Рыцарь и Дракон

Глава 1. Встреча на Вайверн Хилл

Посвящение:

Моему самому дорогому и любимому.

Тому, кто верил в меня, в сэра Эдварда Марча из Инвернесса и в говорящего дракона по имени Лоп Эаред Монгрел.

Дракон выглядел весьма плачевно: старый, облезлый, с мутноватыми глазами. Когда он полностью выполз из пещеры погреться на осеннем солнышке, стало видно, что чешуя у него растрескалась, бока потерлись, на правой передней лапе не хватает трёх пальцев, а гребень на голове размочалился и уныло свисает на сторону.

Может, когда-то монстр и наводил ужас на округу, но люди давно позабыли об этом. По правде говоря, мало кто в долине реки Северн верил, что дракон из cида[1] все еще жив, более того, некоторые даже сомневались в том, что он вообще когда-либо существовал. Но дракон по-прежнему обитал в своей пещере, хотя и не досаждал больше людям. Он был одинок и очень стар, этот последний из валлийских драконов.

Рыцарь тоже не был юн, где-то в его далеком прошлом остался день посвящения, теперь же видавшие виды доспехи, которые пестрели заплатами и вмятинами, свидетельствовали о суровой стезе странника, дарованной ему судьбой. Плечи рыцаря укрывал обтрепанный камлотовый плащ, а в переметных сумах, укрепленных на седле, умещалось все его имущество. Впрочем, не так давно, каких-нибудь несколько зим тому назад, когда он покидал пределы Святой Земли, эти латы сияли благородным серебряным блеском; куний мех, крытый синим бархатом, скрепляла на плечах драгоценная фибула с изумрудом, а рукоять меча и дорогая сбруя славного боевого коня были усыпаны топазами и рубинами. Судьба переменчива! Камни теперь лежали в закладе у ростовщика, одежда износилась, и от прежнего великолепия остались лишь золоченые шпоры да славный толедский клинок.

Однако рыцарь мало сожалел об утраченном. Вся жизнь его прошла в странствиях и битвах, с каждым новым рассветом он вдевал ногу в стремя и сначала просил Господа ниспослать достойного противника для поединка, а потом уж обо всем прочем. Так, незаметно прошло тридцать семь зим с того дня, когда матушка в первый раз спеленала и положила его в колыбель.

В свои зрелые годы он по-прежнему крепко держался в седле, и меч его разил без промаха. Лишь в минуты отдыха, когда рыцарь преклонял голову на жесткое походное ложе, а то и просто на голую землю, все чаще возвращался он к мысли о доме, наполненном детским смехом, и все труднее было ему уснуть от раздумий.

Но в это солнечное сентябрьское утро, направляя своего жеребца вверх по каменистой тропе, он думал совсем о другом.

Увлеченный диковинными рассказами торговца из Лиона, в обществе которого он от Вильфранша до Ле-Мана следовал к Руану, рыцарь пустился в сомнительную авентюру[2]. Предприятие не сулило ничего, кроме бесполезного крюка в десяток-другой лиг, но сворачивать с полдороги было не в правилах Эдварда Марча из Инвернесса. Хотя щит его и пересекала справа налево тонкая перевязь[3], Эд оставался сыном своего отца не только по благородству крови. Он был настоящим рыцарем. "Верность — сеньору, честь — себе самому" — с ранней юности внушили ему первую истину. Первую из многих, которые следовало постигнуть бастарду в неласковом отчем доме, но прочие истины волновали его мало. Он научился довольствоваться тем, что жизнь давала ему. Может быть, именно этого своего незаконного отпрыска граф Николас Марч любил больше всех остальных вместе взятых, но правда была на стороне сыновей, рожденных в браке, и Эдварду оставался открытым только один путь к счастью — путь странствий.

Сэр Марч посмотрел наверх. Растительность по обе стороны тропы становилась совсем редкой, уже никто не смог бы укрыться за низкорослыми кустами: они жались к выветренным валунам. Наверное, в те времена, когда холм возвышался неприступной горой, только здесь и можно было перебраться через ущелье. Но ветер и дождь сделали своё дело: острые зубья камней притупились. Теперь они выглядели не столь устрашающе, и перевал стал легко проходим и для пешего, и для всадника.

На середине подъема, ближе к вершине, тропа и вовсе терялась, дальше можно было подняться по гигантским каменным ступеням. Казалось, неведомый великан вырубил их для себя в меловых утесах.

Конь легко внёс всадника на первую, широкую и относительно ровную площадку и неожиданно прянул в сторону, прижал уши, замотал головой, попятился; мелкие камешки с дробным стуком покатились вниз из-под копыт. Рыцарь твердой рукой усмирил жеребца, заставил его остановиться на краю уступа и с разочарованием посмотрел на существо, которое напугало коня. Вот он: тот самый дракон. Спокойно лежит на камнях, свесил крылья, положил голову между передних лап и замер, будто уснул, только желтые глаза поблескивают недобрым огнём из-под прикрытых век.

Некоторое время рыцарь изучал монстра. Значит, торговец из Лиона все же не солгал насчет драконов, хотя бы этого дракона, но подробности изрядно приукрасил. Не зря сэр Эдвард Марч из Инвернесса не слишком доверял торговцам. Но делать нечего, лучше такой дракон, чем совсем никакого.

Так встретились они впервые, на скале, называемой Вайверн Хилл.

Глядя на убогое создание, с которым, во исполнение данного обета, ему теперь предстояло сразиться, рыцарь глубоко вздохнул, потом прикинул на глаз ширину уступа, опустил забрало шлема, подобрал повод, закрепил его на луке седла и взялся за копьё. Когда ясеневое древко наклонилось, треугольный вымпел под стальным наконечником затрепетал на ветру. На белом поле не было ни геральдических символов, ни цветов владельца, только алый крест с раздвоенными концами. Рыцарь тронул коня шпорами и двинулся вперед. Да, не в правилах Эдварда Марча из Инвернесса было поворачивать с полдороги.