Sabbatum. Начало

Эпилог. 20 лет спустя

Я смотрел на Саббат, на эти вечные незыблемые серые стены. Мы умрем, а он все так же будет стоять. Его нутро будет меняться, а люди будут проходить через него — жить, взрослеть и уходить. Но сам замок будет стоять, пока окончательно не разрушится. Это точно произойдет не в этом веке.
Я попробовал представить Саббат в разрушенном состоянии, вынимая из памяти образы брошенных замков Франции. Но моей фантазии не хватало, особенно сейчас в этом Рождественском ярком антураже.
Но определенно здесь будет хозяйничать ветер. Здесь всегда сильный ветер, усиливающий насморк до состояния гайморита.
В этот раз Рождественские гирлянды были повсюду. Они сетью жемчужин спускались с крыш и балкона, в центре площади стояла ель, украшенная бумажными гирляндами и фонариками, детскими поделками и рисунками. Мел подошла и легонько тронула один из рисунков, заключенный в пластиковую рамку со значком I.C.U.
«I SEE YOU» — благотворительная организация, созданная посредством двух Инквизиционных школ — Саббата и Крауцберга — для помощи детей, пострадавших в разных чрезвычайных ситуациях. Всё это было создано в память о Курте — нашем погибшем герое, который успел спасти детей на Начале, но не спасся сам. Как давно это было…
— А веник все тот же. — Хмыкнул я, разглядывая знакомый венок на дверях. — Если с него снять заклятье, он рассыплется прахом.
— И не думай! Между прочим, это раритет. Его еще отец Реджины и Артура делал.
На имени моего Второго Светоча сердце болезненно сжалось. Свежая рана. Уже как год его нет с нами…
Мелани поежилась и обернулась к Андрею и Милене — к нашим близнецам. Андрей выглядел сегодня прилично за столь долгое время. Наконец-то, я на нем вижу костюм, а не кроссовки и джинсы с рваными майками. Еще бесило, что он покрасил свои волосы в синий цвет с голубыми переходами. Ужас какой! Он — моя головная боль: этот оболтус ни в какую не хотел учиться, в его голове была лишь музыка и его группа! Табель об оценках и пропуски занятий часто превращались в семейный скандал. В последний раз я его лишил скейтборда и нанес на сына печать слежения, стащенный в Сенате. Мел это безумно не понравилось, но перечить не стала. Имея миловидную внешность, Андрей или, как все его называли, Энди пользовался большим спросом у девчонок, о чем часто докладывала Милена нам вместе с его выходками, все больше распаляя между ними вражду. Меня это пугало. Но Мелани уверяла, что это просто переходный возраст, на самом деле они любят друг друга. Не знаю… Я никогда так себя не вел с Мириам. А из опыта вспоминается только пара Стефана и Лауры, которые кучу дров наломали прежде, чем признались, что дорожат друг другом.
— Ай! — Донесся вскрик Милены.
Я обернулся и увидел, что она упала и теперь пытается подняться.
— Будь проклят ваш замок с этими камнями и ступенями! Пусть прокляты будут ваши туфли! — Зарычала она.
Я набрал воздуха осадить дочь с проклятиями, но Мелани быстро подошла к ней, чтобы помочь подняться, и одним взглядом приказала мне молчать.
Я угрюмо приблизился к своим женщинам, чтобы галантно предложить поддержку.
— Если у тебя две ноги левые, это не значит, что в этом виноват замок. — Злобно съерничал сын.
— Андрей! — Возмущенно вскрикнула Мел.
— Эй! Ты хватил, парень! Перебор! — Согласился я.
— А что? — Удивился Андрей, не понимая моего недовольства.
Я заскрежетал зубами. Дома расскажу ему об уважении!
— О! Кажется, слышу знакомые голоса! — Донесся голос Стефана, откуда из темноты. — Эй, брат, здорова!
Он вышел из подземелий и раскрыл объятия. На душе стало тепло, как только я увидел его белозубую улыбку на смуглом лице. За ним на свет вышли Ева и три темные головы — Оскар, Нильс и Ингрид. Оскар был лишь на год старше Андрея, а Нильс — на два. Они моментально подхватили радость нашей встречи с их отцом и кинулись к моему оболтусу. Эти трое — закадычные друзья. Вечно с ними надо ухо в остро держать. Все началось, когда Нильсу было шесть лет и он прознал про подземелья, о чем сразу доложил Оскару. Так они запихнули четырехлетнего Андрея в портал, а в какой забыли. Затем, когда Нильсу было восемь, они вздумали кидать петарды с крыши, сделанные на порохе для сжигания Ведьм (да-да, бензин уже не используют в аутодафе лет так двадцать). А в девять им приспичило проверить на прочность канализационные трубы Саббата и нервы Реджины. Нильс и Оскар были Инициированные, учащиеся на Начале, чему завидовал мой Андрей. Мы же с Мел тихо радовались, что наши дети — простые Смертные.
— Ева! — Я не смог удержать радости от встречи со своей названной сестрой.
