Sabbatum. Начало

Там кто-то есть

— Рэй, я принесла нам еды!
Голос сестры звучит еще с порога «Таверны». Я за час ожидания почти сошел с ума: доломал старый стул, выплеснув на него всю свою ярость и злость, а затем накатил такой страх и отчаяние, что молча плакал в темноте, жалея себя и свою ничтожную жизнь.
— Ну что? Достал вещи?
Я слышу, как тяжело бухнулся на стол ее рюкзак с учебниками.
— Эй! Ты чего молчишь?
— К нам в дом приходил полицейский…- Выдавливаю из себя, шмыгая носом и не поворачиваясь к сестре.
— С чего взял? — Мириам обходит стол и становится напротив меня.
— Я видел его, когда ходил за вещами. Да и Люк сегодня заорал на всю улицу, что его отец написал заявление в полицию.
— Тебя видел Люк?
Я обреченно киваю. В моих руках вертится крышка из-под Пепси: сине-красные волны, похожие на знак инь и ян. Сам напиток давно уже выпит, а бутылка неизвестно где, осталась только крышка, одиноко валявшаяся на полу «Таверны». Мириам задумчиво ходит из стороны в сторону. Чем больше она молчит, тем сильнее отчаяние. Кровь снова приливает к щекам, а на глаза вот-вот навернуться слезы.
— Я завтра узнаю конкретней. Может, все обойдется. А пока сиди тут и не высовывайся. Достаточно, что Люк тебя видел.
— Меня и полицейский видел… Я от него убежал.
— Твою мать! — Мириам отчаянно хватается за голову. Всё понятно: надежды нет. На мгновение мои уши закладывает, превращая все звуки в единый монотонный писк. Мирра смотрит на меня, а затем кидается с объятиями, обрушивая на меня волны спокойствия и счастья. И плевать, что я как слабак, зарываюсь в плечо сестры, разрешая ей гладить по спине своей ладонью, будто маленького ребенка.
И паника утихает.
Какой же я глупый! Подумаешь заявление, полицейский, тюрьма? Жизнь не кончается. Главное, что есть этот прекрасный мир и Мирриам.
— Не плачь, Мирра! Не плачь! Всё будет хорошо! Слышишь?
Но я чувствую, как ее горячие слезы капают и попадают мне на шею, а затем оставляют мокрую дорожку, скатившись за шиворот.

Утро. Холодно. Где-то в конце зала шебуршится мышь. Мирра ушла в школу. Может, еще есть шанс спасения? Если все будет плохо, то можно обратиться к одной из местных банд, которые крышуют наш район. Я с ними не общался никогда, н слышал, что сестра кого-то знает.
Я молча дожевываю третью пачку чипсов. На столе вместе с одеялом и вещами уныло лежат учебники и тетрадки, надоедающие бесполезными задачками: «Из пункта А в пункт В…» Зачем мне учить и выполнять домашние задания? В детской колонии будут совсем другие уроки. Куда более практичней и жестче.
Спрыгнув со стола, я начинаю разминать ноги и руки, изображая, что дерусь с невидимым врагом. Пусть это будет большой здоровый качок с лысой головой и татуировками по телу. И пусть его зовут Вин, как Вин Дизеля. Мои кулаки сжаты и прикрывают лицо — стойка. Делаю, как профессиональные боксеры, легкие прыжки на месте, будто невидимый враг в любой момент может дать сдачи, а я — успеть увернуться. Резкий выдох через рот и удар правой. Снова прыжки. Обхожу. Джеб. Апперкот. Уворачиваюсь. Нырок. И делаю хук с правой. Всё! Противник повержен. Рефери считает до десяти. Нокаут! И я победитель! Зал ревет и рукоплещет. Свет прожекторов направлен на меня. Голос рефери звучит в микрофон: «И чемпионом мира становится Рэйнольд Оденкирк!»
— Эй! Лови ее! — Снаружи слышатся девчачьи голоса и звук бегущей толпы. Я застываю на месте, настороженно прислушиваясь. Мириам? Но среди смеха, возни и топота не слышу голоса сестры. Звуки становятся все слышнее и уже слышны шуточки, обидные фразы и восклицания. Все происходит рядом с «Таверной». Грохот жестяных банок и удар деревянной решетки возвестил, что возня происходит у черного входа. Я на полусогнутых ногах, чтобы меня не увидели в грязных окнах, крадусь к двери, слушая смех и издевки девчонок.
