Рыжий - цвет измены

Падение всех надежд. С грохотом…

Городок наш только называется с пафосным привкусом соленого моря и небесных стихий Ливнеморском. На самом деле он далек от морей, как снежный сугроб от жгучего лета. Количеством же осадков, судя по королевской статистике, от других мест Ладмении не отличим. Едкая насмешка стервы-судьбы? Разве только моей и надо мною. Для всего остального населения Ливнеморска, бережно упрятанного в тень древних хребтов и тихих лесов - стечение обстоятельств. Исторических. Но, вспоминать о них - сущая скука. Да и некогда. А ведь день этот обещал принести с собой лишь тишину и покой. Тишину и покой!..

- О-ой!

Всё началось именно с этого «О-ой!». Однако источником данного «щенячьего» писка была не Иоказия, моя, обыкновенно нелепая полотёрка, в этот раз выпустившая из рук пузырек с лавандовым маслом. В ее исполнении это «О-ой!» прозвучало бы басовито: «Ну, не удержала, уронила и, подумаешь, разлила!». Пропищала худая большеглазая продавальщица Бенти. Она все время пищит! Даже стоя за прилавком. Хотя девушке уже полгода как двадцать, и девушка давным-давно пользуется взрослой мазью для удаления волос на ногах. Просто человек вот такой. Недаром все родственники и знакомые зовут ее задушевно «Бантиком» вместо стандартного «Бенти».

- О-ой! Как же так, Ио?

Приют умалишенных у нас, а не городская лавка красоты и полезностей. Хотя отчего я так разошлась? «Ио» сейчас сама же всё приберет. А еще распахнет в пасмурное утро окно для вентиляции концентрированного благоухания лаванды, растекшегося на полу. И наступит тишина и покой… Тишина и покой.

Дьявольский грохот распахнувшейся внезапно двери отбросил в хобью бездну все мои надежды вместе с оторванным напрочь входным колокольчиком. В третий раз за один только месяц! Колокольчик весь мятый уже, и это несмотря на гномью латунь, из которой он был вылит всего то столетье назад! Не о том я страдаю.

- Помогите, прошу вас! Моему начальнику плохо!

И вообще страдаю не я.

- О-ой!

- Бенти! Замолкни и стул сюда!

Парочка крепко державшихся друг за друга мужчин, что ввалилась с летней улицы в наш «приют красоты», выжидательно закачалась у входа. И как он только справляется? Плюгавенький на вид паренек с морским ёжиком на голове вместо модного теперь повсеместно… морским? Это в наших-то зеленых краях? И привидится же!

- Госпожи, куда я могу его возложить?

- Что?

- Так сразу и возложить? Так это в часовню в двух кварталах.

- Иоказия, замолкни и стул господину! Хотя бы одна из вас его принесет?!

В этот самый момент второй из сплоченной мужской парочки, гораздо выше, массивнее и не по погоде укутанный в промасленную кожаную накидку-капитанку, застонал. А словно бы глухо выругался. Мы все замерли в ужасе, и слава святой Лукреции, Бенти это сделала с уже донесенным до выхода стулом.

- Ставь его! Садите его!

- О-ой! Ой! Ой!

В такие мгновения мне хочется провалиться. Единственное, что останавливает – в подвале водятся пауки. Мужчина в капитанке (мне наверняка и это привиделось!), сделав самостоятельный, однако крайне неуклюжий шаг к стулу, смачно поскользнулся на лавандовом масле. Конечно же, его никто не убрал!

А дальше начались шальные и бурные танцы. Сплоченная парочка лихо выкручивала кренделя, напоминая ими смесь польки-бабочки и шаманских ритуальных приплясов. Секунд десять! А потом болезный как-то необъяснимо изловчился и рухнул-таки на наш истерично взвизгнувший стул. Второй рухнул на вытяжку прямо у ног своего «капитана». Всё! «Добро пожаловать в лавку «Баловство», где вы найдете удовольствие телу!». Наш старый девиз…

- Я его переделаю.

- Господина на стуле? Вы ж не лекарь, хозяйка. И не некромантка.

- И-о-казия… Иоказия, бери тряпку и вытирай!

- И с кого из них начинать?

- С досок пола! А вы, господин…

- Что здесь, в этом доме, происходит? Какого праздника так встречают посетителей и… прочих? Жан-Андэй, немедля вставай! Хватит там валяться!

- Господин знак-адмирал? Ох, простите, господин приор, вам уже лучше? – малец засуетился и кое-как встал на ноги, ухватившись за низкую перегородку между холлом и деревянным балкончиком.

- Кошку в пятку, - потерев рукою широкую грудь, почти что бодро выдохнул тот. – Очень странно, но лучше… Однако же, вы… - и взглядом, вдруг, нашел застывшую по причине оцепенения меня. – всё ж выпишите мне…мне…

А дальше всё пропало… Сгинуло! Все мои годы, потраченные на прятки с собственной судьбой, устройство в новом месте, восстановление душевного покоя. Мужчина, сидящий напротив, настороженно, не торопясь подался всем немалым корпусом вперед, приглядываясь тщательно к моим чертам. Он будто на мгновенье, на одно мгновенье понял. Но, трушу я зря. На мне – личина дамы в уважаемых годах. А передо мною до сей поры красивый как военный бог, и вечно обветренный соленым бризом тот, кто был когда-то всем. Любовью моей, жизнью и… бедою…