Она довольно рассмеялась, и сеть морщинок тут же собралась возле ее красивых глаз, выдавая с головой возраст.
— Слышал, вы опять переехали?
— Да. Пока основались в Берлине. Ты же знаешь, я не выдерживаю теплый климат Мадрида. А вы?
— Все там же. — Отмахнулась Мелани, наблюдая, как Ингрид с Миленой что-то рассматривают на дисплее часов. Удивительно, как не сбоит техника тут от магии?
— Вы доделали крыльцо?
— Да, и чуть не развелись! — Полушутя отмахнулась Мел.
Мы реально скандалили из-за ступеней и подходу к саду. Мел надо было с вывертом в сад, мне же хотелось сделать простой сход к озеру. Когда рабочий закончил работу, я только тогда узнал, что Мел был нужен двойной сход, да еще оказалось «слишком узко» и «слишком опасно». Я любил наш дом в Китае, но там не было супермаркетов, больниц и школы Милены и Андрея, поэтому мы уходили снова в серость Лондона. Иногда на лето к нам приходили Клаусснеры и сразу взрывали нашу тишь жизни; редкими гостями были Варвара и Кевин, так как постоянно были заняты; бывало заглядывали мои ученики.
— А Ной сегодня будет? — Спросила Мелани, подхватывая корзину с сырами и вином у Евы.
— Не знаю. Не общались. В прошлом году его не было, думаю, явиться.
— Девочки! Пойдемте внутрь! — Не выдержал Стефан. — Наговоритесь в замке. Весь вечер впереди!
Жены рассмеялись и пошли следом за уже сбежавшими от нас детьми.
— Как зацепятся языками, так не остановишь! — Цыкнул Стеф. — Слушай, ты еще даром исцеления пользуешься?
Он закурил и протянул мне сигарету. Я благодарно принял и закурил.
— А что?
— Прошлой весной меня шарахнуло об стену.
Я закивал. Помню-помню! Стефана положили в больницу с переломом позвоночника. Ева, когда узнала, не только сенатские бумаги притащила, так еще под гипнозом вылечила его, чтобы врачи не догадались.
— Стар я стал… — Внезапно с горечью произнес он. — Реакция уже не та. Надо уходить. Грасс был прав, пока есть способность нормально ходить, надо сваливать из охотников.
— Ну, Грасс ушел из-за того, что Варлак умер. Как-никак, он был его напарник, брат.
— Ты, кстати, встречался с Уиллом?
Я кивнул.
— На пиво зовет.
— Это можно!
Уилл Хаттингтон — сын Варлака. Я его нашел после того дела с детьми и демоном Дракона, тогда Лабиринт предоставил мне последнюю возможность пообщаться с духом своего учителя. Варлак помогал мне выводить друзей из этой Ловушки, но попросил найти его единственного сына Уилла, о котором никто не знал кроме него. Парень оказался смышленый, спокойный, не похожий на отца. К моему удивлению, Уилл был сыном потрясающей женщины, нобелевского лауреата, за которой в свое время ухаживал Артур Хелмак и даже просил выйти замуж. Но ее сердце похитил этот негодяй и повеса Варлак и увел у нашего прилежного аристократичного Артура. Вот, та самая причина ненависти этих двоих! Женщина. Да еще какая! Мой приход тогда был для нее шоком. Смертная, умная, красивая, но знавшая, что есть мир колдунов и магии. Она растила сына Варлака одна, не рассказывая никому, кто его отец. Встреча была стеснительной, непривычной, но радушной. Я быстро подружился с пацаненком, а затем и вовсе стал наведываться к нему в одну и ту же дату — в день смерти Варлака. Много часов я рассказывал ему про отца и что тот вытворял, чем сильно радовал его. Уилл вырос, благополучно окончил университет, получил ученую степень, стал работать в фирме по разработке IT-технологий, женился, развелся, потом снова женился и теперь имеет двух детей от разных жен. В последний раз он купил себе мотоцикл и отпустил бороду.
— Так что у тебя со спиной?
— Боли… Кажется, бумага плохо взялась. Мне кажется, меня недолечили. Иногда прям стрельнет, что аж парализует всего.
— Хорошо, позже помогу.
Докурив, мы, ехидно улыбаясь, как делали подростками, спрятали окурки в щель между вазоном и камнем. Войдя в замок, мы увидели стойку с мистером Райтом и полотно с Реджиной и Артуром. Картина была повешена специально, чтобы входящие сразу понимали, где они находятся — знаменитая Инквизиционная Школа Саббат, основанная братом и сестрой Хелмак.
— Эх… — Печально вздохнул Стеф, глянув на вечно элегантного Артура. Именно таким мы его будем помнить всегда.
Я промолчал.
— Добро пожаловать в Саббат. С Новым годом! — Радостно воскликнул мистер Райт, сверкая белизной своих перчаток.
Саббат был украшен рождественскими ветками, источающими кисловатый аромат леса. Яркие красные и золотые шары сверкали, как драгоценности, придавая праздничному настроению привкус сиюминутности и быстроты: ведь Саббат уже послезавтра снова станет серьезным, хмурым замком до следующего Рождества и Нового года.