— Ну-ка, ну-ка! Да это личный дневник!
— Отдай!
Кто-то противным пищащим голоском начинает зачитывать: «Сегодня с утра бабушка приготовила овсяные хлопья. Ненавижу, когда она это делает. Потому что овсяные хлопья делала всегда мама» — и взрыв смеха. Я осторожно подкрадываюсь к грязному треснутому окну и вижу, как стайка девчонок из четырех человек издеваются над новенькой. Они загнали ее к стене и двое держат ее за руки, пока остальные копаются в ее рюкзаке. Сама же Дженнифер ничего не делает, лишь раздражающе пищит, как мышь: «Отдайте! Это мое! Прекратите!»
— Ну, давай, нюня! Врежь им! Отбери свое! — Шепчу, как мантру, глядя на то, как девчонки роются в ее рюкзаке. Молли и Сара из нашего с Дженн класса. Две воображалы, которые сторонятся меня, так как когда-то я «случайно» запер их в мужской раздевалке, Кэйсиди — из параллельного, четвертую в вечно жутко розовых свитерах не знаю, но тысячу раз видел в их компании.
Сара подходит и грубо срывает резинку с волос новенькой. Дженнифер вскрикивает, схватившись за голову — ей попутно выдрали клок, ее боль тут же откликается во мне, легонько защипав, где затылок.
— Да что же ты такая слабачка? Чего ждешь, дура? — Я чувствую, как внутри разгорается обида за нее. Ну невозможно так! Чего эта глупая ждет? В душе неприятно шевелится чувство справедливости. Но я обещал себе не влезать! Пусть сама научится защищаться!
Внезапно Сара со всего размаха бьет Дженнифер по голове учебником, вынутым из ее же портфеля. Боль такая, что даже у меня звенит в ушах! И снова все чувствую за других. Почему-то в этот раз мои способности слишком восприимчивы оказались. Я, держась за место ушиба, смотрю на Дженнифер: та так же держится за голову и плачет, некрасиво открыв рот и голося, как маленький ребенок.
Девчонкам это нравится! Они хохочут и кружат, улюлюкая, вокруг нее. И тут снова вижу, как взмывает вверх синий толстый учебник, готовый снова шарахнуть Дженнифер по макушке. Ненависть на этих озверевших девчонок, которые просто избивают слабую, опаляет так сильно, что я не выдерживаю и вылетаю на улицу:
— Хватит! Идиотки!
Все изумленно поворачиваются ко мне. Ярость клокочет так, что мне кажется воздух будто загудел, как ток в электропроводах.
— Оденкирк?
— О! Да у нашей Дженн заступник появился.
— Пошли вон отсюда! — Рычу в ответ, и внезапно у ног Сары что-то взрывается с яркой вспышкой.
— Ай! Петарда! — Вскрикивает она, отпрыгивая, а я делаю вид, что не удивлен, хотя никакой петарды там не было.
— Оденкирк, с ума сошел? Петардами кидаешься!
— Это не он, это дура кинула. — И снова Сара замахивается на Дженн книгой.
Я подскакиваю и грубо толкаю ее в грудь, что девчонка падает на землю и роняет книгу. Где копчик начинает разрастаться боль от удара.
Я поворачиваюсь к остальным и рычу:
— Вы меня не поняли? Пошли вон отсюда!
И снова взрывается что-то у их ног. Все трое взвизгивают и отскакивают.
— Да подавись ты! — Говорит Молли и кидает дневник на землю, следом за ним падает рюкзак Дженн. Девчонки, фыркая и кидая злые взгляды, неспешно уходят. Слышу, как с их стороны доносится: «Два сапога пара! У одного мать алкоголичка, другую — на помойке нашли».
Когда они скрываются из виду, я поворачиваюсь к Дженнифер, которая виновато жмется к стене и утирает нос рукавом, и со вздохом начинаю поднимать все вещи с земли: кидаю ее дневник в рюкзак, подбираю учебник, которым нас обоих треснули по голове, собираю рассыпавшиеся ручки и карандаши. Затем кулем пихаю в руки новенькой. Дженн, будто отмороженная, стоит и пялится на меня.
