Рябиновая кисть

Рябиновая кисть

Гейл дёрнулся всем телом и открыл глаза. «Я падаю?» Над ухом запищало, мигнули лампочки и включился свет. Гейл лежал в узком пластиковом гробу, крышка так близко перед глазами, что он не сразу смог сфокусировать взгляд. Тело задрожало от холода, по нему пробежали мурашки.

– Внимание! – произнёс резиновый женский голос. – Выполнено внеплановое экстренное пробуждение клиента. В связи. С. Истощением энергетических запасов. Пробуждение. Выполнено. Успешно.

Щёлкнуло. «Я не в гробу, я в криокамере». Гейл вздохнул и двинул пальцами. «Жив».

– Клиент, персонал отсутствует. Покиньте. Камеру самостоятельно, – Гейл вспотел и дёрнулся, когда крышка не сдвинулась под его руками. – Нажмите. Кнопку справа.

Гейл нащупал большую кнопку у крышки рядом с правой ладонью. Нажал. Снаружи зашипело, затрещало, и крышка поднялась. Холодный воздух овеял тело. Гейл сел. Ноги не сгибались, он подтянул их к себе руками и растирал, поглядывая вокруг. Движения замедлились.

Комната была наполовину засыпана щебнем из треснувшего бетонного потолка, одна из галогенных ламп висела, лишь одним концом крепясь к потолку, разбитая. Свет исходил только изнутри криокамеры, белый и холодный.

Как только Гейл смог встать на ноги, он выбрался и подошёл к стенному шкафчику. Поджимал босые ноги, ступающие по цементному крошеву. Он добрался до шкафа, умудрившись не наступить на стекло и не упасть. Внутри были халаты, штаны, перчатки и бахилы – лучше, чем ничего.

Потом он открыл дверь, за которой были кирпичи, куски бетона и земля. Отломал ножку у стола и с её помощью проделал выход – такой маленький, что через него едва можно было пробраться наружу. Белый свет за спиной тускнел – батарея криокамеры закончилась.

Пару раз ему казалось, что он застрял в этой могиле, он исцарапал руки, устал до дрожи во всём теле, но выбрался. Снаружи была ночь, и он лежал на земле, глядя на звёзды и облизывая сухие губы.

Тело пробрала судорога, и Гейл встал. Трава была мокрой и холодной, капельки падали с тёмных громад деревьев. Пахло сыростью, мокрыми жухлыми листьями и грибами. И нигде – ни огонька. Гейл сглотнул слюну и обхватил себя руками.

Оглянулся – что это, далёкий смех? Где-то завыл волк, ухнула ночная птица. Гейл переступил в темноте и опёрся на ствол дерева, подышал на руки. Выпрямился, вглядываясь – точно смех!

– Эй… Эй, тут есть кто?

Смех. За спиной! Он обернулся. Никого… Прикосновение к плечу – Гейл развернулся и увидел её. Девушка с круглыми и оранжевыми, как у птицы, глазами. В её рыжих волосах запутались десятки тонких проводков с жёлтыми и красными лампочками, лишь кое-где перемежающимися зелёными огоньками. Лицо выступало из тьмы золотой маской, большие, тускло светящиеся камни ожерельем обвивали шею. Она протянула руки с длинными ногтями:

– Ты заблудилс-ся, человечек?

Он закрыл рот и тряхнул головой.

– Да! Да, я заблудился, и не ел ничего… даже не знаю, сколько времени. А что ты здесь делаешь? Кто ты?

Она рассмеялась.

– Тогда пойдём со мной! – взяла его за лацканы халата и потянула. Потом взяла за руку, и Гейл чуть не побежал, скользя в бахилах по перепрелым мокрым листьям. Он ничего не видел, кроме рыжих волос в лампочках.

– Эй, постой! Я…

Она развернулась, прижалась всем телом, обвила руками и сделала шаг назад. Тьма сдвинулась, зашумела, расцвела огнями и Гейл оказался посреди вечеринки. Мимо проносились люди в ярких и длинных одеждах, они танцевали, плавно двигали руками, целовались, пили и ели со столов, уставленных едой. Девушка подмигнула и тут же пропала в толпе. Гейл облизнулся и обернулся к столу.

Он поднял клубнику размером с яблоко и хмыкнул. Откусил и застонал, запихал остатки в рот, обливаясь соком. Облизнул пальцы. Другие фрукты тоже узнать можно было с трудом, а то и вообще никак. Сладкие, сочные, ароматные и без косточек.

«Похоже, человечество преодолело своё предубеждение перед ГМО», подумал Гейл и присел на край стола. «И не только в отношении продуктов»… Он облизнул пальцы и посмотрел на женщину, высунувшую на секунду чёрный раздвоенный язык. У другой были длинные зрачки и глаза поворачивались независимо, у того парня пятнистые перья вместо волос… Сколько же времени прошло, раз люди решились вносить генетические изменения в своих потомков?

Одежды мерцали, переливались, меняли цвет и то и дело становились на долю секунды прозрачными, обнажая стройные тела, иногда – с блеснувшей чешуёй или узором светящимися красками. Гейл наклонил голову – вот это быстрое прикосновение к ожерелью… Похоже, одежда не настоящая, это голограмма. Сверкающие золотые складки замедлились, как под водой, взметнулись… Вот, снова это движение! А та девушка прикоснулась к запястью, это браслет… Двое пятнистых, покрытых слизью существ то ли обнимались, то ли танцевали, медленно гладя друг друга широкими, как у улиток, боками… Гейл дёрнулся, покраснел и отвернулся. Может, в это время заниматься любовью вот так, у всех на виду, уже норма? Он поднял взгляд – на возвышении позади толпы пели девушки, женщина в красном и с четырмя руками играла на миелофоне. Интересно, каково это, когда она обнимает… Гейл потряс головой.

– Привет, человечек! – перед ним остановилась девушка, гибкая как змея и со светящимися узорами на лице и теле. Длинные чёрные волосы клубились облаком, украшенные кистями рябины, винограда и каких-то мелких цветочков. Она положила руки ему на плечи и Гейл посмотрел наверх – она была выше. Склонилась…

Поцелуй пахнул вином и мёдом, травами и странными запахами, названия которых он не знал и никогда раньше не чувствовал. Она лизнула его в щёку, взъерошила волосы и отступила.  Одежда снова мигнула и Гейл отступил на шаг. Девушка… парень… существо засмеялось, щуря лисьи глаза и ушло обратно в толпу.