С тобой

Глава 4. Черное стекло

Мы с Клэр переночевали в общежитии. Общежитие состояло из пяти вагонов, заставленных деревянными двухэтажными койками. Он внешнего мира койки отгораживались простынями, в большинстве своем – серыми, несвежими и многократно заштопанными. На одной из простыней я заметил рисунки, намалеванные явно детской рукой – ярко-желтое неровное солнце с щетинками-лучиками, треугольная зеленая трава и домик под красной двускатной крышей.

В общежитии было тесно и душно – но несмотря ни на что по-своему уютно. Жили здесь в основном женщины, дети и старики – мужчинам, насколько я понял, отводились казармы сразу за караульной.

Утром, пока Клэр еще спала, я прошелся по составу – благо, этому никто не препятствовал. Выяснилось, что у жителей Либерти помимо всего прочего есть электричество и водопровод. Топливо для генератора, смонтированного прямо в паровозной топке, бралось с угольного разреза, расположенного в тридцати километрах к востоку. Вода – из реки, протекавшей неподалеку от разреза.

Папагалло я нашел в кабине машиниста. Основатель Либерти сидел перед черным зевом топки и что-то подкручивал и простукивал в генераторе. Вокруг взлохмаченной рыжей головы как урбанистический терновый венец висели отвертки и плоскогубцы.

Папагалло был не один. Рядом с ним стояла, сунув руки в карманы брезентового пыльника и дымя сигаретой, худощавая коротко стриженая женщина лет тридцати. Я застал их в разгар перепалки – глубоко затянувшись, женщина раздраженно проговорила:

-…больше нельзя. Ты никогда не выезжал дальше разреза. Ты понятия не имеешь о том, что творится на западе. Оттуда что-то идет, понимаешь? Что-то темное, что-то злое. Оно сожрет нас всех, если мы так и будем сидеть, сложа руки.

- И ты предлагаешь уехать? – Папагалло с хрустом провернул и бросил на пол съеденный ржавчиной болт.

- Я не предлагаю. Я кричу об этом вот уже почти месяц! Но единственный звук, который ты слышишь – это звяканье твоих проклятых железок!

Папагалло наконец заметил меня. Он устало кивнул женщине и ровным голосом произнес:

- Обсудим это позже. Подумай, как люди воспримут известие о том, что им нужно все бросить и бежать из собственного дома.

- Когда ты поймешь, что я была права, здесь может не остаться… людей, - она выбросила в окно недокуренную сигарету и вышла, задев меня плечом. От нее пахло бензином и разогретой кожей.

Папагалло перехватил мой вопросительный взгляд и удрученно покачал головой. Пояснил, вновь опускаясь на колени перед агрегатом:

- Это Найт. Она хороший разведчик, но слишком уж своенравный человек. Никак не может понять одной-единственной истины: все в мире – во множестве миров, составляющих единую Вселенную – взаимосвязано. Сила порождает ответную силу, жесткость – ответную жестокость. А смирение и открытость порождают покой. Мы долго обживали это место. И что теперь? Сняться с якоря и уехать? Куда? В неизвестность?

Он вдруг замолчал, вывернул короткую жилистую шею и оглядел меня с ног до головы. Сказал будто бы с сомнением:

- Послушай… Такэда говорил, что ты недурно стреляешь. Это так?

Я осторожно кивнул. Я уже понял, что скромность здесь не в почете.

- Найт задумала вылазку на запад, - Папагалло развернулся и сел, по-турецки скрестив ноги. Сгреб широкой ладонью одну из отверток, болтавшихся в воздухе, и положил в нагрудный карман. – Сегодня после обеда. Ты мог бы составить ей компанию.

- Нет, извини, - я коротко мотнул головой. – Я не могу оставить Клэр.

- Девочку? Я присмотрю за ней. Здесь, в Либерти, ей ничего не угрожает. И потом…

Он сощурил темные глаза.

- Считай это моей личной просьбой. Я дал тебе и твоему ребенку приют, и я могу просить тебя об ответной услуге. Я доверяю Найт, но лучше, если на этот раз с ней будет кто-то, кто сможет потом подтвердить ее слова. К тому же ты пока еще слишком мало понимаешь – а значит, не соврешь.

- Думаешь, самой Найт это понравится?

Он равнодушно махнул рукой.

- Пока еще я здесь главный. Пойдем, я сам ей все объясню.

Мы выбрались наружу из душного нутра паровоза и перешли в головной вагон. Папагалло отправился на поиски Найт, я же заглянул в жилой отсек. Клэр мирно спала, закутавшись в тонкое шерстяное одеяло. В изголовье кровати сидела молодая девушка и осторожно перебирала ее длинные светлые волосы. Пропускала их сквозь тонкие белые пальцы, словно морской песок. Заметив меня, она жутко смутилась и спешно пересела на соседнюю койку. Сказала извиняющимся тоном:

- Она… она очень похожа на мою сестру. Прости, если ты не хочешь…

Я не ответил. Строго глянул на нее, забрал «Ремингтон», поцеловал Клэр в висок – она дернула ногой и перевернулась на другой бок, уткнувшись носом в дощатую стенку – и вышел в коридор. Сбежал по низенькой железной лесенке и окунулся в зной пустоши.

Солнце стояло в зените. Тень, отбрасываемая составом, истончилась и выцвела, как старое застиранное покрывало.

Чуть поодаль в мутной стеклянистой дымке, поднимавшейся над песками, стояли четыре мотоцикла. Легкие, словно летящие, силуэты, большие колеса – кажется, такую модель называют «эндуро». Все мотоциклы были основательно потрепаны. На самом ближнем – некогда, вероятно, покрашенном в сочный оранжевый цвет – болталось что-то вроде туго набитых переметных сумок. Высоко задранный грязевой щиток был украшен продолговатым зубастым черепом какой-то жуткой твари. По тому, что только этот мотоцикл стоял бесхозным, я определил, что он принадлежит самой Найт.

Помимо нее в команду разведчиков Либерти входили огромный бородатый мужчина с разрубленным и потом неправильно сросшимся носом, и два брата-близнеца – худые, смуглые, гибкие, узкоглазые, как Такэда. Приблизившись, я встал чуть поодаль и забросил на плечо «Ремингтон». Близнецы скользнули по мне равнодушными взглядами. Угрюмый бородач хмыкнул и сплюнул на землю тягучую коричневую слюну.