— Спасибо…
Лучше бы промолчала! Потому что я взрываюсь в гневе на нее и себя:
— Ты когда научишься давать сдачи? Тебе самой не надоело? Они же не прекратят, пока не покажешь кулаки!
— Я не умею… — Шепчет она, стыдливо опустив глаза, снова щипая рукав куртки, на котором образовались свежие стежки, после прошлой «встречи» со мной. По ее щекам текут слезы.
— Зато плакать умеешь. — Бурчу я, убирая руки в карманы и ощущая вину, что сорвался на ней. Стыдно. Ведь сам недавно ревел, как девчонка, в плечо сестры.
— Иди отсюда…
Она всхлипывает и уже поворачивается, чтобы уйти:
— Пока, Рэйнольд.
Мое имя в ее исполнении странно отзывается во мне. Будто болячку сорвала с коленки, и я теперь снова хромаю. Будто резко затормозил на велике, и свалился, не удержав равновесия. Будто мои ненависть и злость испарились, и я оказался уязвимым перед ней.
Да что не так-то? Что со мной? Совсем я расчувствовался! Еще чуть-чуть и превращусь в лужу из розовых соплей, что тоже забуду, как защищаться. Громко сплюнув на землю, чтобы показать ей свое пренебрежение, я неспешно удаляюсь в «Таверну» победителем этого раунда.

Вечер принес покой. Прошлындав по району от безделья, мы с Мириам медленно брели к «Таверне».
— Говоришь, что директор не в курсе драки?
— Пока нет.
— А полиция?
— Да не было никакого заявления, Рэй! У твоего Люка огромные проблемы дома! Я сегодня узнала, что вчера к ним приходил кто-то из суда. Вроде как выселять их будут за огромные долги. Так что, успокойся! Им сейчас не до тебя. — Мириам счастливо смеется и лохматит мои волосы.
— Прекрати! Прическу испортишь!
Мирра заливается еще больше. Мне давно пора постричься, но не даюсь. Мне нравится выглядеть, как герои из китайских мультиков — так однажды назвала меня подружка Мириам, при этом отметив, что мне идет это и я очень симпатичный. После этого я напрочь отказался от машинки для стрижки и ножниц. То, что я смазливый, понял давно потому, как девчонки стали строить из себя передо мной не пойми что. «Флиртуют», — разъяснила Мириам. Но для меня это было очередное доказательство, что у некоторых девиц явно неполадки с мозгами, которые с каждым годом становились всё очевидней. Одна их боевая раскраска из теней и туши с каждым годом все больше походила нескончаемый Хэллоуин. Хорошо, что сестра не такая, как они.
— Ты была дома?
Мирра кивает.
— Роджер все еще там?
— Угу. Правда, я пришла, когда его не было дома.
— И что?
— Пьяная… — Мирра чего-то не договаривает. Я дергаю ее за рукав, и она сдается. — Я видела шприц в углу. Кажется, ма подсела на дурь.
Злость тут же перечеркивает радостное настроение.
— Прекрати ее так называть! Она уже давно нам не мать!
— Рэй…
— Матери так себя не ведут! Их дети не должны ночевать на улице и прятаться от собутыльников!
— Рэй!
Мириам кладет руку на плечо — и моя обида на ту, которая должна быть защитой и главным человеком на земле, отступает.
— Ладно, — ворчу я в ответ, чувствуя снова прилив сил и радости. — Главное, что ты у меня есть. Ведь всё будет хорошо? Так?
— Конечно… — Грустно отвечает Мириам, и я легонько задеваю ее локтем.
— Эй! Давай, кто быстрее до «Таверны»?

