С утра шел снег

Глава 1. С утра шел снег.

С утра шел снег. Прямо-таки валил. Двадцать шестое марта. Жесть. Я вышла на крыльцо, осторожно переступая ногами в синих резиновых калошах по коварному белому слою. Скользкая коричневая плитка под ним обещала много приятного, если приложиться к ней задом. Или затылком. Открыла боковую дверь и выпустила собаку на свободу. Пес сделал круг по двору. Проверил все свои метки. Обновил. Залез под толстую, низкую пальму в белом чехле. Сунул нос в заваленную снегом чашу мертвого фонтана. Зарылся по самую шею. Выдернул, громко чихнул и помчался ко мне. Я не успела увернуться. Черная бородатая башка влетела мне прямо в живот, впечатывая в чугунную вязь перил. Ризеншнауцер отряхнулся, обдав меня обжигающим мокрым холодом. Прижался могучим телом и затих. Я слегка пихнула его голой коленкой. Торчала на крыльце в коротенькой пижаме, калошах и пледе в красно-белую клетку.

– Дурачок ты, Билл, – засмеялась я. Пес смотрел на меня карим глазом из-под длинной челки. Не возражал, на все был согласен. Ждал. Оранжевый мяч ждал нас обоих возле моих ног. Кто быстрее? Я выпростала руку из колючего пледа. На запястье чернел широким браслетом отпечаток чужой ладони, отзываясь тупой болью на всякое движение. Я зазевалась. Билка выхватил игрушку первым и унесся в белую чистоту сада.

– Доброе утро, тетя Наринэ, – сказала я, осторожно входя в большую кухню. Прихватила плед рукой у колен на всякий случай.

– Для тебя, Наринэ Сурэновна, – резко выговорила пожилая женщина, не оборачиваясь. Я кивнула в тяжелую спину. Встала у бесконечного рабочего стола, не решаясь подойти к сверкающему чайнику на плите. Снег растаял на моих плечах. Плед давил и ощутимо вонял промокшей собачьей шерстью. Руки надо бы помыть.

Наринэ яростно хлопнула полотенцем о край стола. Повернулась ко мне всем корпусом.

– Как можно позволять с собой так обращаться! Не понимаю! – акцент здорово усиливался, когда она начинала так кричать, – Ты молодая, здоровая! Руки – ноги целы. Красивая даже, местами. Глаза умные. Работать можешь. Уезжай отсюда. Денег нет? Я тебе дам. Вышлешь, когда сможешь. Но так нельзя! Ты понимаешь, дурочка, нельзя позволять так с собой обращаться! Убирайся, чтобы глаза мои тебя не видели!

Против всякой логики армянка сдернула с меня сырой плед, обняла и крепко прижала к большой мягкой груди. Зарыдала, гладя доброй рукой по мокрым волосам. Оторвала от себя. Повернула спиной. Задрала на мне майку. Стянула до половины пижамные трусы с кружевной оборочкой по краям. Охнула.

– Цавт танем, джан, – она снова заплакала. Усадила меня в кресло. На мягкую подушку. Укрыла теплым платком.

– Сейчас я накормлю тебя, бедная моя.

– Можно мне кофе, Наринэ Сурэновна? – попросила я.

– Тетя Наринэ! И никак иначе, – отрезала добрая женщина. Опуская на стол передо мной тарелки с пирожками и прочим, названия чего я никак не выучу.

– Ешь получше! Как можно быть такой тощей! Кормлю тебя третий месяц, кормлю. Все без толку. Может быть, у тебя глисты? – она рассуждала сама с собой, не нуждалась в собеседниках. Сыпала кофе в старую стальную джезву. Оторвала пару верхних листьев от капустного кочана. Потюкала их тяжеленьким топориком для мяса. Через пять минут я уже держала большую чашку в руках. Запястья, грудь и задницу украшала примотанная пищевой пленкой капуста.

– В кого он такой? Ума не приложу, – она что-то добавила на родном языке. Каждый раз, когда обнаруживала у меня синяки, задавалась этим вопросом. Сейчас скажет: что он в тебе нашел?

– И что он в тебе нашел? – женщина окинула меня взором, честно пытаясь обнаружить тайну. Сейчас проворчит про золото.

– Наверное, у тебя золото между ног, – под нос себе заметила Наринэ. А теперь финальная фраза о полукровке:

– Полукровка, он и есть полукровка. Возвращайся через час. Я сменю тебе компресс.