С любовью, Катя

С любовью, Катя

Есть женщины, которые и без омоложения всю жизнь девчонками выглядят. Катя вот: лицо сердечком, глаза круглые, кукольные, и голосок, что у котёнка. Старше меня раза в три, дизайнерских регалий — горло высохнет, пока перечислишь.

Но мне плевать было. Смотрел я на щёчки, на ямочки, на белёсые ресницы, которые она не потрудилась подкрасить, и таял, как снеговик в объятьях жар-птицы.

— В качестве визитной карточки Страсбурга я выбрала дом Каммерцеля, — Катя рукой повела, и передо мной воздвигся шоколадный ларчик в шесть этажей. — Не оригинально, зато эффектно. Честно говоря, я сомневаюсь, что кому-то из наших гостей этот вид успел набить оскомину. До сегодняшнего дня вы хоть раз слышали о доме Каммерцеля, Тай?

Может, и слышал, да забыл. В виртуальных каталогах полно земных достопримечательностей, но кому они на фиг сдались? Виларианские храмы-лабиринты — это да. Или, скажем, подводные города жагдов. А ревенские башни-птицы чего стоят! Парят себе в небе и поют так, что слезу вышибает. Снаружи всё время перестраиваются, но внутри этого ни капельки не чувствуешь.

На Земле не то. Улица Страсбургская больше на декорации к сказкам братьев Гримм смахивает, чем на настоящий город. Посерёдке канал, по бокам белые фахверковые домики, младшие братья этого… как его… Maison Kammerzell, подсказал Клоп, мой киберагент. В створе высится собор, похожий на древний космический корабль, обожжённый звёздными ветрами. А в кафе на чай монетами дают, кругляшками такими — дзинь-дзинь…

Чудно всё-таки жили предки.

Ну, куда дальше?

Постояли мы на горбатом мостике, помахали туристам в лодке, выпили по чашке кофе, а в двух шагах от улицы Оренбургской нам местная старушенция доброго дня пожелала. На поводке у неё кошка черепахового окраса, а сама ну чисто ангел на пенсии: белые кудряшки волосок к волоску, пиджак в клетку на сухоньких плечах.

В наше-то время все чуть что — молодиться бегут. А кому по статусу солидность положена, такие, как мой отец, останавливаются на "репрезентативном возрасте", между сорока и пятьюдесятью по естественному счёту.

Старость, она как болезнь, вроде оспы или брюшного тифа. Раньше их лечить не умели, а потом научились. Вот и мы старость-уродину одолели. Только бабулька с киской совсем не казалась уродливой. Хрупкая и прозрачная, как фарфоровая статуэтка. И сияет вся… Это мне осенний лист представился — жёлто-красный, на солнце горящий. Ветер дунет, и взовьётся он канарейкой в небеса, закружится, словно и умирать ему не страшно…

Никогда раньше мне такие мысли в голову не приходили — сам себе удивился. И вместе со мной удивились, заглянув в лицо страсбургской старушке, все триста виртуальных экскурсантов.

Триста — это чертовски мало. Аж обида берёт. Вчера на предпросмотр "Сновизора" семьдесят девять тысяч притащились. И что? В начале такая чернуха, что с души воротит, а под занавес благость и пастораль конфетная: глядишь, и во рту всё слипается. В аннотации сказано, это авторы записали сны пациентов психиатрической клиники на разных этапах лечения, но устроили так, чтобы картинки не просто отображались в голове зрителя, а вытаскивали из его подсознания все химеры, какие ни есть, и разрушали полегоньку. Психотерапевтический эффект, мол. Очищение души. Лабуда, одно слово. И про дурдом наверняка враньё. А народ валом валит.

Раньше мне казалось, Земля вся одинаковая, скучная — дома врастают в почву, не ходят, не летают, не трансформируются, и даже цвет мало какие менять обучены. Мозги вывихнешь, пока десять отличий найдёшь. Но как мы на Оренбургскую свернули, я сразу почуял: настроение другое. Постройки стоят мощно, кряжисто, мышцы литые надув, будто земная твердь ими держится. Небо над головой без края — взлететь охота. Не зря у них тут музей Гагарина, первого человека, который оторвался от Земли…

Я всё думал, чего ради Катя раннюю космическую эру выбрала. Тут меня и осенило. Чтобы хрупкость жизни показать. Земля же тогда единственным человеческим миром была. Смерть с жизнью, как сиамские близнецы, срастались, и одна не могла без другой. Так, наверное.

Поперёк Оренбургской Шлиссельбургская улица шла. Вскарабкались мы на верхушку крепости — ветер солёный до костей пробирает, море плещется, чайки кричат, павой проходит мимо круизный лайнер… А с щербатой стены — прямо в Питсбург. Будто мы во времени вперед прыгнули: огни кругом, небоскрёбы. И тираннозавр из музея естественной истории Карнеги торчит на перекрёстке с улицей Гамбургской…

— Ну, Тай, в каком из Бургов вам больше всего хочется побывать? — птичкой прощебетала Катя. И одета была, как пичужка тропическая — ярко, легко.

Это моя привилегия — выбрать город для детального осмотра. Никто ведь не рассчитывал, что я отвалю тыщу эргов только за то, чтобы быть рядом с Катей во плоти, вдыхать травяной запах её волос, смотреть, как трепещут белёсые ресницы, как дрожит жилка на виске, и знать, что всё это на самом деле...

Клоп старался, нашёптывал: Зальцбург с Гамбургом древнее, Санкт-Петербург шикарнее, Йоханнесбург экзотичнее… Но мне-то хотелось увидеть Катин родной город, от которого вся затея с Бургом пошла. И я сказал:

— Екатеринбург.

— Отличный выбор, — её губы сложились в улыбку, но взгляд стал пристальным, острым, и вся разница между нами, в годах и опыте, отразилась в этом взгляде.

Я толкнул дверь ближайшего дома и первым выскочил на широкий проспект.

Город как город. Дома — коробки серые, машины гудят стаей злобных жуков, гусеницы железные, трамваи, с грохотом ползут по рельсам. Деревья, трава, лужи, как везде, а всё какое-то… родное что ли. И светом залито. От него на лице и внутри тепло. Прохожие, улицы, фонари — в солнечном ореоле, воздух, будто золотой пыльцой спрыснут. В куполе Храма на крови отражаются облака, в водах городского пруда — угловатые застеклённые высотки.

Прогулялись мы по литературному кварталу, по Харитоновскому парку с ротондой, к театру юного зрителя вышли. Город нам открылся, как невеста на смотринах, у меня аж ком в горле встал. Я глядел и чувствовал, что Земля мой дом, и делил с Катей её теперешнее счастье, и глубоко запрятанную горечь, и жгучую ностальгию… Я не знал, откуда эти чувства взялись, и почему они так сильны — то ли правда её проект лучше всех, то ли у меня сердце сейчас нараспашку и ловит, как антенна, каждую вибрацию Катиной души. Но и из трёхсот виртуальных захребетников за четыре часа ни один не отключился. Приворожила она их, что ли?