Пролетев улицу под светом желтых фонарей и горящих домашним уютом окон, мы добежали до нашего убежища — неприютного, но безопасного. Пускай там темно, неудобно, воняет сыростью и мышами, но зато там нет Роджера, который может накостылять не за что, постоянно хватается за нож и грозится прирезать, который может притащить к нам своего дружка Вонючку, смотрящий жадно на Мириам, будто готов её съесть. А еще в «Таверне» нет вечной пьяной ма, которая живет будто на другой планете, глупо подхихикивая на шутки своего хахаля или просто впялившись взглядом в одну точку. Только когда трезвая с ней еще можно говорить. Иногда Мириам пробивается сквозь ее толщу неспешных заторможенных мыслей (если они у нее есть) и заставляет что-нибудь сделать по дому. В основном, все заканчивается лишь тем, что ма отдает сестре деньги по безработице. Мне недавно исполнилось четырнадцать, Мирре — шестнадцать, и мы в полной заднице, на задворках мира с какими-то глупыми паранормальными способностями, которые сестра называет «дарами». Мы словно наказаны кем-то свыше. В частности я, способный чувствовать чужую и свою боль. Рэйнольд Оденкирк — ударь другого, а получу я.
Я первым прибегаю к «Таверне», но резко останавливаюсь, понимая — что-то не так. Опасность! Мирра, хохоча, догоняет, хватает за плечи и всем телом повисает на мне, пока не замечает мою замершую позу.
— Рэй?
— Там кто-то есть…
— Где?
Я кивком указываю на дверь «Таверны». Не могу понять, но что-то изменилось… Что-то незаметное… И почему мне кажется, будто я чувствую тепло, исходящее от темных окон «Таверны»?
— Ты уверен? — Мириам настороженно вглядывается в темноту окон.
Мне хочется сказать «да», но обосновать не могу.
— Давай, я первый, — предлагаю, отодвигая ее в сторону.
— Стой! — Шикает Мирра и больно останавливает за руку. — Давай, вместе!
Поразмыслив пару секунд, киваю: подстраховка нужна.
— Но я первый. Иди за мной!
Сестра соглашается. Я туго затягиваю шнуровку на своих старых кроссовках и запихиваю шнурки внутрь, чтобы не мешались. Беру в руки тяжелый фонарь Мирры, которым можно обороняться: например, треснуть по голове противника. И медленно иду к «Таверне». Бесшумно скользнув к двери, я осторожно заглядываю внутрь: вроде, никого. Знаками подаю Мирре, чтобы шла за мной, отсчитав три секунды, и легонько приоткрываю дверь. Шмыгнув в темноту «Таверны», обостряется ощущение чужого присутствия. Мне кажется, что даже воздух нагрет в тех местах, где шел незнакомец. Со стороны главной залы и вовсе идет тепло, как от батареи. Удивительно! Никогда моя интуиция так не обострялась. Может, у меня открылись экстрасенсорные способности? Со мной бывает странное. Мирра говорит, что мы особенные, так как иногда и она вытворяется разные «чудеса».
Я, пригнувшись, еле дыша, крадусь к зале. Сзади меня легкий всполох света скользит по полу от фонаря на улице — Мирра вошла следом и крадется ко мне. Подождав сестру, я ощущаю ее спиной, пока сзади не слышу легкое дыхание, а в темноте не замечаю, как блестят ее глаза. Мы прячемся у стены, выглядывая в коридор, ведущий в зал, который когда-то был гостеприимным кафе. Мне кажется, сестра тоже поняла, что в зале кто-то есть. Я кивком спрашиваю, что делать? Там на столах остались наши вещи. Если это бомж или наркоман, то договориться можно. Если это Роджер, то придется убегать. Внезапно я слышу сильные уверенные шаги в нашу стороны, и мы не успеваем среагировать, и к нам выходит черный силуэт мужчины, застигнув врасплох, сидящих у стены на корточках.
— Ure! — Доносится голос, и в руке вышедшего вспыхивает свеча. — Здравствуйте, Мириам и Рэйнольд.
— Мирра, это коп! — Я ору во весь голос, узнав незнакомца.
Вскочив, мы устремляемся к выходу. Но резкая вспышка, будто от фотоаппарата, и следом глухой удар. Я оборачиваюсь и вижу Мириам лежащей на полу.
— Мирра! — Я кидаюсь к ней, пытаюсь поднять, но она кричит и не двигается, а я на своей шкуре ощущаю отголоски ее боли: словно невидимые нити впиваются в кожу и не дают шелохнуться.
— Inter!
И меня отшвыривает к стене. От удара на меня сверху сыпется пыль с потолка и грязь с балок.
Я в ужасе смотрю на незнакомца, который тяжелыми шагами подошел к лежащей Мириам, при этом не отрывая от меня взгляда.
