Рыжий.

Рыжий.

Рыжий не знал, что означают слова: «Дом продают». Только понял, что ему зачем-то нужно лезть вон в тот страшный, вонючий, громыхающий ящик на колесах.

И убежал.

Спрятался, скрылся, залез под сарай. Попытался зарыться под жухлые – уже не желтые, а коричневые листья. Они всегда такие – перед тем, как их покроет белая колючая корка. И завалит мокрыми, холодными хлопьями, от которых зябнут лапы.

Рыжего не нашли. И хозяйка уехала без него. В страшном ревущем ящике.

Ждал пес до самого позднего вечера. Чтобы жуткая ревущая коробка уж точно убралась.

Замерзнуть Рыжий успел до костей.

А потом вылез, вернулся во двор и забрался в будку. Ждать возвращения хозяйки.

Согреться ему не удалось. Потому что будка – это летний дом. Осенью здесь уже холодно. Но входная дверь в тепло всё еще закрыта. И лучше хоть какая-то крыша над головой, чем ничего.

Только в миске не оказалось еды. И даже воды. Это всё – в доме. А оттуда слышатся чужие голоса. И люди туда въехали – тоже чужие.

Они кричали, ворчали. Неодобрительно косились. Говорили, что честно заплатили деньги, а тут…

- Была б хоть собака, как собака, а то - не пойми что! Мелкое, остромордое… Не псина, а лисица!

Ну да, Рыжий – помесь. Слишком низкорослый для охраны, слишком крупный для комнатной собачонки. Мама его была мелкой дворнягой, а папу никто, кроме нее, не видел.

- Зато добрый, - говорила хозяйка…. прежняя.

Но соглашалась, что толку-то от этого в хозяйстве? Но хозяйка была тоже добрая. Когда она уже вернется?

Новые жильцы посадили Рыжего на цепь. Огромную, тяжелую. Она везде тащилась за ним, страшно грохотала – совсем как тот ящик, что увез хозяйку.

А еще – теперь больше не побегаешь. Даже чтобы согреться.

Конец осени прошел под промозглыми дождями. Кажется, хуже быть уже не может. Рыжий при жизни угодил в собачий ад.

Но пришла зима.

Так не мерз он никогда в жизни. Пытался выть, проситься домой. После первых побоев – присмирел. На морозе и так – паршиво, а уж когда еще и всё болит… Не выжить.

Всё чаще Рыжий слышал в свой адрес: «Бесполезный». И еще - странное, почему-то внушающее тревогу слово: «усыпить». Нет, оно-то как раз понятно – кто не любит вдоволь выспаться? Особенно в тепле и после сытной еды!

Но почему тогда так страшно? И так хочется забраться поглубже в будку и жалобно скулить. Только ведь тогда еще сильнее разозлятся…

Она вошла в калитку в середине весны – смутно знакомый запах. Дочь прежней хозяйки. Раньше приезжала летом. Но лета еще нет, а хозяйки здесь – уже нет. И не будет – он это уже понял. Уже смирился.

У дочери есть какое-то имя, а еще ее называли уж точно непонятным словом: «студентка».

- Увозят тебя от нас, - с фальшивым сожалением протянула новая хозяйка… уже тоже бывшая.

- Вы же его усыпить хотели, - без улыбки ответила дочь прежней.

- Мы тут его кормили…

- Да, вот деньги.

А потом отвязала Рыжего, пристегнула на поводок (насколько он удобнее цепи!) и повела с собой. Неважно – куда. Хуже быть уже не может.

И потом – он так давно не мог двинуться дальше, чем на длину цепи!

Пес радостно бежал рядом с новой хозяйкой, повизгивая как совсем мелкий щенок. Теперь-то у него всё будет хорошо! Иначе и быть не может. Собачий ад кончился!

Вонючий ящик ждал их впереди, но теперь Рыжий готов был стерпеть даже это. Всё лучше жуткого «усыпить»! Или новой зимы в насквозь промерзшей будке. И той гадости, которой его «кормили». И которая стоила «дорого». Если так – зачем ее тогда вообще покупали?

И всё же уже внутри, когда «ящик» зарычал и затрясся, Рыжий не выдержал – полез к хозяйке (да, теперь его хозяйка – именно она!) на колени. Увы, поместились там лишь его голова да передние лапы. Зато эту голову ему непрестанно гладят…

Потом был странный дом на воде. Люди называли его «теплоход». Хозяйка нацепила Рыжему намордник. Жутко неудобный. И – явно большой.

- Я же не знала размер твоей мордочки, - успокоила она. – А слишком маленький – опасно. Задохнешься.

Ну и хорошо, что большой! Можно сделать вид, что это и не намордник вовсе. Так, болтается что-то… Оно – само по себе, Рыжий – сам по себе.

Зато в «дом» ведет жутко шатучая лесенка – над темной кромкой волн. Узкая-преузкая. Жуть!

Рыжий прижался к ногам хозяйки и жалобно заскулил. Сейчас его отправят назад! К будке, цепи и «усыпить».

Но перейти по этому кошмару – всё равно выше его сил.

Скулил - и вдруг оказался на руках. Как давно его не поднимали – с самого ранне-щенячьего детства. Потом он стал «слишком тяжелый».

- Тяжелый, зараза! – и сейчас фыркнула хозяйка. – А вроде - мелкий и тощий.

И перенесла его по лесенке – быстро и ловко. Рыжий даже испугаться толком не успел.