он всегда слушал со вниманием, не пытался дать понять, что мои проблемы мелкие и незначительные, а те новости, что я ему рассказываю, для него ровным счетом ничего не значат, чем грешили другие мои приятели. Нет, напротив. Когда я пыталась сдержать свою природную болтливость, Рунольв начинал сам расспрашивать. Меня всегда поражало, как он запоминал разные мелочи – это было лестно для самолюбия. Я и сейчас не знаю, почему рассказывала ему столько о себе – ни одна подруга обо мне столько не знала. Даже мама не знала.

В то же время о себе мой друг, (да, несмотря на свою врожденную осторожность в обращении с такими словами, Рунольва я без колебаний называю своим другом) рассказывал мало, обрывками, скупыми фразами. В них не было жизни – он рассказывал, будто анкету заполнял – без эмоций. Я старалась не расспрашивать – чувствовала, что что-то мешает Рунольву рассказывать о себе – не надо лезть туда, куда не приглашают. Но мне тогда даже в голову не могла придти истинная причина такой скрытности.

Легко и без колебаний он говорил только о недавней поездке в Норвегию. Передо мной как живые вставали суровые скалы, фьорды, холодное северное море. Но ни одно слово не указывало, к кому и зачем он ездил.

Вообще в его речи не было ни одного упоминания людей – знакомых, друзей, родных.

Но полчаса в кафе явно не хватало – он никак не хотел меня отпускать, да мне и самой не хотелось уходить. Поэтому сначала он стал провожать меня до работы, потом, после работы до дома. Была ранняя, еще теплая осень, идти до меня было около часа, но Рунольв умел растянуть этот час на два, чему я была очень рада.