— Беги, Рэй! — Голос сестры звенит в тишине.
И я, не соображая, что делаю, в панике кидаюсь на улицу. Оголтело мчусь вдоль улицы, пока не понимаю, что я только что натворил.
Я БРОСИЛ ЕЁ! БРОСИЛ!
Слабак! Трус! Предатель!
— Мириам! Мириам! — Я в ужасе ору имя сестры и кидаюсь обратно к «Таверне». Пока бегу, осознаю, что пробежал немало и за это время с ней уже могло произойти что угодно.
— Мириам! Не троньте ее! Не смейте! Мириам!
Я вбегаю в кафе, но там пусто. Влетаю в зал, но и там никого.
Холодный пот прошибает меня, сердце в ужасе замирает. Не может быть! Куда они делись? За такое время они не могли далеко уйти! Выскочив на улицу, я начинаю метаться из одной стороны в другую, выглядывая Мириам и незнакомца. Но нет, я их не вижу. Даже нет прохожих, кого можно было бы спросить! Поэтому я набираю в легкие побольше воздуха и ору, что есть силы!
— МИРИАМ!
На мой зов начинают лаять собаки, через два дома включается свет в окне и любопытный выглядывает из-за штор, мимо проезжает пару машин. Но никто не откликается.
Я лихорадочно пытаюсь понять: как за такое короткое время можно было уйти незамеченными? Даже если сестра была уже без сознания, я бы заметил, как ее вытаскивают. Машина? Я бы тогда увидел отъезжающий автомобиль.
КАК? КУДА ОНИ ДЕЛИСЬ?
Я снова влетаю в «Таверну» и уже более тщательно начинаю оглядываться. Возле двери замечаю выроненный мной фонарик. Дрожащими пальцами поднимаю его с пола и начинаю светить.
На грязном полу четко виден след от падения Мириам, будто кто-то мешок таскал по доскам. А дальше? Ничего. Я иду в зал. Там тоже пусто. Нет никаких следов: всё, оставленное нами, не тронуто незнакомцем. На сдвинутых столах валяется одеяло и наши скудные пожитки.
Может, они вышли через главный вход?
Глупая мысль! Я бы тем более увидел и подъезжающую машину и мужчину, вытаскивающего девушку. Да и Мирра так просто бы не сдалась! Но центральный вход также грубо заколочен изнутри, как и раньше.
Я чувствую, как меня колотит от ужаса. Может, я что-то не заметил, что-то упустил из виду? Шмыгая носом, на немеющих от страха ногах иду к выходу, как внезапно луч фонаря выхватывает кое-что странное, от чего я еще больше задаюсь вопросами: кто этот незнакомец, куда он делся с Мириам? У порога блестящей россыпью валялись осколки зеркала.
Это еще откуда?
Я начинаю оглядываться и с удивлением обнаруживаю, что к косяку двери прикреплены на скотч маленькие длинные рейки из зеркал: сверху и по бокам целые, а вот та, что была внизу, разбилась в мелкое крошево. Похоже, на нее наступили. Наверное, Мирра сопротивлялась, когда он выталкивал ее за дверь. Или это сделал я?
Зачем это? Что означают эти рейки? Может, незнакомец так обнаружил нас, когда мы вошли? Вроде некой системы оповещения — примочек шпионов и тайных агентов?
Я грубо срываю одну из тонких зеркальных реек. Из-за моей неаккуратности она от резкого движения раскалывается с хрустом, оставляя глубокий порез на пальце. Кровь моментально начинает течь, капая на пол к осколкам. От злости швыряю кусок зеркала в стену. Рейка звякает и окончательно разбивается, рассыпаясь дробью по полу. Я хватаю второй кусок, все еще приклеенный на скотч к косяку, и повторяю судьбу первого.
Мне хочется уничтожить все. Я хочу понять, что это такое и как это поможет мне найти Мирру!
Когда протягиваю руку, чтобы уничтожить последнюю рейку, прикрепленную над собой, как вспыхивает искра между моими пальцами и зеркалом, больно ужалив, будто током.
Я с вскриком одергиваю руку и в ужасе смотрю, как на зеркальной глади гаснут незнакомые мне знаки.
Что это, черт возьми, такое?