Русалочье солнце

Глава 6. Вороньи перья

- Что-то ты, сынок, с лица спал, бледен да жёлт. Аль заболел чем?

Частенько тот вопрос стал слышать Данила: то сестрица ахнет, щёки ему рушником растирает, чтоб румянец на них появился, то мать вот брови нахмурила, глядит укоризненно. Данила и впрямь еле ноги волок, да только не в болестях было дело. Как парень ни собирался в сон провалиться, закрывал глаза, так возникала перед ним вереница сладких образов: вот Лукерья белой рукой гладит его по плечу, вот перекидывает через мягкое, округлое плечо толстую косу, вот глядит своими медовыми глазищами в самую душу… А то и вовсе такое снилось, что и грех сказать кому. Поднимался тогда Данила с лавки, шёл на двор, умывался водой из ведра, глядел на звёзды да злобный месяц. Вдыхал пряный аромат разнотравья, становилось полегче его душе, да только вот спать не мог совсем.

Но вот днём Данила думал только о Дарьюшке, о том, как бы найти её, заглянуть в очи бездонные. Уж и к Лешему ходил, и у русалок выпытывал: как сквозь землю провалилась зеленоглазая, никто не видел её, никто о ней не слышал. Хотел было снова к вдове постучаться, да только смотрит Акулина волком, едва Данилу завидев. Уж точно парня на порог не пустит, даже слушать не станет. Да и что может сказать ей Данила? Вот, дескать, пропала русалка, ничего о ней ни лесная, ни водная нечисть не ведает, и кажется, что русалка та – твоя, Акулина, пропавшая дочь. Да после такого вдова его с крыльца, ухватом огревши, спустит, за ворота с позором выставит, и будет права.  Решит, что издеваться парень над горем её вздумал, шутки шутить с бабой старой да несчастной решил. А то ещё и заподозрит, что умом слаб Данила стал, то-то смеху по деревне будет.

Но не выходила прекрасная русалка из головы. Только о ней наяву Данила печалился, но вот как стемнеет, так совсем другие картины перед глазами появлялись. Оттого подскакивал Данила с перины, ходил из угла в угол – всё ему не спалось, стены родные давят, образа глядят из угла укоризненно, знают святые отцы, что за мысли в голове у Данилы бродят. Молитву читать пробовал, так вылетают все слова прочь из головы, будто вороны с поля, не удержишь, вместе не свяжешь.

Уж сколько ночей мучился Данила, решил, так уж вовсе лучше и не ложиться, коль так-то спать. Да тут ещё и мать с Любашей хлопот добавили: хочется матери, чтоб Любаня в услужение к попу пошла. Отец бы такого никогда не допустил, что она, грешница что ли великая? Не горделива, не упряма, смирна, как лебедица. И такую глупость надо ж удумать, жизнь девке ломать! Как Данила с матерью не препирался, да всё зря. Вбила себе в голову Федотья, что должна дочь её попу прислуживать в доме да в церкви, чтоб ему пусто было. И решился тогда Данила сам с отцом Власом глаз на глаз поговорить, авось смилостивится, не будет над сестрицей измываться. Где это видано, чтоб дочка человека почтенного на деревне да уважаемого полы в поповском доме мыла? Какие такие грехи юнице искупать?

Постучался Данила в ворота отца Власа, открыла работница, провела его в дом. У печи сидела матушка Варвара – тучная молодуха, щёки – яблоки, еле очи узреть из-за них можно, руки – брёвна. Такой-то точно подмога по дому лишней не будет, да только много в поповском доме рабочих рук, к чему тут ещё и Любашина подмога? Наймиты и наймички у попа от отроков до уж зрелых, всё в доме спорится, пусть и велик поповский дом, а заделье всем есть. Суетятся, бегают из горницы в подклет, из подклета к печи – только следить успевай.

Неласково встретил отец Влас Данилу, не рад был ему. Всё косил глазом настороженно, будто боялся чего.

- Зачем тебе, отец Влас, Любаша моя?

Выпучил отец Влас очи свои угольные, заморгал часто-часто. Попятился священник, чуть на рясу не наступил, да чего Данилу-то бояться? Не с кулаками парень пришёл, с миром. И голосом молвил спокойным, и на рожон не лез, а отец Влас разве что в угол со страху не забился, очи так и бегают.

- Хочу узнать, зачем мать надоумил, чтоб Любашу к тебе в услугу отправить? Слыхал я, что для усмирения гордыни так делают. Да и для тех, кто в монастырь уйти желает, от мирского отречься, это тоже награда – в церкви прислуживать, порядок в Божьем доме держать. В девке на выданье то зачем? Подумают, что больна чем али грешна сильно, женихи все отвернутся, останется одна навечно. А она уж больно замуж хочет, всё сватов ждёт. Не до церкви ей сейчас.

Простодушно спрашивал Данила, без злобы. Почуял то отец Влас, перестал сторониться да пятиться.

- Пойдём-ка с тобой, молодец, во двор. Там и поговорим, а то душно тут, накашеварено. И не слышу я тебя за бряцаньем горшков, а разговор вести надо так, чтоб не мешало нам ничего.

И то правда, попадья-то, Варвара, сидит да уши греет, но совсем не от печного жара. Сидит Варвара дома, никуда не выходит, а потому хочется ей новостей больше да сплетен. Повела круглым ликом в сторону отца Власа, посмотрела строго: о чём это таком парень говорит?

А поп парня под локоток схватил да вывел на двор. Оглянулся по сторонам, будто боялся, что подслушает кто слова его, да молвил голосом приглушённым:

- То для пользы сестры твоей неразумной. Жаловалась мне мать твоя, что вот-вот пойдёт Люба ваша не по той дороге: у бабки-знахарки колдовству учится, травы да коренья колдовские собирает. Ещё и тряпки в голове одни, сережки с бусами. Разве сам-то не хочешь, чтобы стала она для матери отрадой да подмогой, а не тетёшкой деревенской? Всё к тому-то и идёт.

Аж задохнулся Данила. Его сестрицу-ангелицу, домовитую да старательную, чистую и нежную, да такими-то словами!  Сжались у Данилы кулаки, не мог того не увидеть отец Влас, аж отступил к крыльцу, вот-вот, подобрав рясу, сбежит.

- Ты, поп, говори, да не заговаривайся. Рук у тебя рабочих много, всё в доме спорится. А нам и наймичек не надо: всё Любаша делает, всё у неё справно. Мать так разве что ходит да ругает, что то забыла да это, а сама ни к чему не притрагивается, всё Любаша справляет. И колдовству она не учится у бабки, Матрёна наша не ведьма. Да, собирает травки, отвары варит от болей да кровей, да разве грех то? Не нужно сестре моей никаких наказаний, не нужно искуплений. Не настолько она грешна, чтоб жизнь её рушить да на иной путь наставлять.