С волками на вы

Глава IV — Тепло

Калитка отворилась с отвратительным скрипом, как бы нехотя пуская гостей на довольно просторный двор, в центре которого в большом сугробе мёрзли сани, а в глубине чернело бревенчатое здание в два этажа с покатой крышей, облепленной снегом настолько, что не видать было ни одной черепицы. Анна потопталась на крыльце, сбрасывая с валенок снег, и отворила тяжёлую дубовую дверь. Все последовали её примеру, устроив ногами настоящий барабанный концерт.

— Мы держим трактир, — сказала хозяйка, пропуская гостей в просторное помещение, уставленное массивными столами и такими же громоздкими скамейками.

На двух столах горели керосинки, поэтому ребята смогли оценить старинное убранство, вернее его отсутствие — если не брать в расчёт висевшие на одной из стен шкуру медведя и старое ружьё. «А почему здесь нет чеснока?» — чуть не вырвался из уст Кости вопрос, неожиданный даже для него самого. Он смутился и отвёл взгляд от Богдана, который будто прочитал его мысли и гадко улыбался им, вешая свою куртку на оленьи рога, служившие вешалкой. Хозяин жестом пригласил ребят раздеться, принимая полушубок жены.

Анна оказалась не в юбке, а шерстяном платье, и, когда платок с головы перекочевал на плечи, открылись две тугие чёрные косы до пояса. Такие же тёмные и большие, что и у мужа, глаза весело блестели на раскрасневшемся от мороза лице, а губы складывались в добрую улыбку. Она скрылась в тёмноте дома, и до ребят донёсся грохот посуды. Костя повесил куртки на рога и хотел уже пройти к столу, но Богдан остановил его:

— Снимите обувь. Оба. Небось ноги промокли. И проходите к камину, он ещё не остыл. А мы с Анной пока принесём горячей воды. Конечно, вам лучше бы в ванну, но без ужина мы вас не отпустим.

Когда Богдан ушёл, Костя непроизвольно выдохнул и плюхнулся на скамейку. Ноги так гудели, что он уже подумал, что не поднимется. Варя быстро стащила сапоги, а вот Костя вспомнил, что обморозил руки. Пальцы побелели, но продолжали болеть и заставили изрядно повозиться со шнурками. Костя стянул носки и, оставив подле ботинок, босиком прошествовал к деревянному креслу, закрывавшему камин. Варя ринулась следом, но не успели они протянуть к тлеющим углям руки, как перед ними появилось два таза, а на спинку кресел легли полотенца. Костя мигом сунул ноги в воду, а Варя долго со смущением стягивала носки. Анна присела подле гостя с фляжкой и свёрнутой в несколько раз материей.

— Давай сюда руки, — приказала она, и Костя покорно протянул обмороженные пальцы.

Анна капнула на ткань из фляжки и протёрла обе руки, а потом заставила опустить в кастрюльку, которую Богдан поставил Косте на колени.

— Скажешь, если вода остынет, — бросил Богдан и сел на шкуру.

Должно быть, ему тоже не хватало тепла, как и света, потому он попросил жену принести керосинку. Хочет рассмотреть гостей, не иначе, но света хватило и на него самого. Теперь румын выглядел не многим старше Кости, хотя тусклый свет обычно старит людей. Он явно младше жены, или же тяжёлая жизнь состарила Анну раньше прочих южанок, но, увядши, она приобрела материнскую красоту, сдобренную доброй улыбкой. Хотелось уткнуться в эту большую мягкую грудь и заплакать. Да, именно такое желание завладело Костей, когда хозяйка шагнула от мужа к нему.

— Я вижу, как тебе больно. Крепись, — бросила Анна по пути в кухню.

Она едва заметно коснулась плеча Кости, но его прошибло током, и на глазах всё же выступили слёзы.

— Надо было приезжать, когда цветут сливы. А теперь привыкай к нашей зиме, — усмехнулся Богдан, и мягкий голос его приобрёл злую хрипотцу.

— Кто ж знал, что у вас… Так, — закончил Костя опасную фразу. Критиковать с порога образ жизни хозяев — это форменное свинство. Кого надо прибить, так это проклятого Алексея Николаевича, отправившего их в эту дыру!

— Ты ещё не знаешь, как у нас, — прохрипел Богдан и пошёл, наверное, помогать жене, когда та что-то крикнула из кухни по-румынски.

Варя всё время молчала, но уход Богдана развязал ей язык:

— Ты не заметил, кто унёс мои носки?

— А тебе не всё равно?! — ответил Костя зло и, шмыгнув носом, вместе с соплями втянул аромат разогреваемого ужина, дурманяще-пьянящий.

Богдан вернулся с двумя парами шерстяных носков и бросил обе Варе на колени, затем стянул с плеча полотенце и, присев подле Кости на корточки, попросил вынуть из воды руки. Промокнув их, румын обернулся к Варе:

— Одень ему носки и ступайте к столу, — и, забирая кастрюльку, бросил парню: — Надеюсь, ты не отморозил их, и всё равно я замотаю твои пальцы после ужина. Пошевеливайтесь!

Варя быстро справилась с носками, а потом они на пару с той же быстротой умяли тушёный с мясом картофель, съели хлеб с хрустящей корочкой, какой может похвастаться только домашняя выпечка, и запили горячим, обжигающим горло, травяным чаем. Хозяева ничего не ели. Они молча обнимались со своими кружками, явно греясь о них.

— Мы в деревне ужинаем довольно рано. Если бы не вы, мы бы давно спали, — сказала Анна, поймав заинтересованный взгляд гостей. — Но вы пейте спокойно, мы вас не торопим. Я всё не решаюсь спросить, нужна ли вам вторая комната?

— Не нужна, — ответил Костя и, заметив, как потупилась Варя, пнул под столом её ногу. — Я могу и у камина на шкуре. После ваших лесов мне без разницы, где спать.

— Эта шкура волчья, — усмехнулся Богдан и, отставив в сторону кружку, отправился в кухню, откуда тут же вынырнул с двумя полными вёдрами. — Если не поторопитесь, ванна остынет.

Богдан так резво взлетел по тёмной лестнице, будто вёдра были пусты, но каждая ступень со стоном отозвалась на их вес.

— Колонки у нас тоже нет, — будто извиняясь, тут же выдала Анна. — Но вы же к нам всего на пару дней.

Анна сделала первый глоток из своей кружки и поморщилась, но затем быстро мелкими глотками осушила её до дна. Морозный румянец пропал, и лицо хозяйки приобретало ровный розовый цвет.

— Тебе я нашей святой воды не предложу, — рассмеялся ещё на лестнице Богдан, заставив Костю вздрогнуть. — Тебе сейчас сливовицы нельзя, но мы с тобой ещё выпьем, — румын протянул Косте отрез шерстяной ткани. — Обмотай руки и подержи в тепле хотя бы пару часов.