— Куда нам, Райт?
— В большой зал, сэр. — Произнес он, принимая, нашу верхнюю одежду. — Там почти все собрались.
— Спасибо, — поблагодарил я.
Поправляя полы пиджака и запонки, я услышал звонкий девичий вскрик:
— Дядя!
На лестнице стояла копия Мелани и улыбалась мне — и сердце сладостно резануло от воспоминаний. Та самая легкость, необыкновенная улыбка и легкость эльфа, только цвет волос медный, будто осень покрыла ее голову.
— Аделина! — Я раскрыл объятия.
Девушка спорхнула со ступеней и подбежала к нам. Она прильнула всем телом на пару мгновений и отступила, чтобы так же осчастливить собой мерзавца Стефана.
— Твою же мать! Какая красотка! Нечасто меня обнимают такие богини!
— А вы все в своем духе! — Она засмеялась и легонько ударила Стефана по плечу.
От нее пахло чем-то приторно-сладким, женским и томным — совершенно не сочетающееся с ней. Раньше ее аромат был с цитрусами, что отлично вплеталось в образ. Яркое искрящееся платье нагло показывало идеальное девичье тело, нетронутое еще временем, родами, и ноги — Господи, спаси меня от разврата! — были длинные, стройные, гладкие и пока еще выносливые. Время, ты безжалостно с нами!
— А вы одни? — Удивилась она.
— Нет, наши жены уже там, — Кивнул Стефан на дверь залы и снова раскинул руки, сладко улыбаясь ей. — Так что можешь еще раз обнять, пока они не видят!
— Стефан, вы не исправимы!
— Хватит приставать к молоденьким. Хорошо, что тебя хватает только на объятия! — Приструнил его, надавив на наше с ним больное — возраст.
— Но-но! — Возмутился Стефан, выдав на итальянском, чтобы я говорил за себя.
Хотя на самом деле, не такие уж мы и старые. Наоборот, после сорока будто второе дыханье открылось. Одного предложения Мелани пойти в горы было достаточно.
 — И вообще, как крестный, я обязан следить за ее нравственностью. — Я приобнял Аделину за плечи. Острые косточки легли в мою ладонь. Кожа была мягкая, нежная, чуть влажная. — Рассказывайте мисс, что здесь происходило.
Втроем мы медленно, как на прогулке, двинулись по коридору к залу. Лучше сейчас улучить момент с беседой, иначе знаю, после встречи Нового года одна половина народа будет пьяна, другая будет отсутствовать.
— Да все по-старому! Маму не застать дома — носится со скоростью света со своим бизнесом. Ты же знаешь, она стала почти медийной личностью. Иногда я рада, что ее часто нет в замке, иначе бы они постоянно ссорились с отцом.
— А отец что?
— Как обычно! Руководит Инквизицией. Он, кстати, подписал в этом году соглашение с Аттерсрудом — он у нас будет преподавать демонологию.
— Вот это да! Значит, Кешка выиграл! — Удивился Стефан.
Ганс Аттерсруд был последним учеником Артура. За этого парня бился Сенат и Кевин — Первый Светоч Саббата, не желая упускать ценного кадра. Уж не знаю, чего стоило это Ганну, но теперь пацан в наших рядах, а не с печатью всевидящего ока. Но в этом парнишке был заинтересован еще кое-кто. Думаю, это стало главным критерием, почему Ганс выбрал Саббат. Я лукаво посмотрел на племянницу:
— Ты рада этому?
Она изумленно посмотрела на меня, распахнув свои карие глаза. Все-таки в этом Мелани даст ей фору: глаза у моей жены самые прекрасные на свете.
— Откуда вы…?
— Я столько лет провел с Реджиной Хелмак, деточка!
Аделина моментально покраснела и смущенно опустила глаза. Я тихо засмеялся. Дети! Как легко вас понять! Как красивы ваши чувства! Вся ваша наивная влюбленность, преданность, чистое восхищение! Дай Бог тебе, чтобы он оправдал твои надежды, милая Адель.
— Сегодня будет ваша любимая тушеная говядина с медом.
Стефан утробно замычал, предвкушая блюдо. Но сначала общее собрание в зале.
Войдя в нее, мы очутились в толпе из знакомых лиц и золота, которое просто было по всюду — в шарах, в новых зеркальных вставках дверей, в гирляндах, свечах и платьях женщин. Наши имена будто эхо пронеслись на разные лады. Здесь были все: мои ученики, ученики моих друзей, наши дети. Нас было много! От этой толпы я пришел в невероятный восторг — каждый здесь был моей частицей. Как я был продолжением Реджины и Артура, все эти люди были продолжением нас.
По распоряжению Варвары стены в зале украшали многочисленные грамоты и бумаги из Сената, где были наши имена. Мы были история Инициированного мира, ее гордость.
Здороваясь и обнимаясь, я, наконец-то, дошел до Кевина, Варвары и Реджины. Крепкое объятие с Ганном — знаменитым колдуном и Древним, и с почти смертной Варварой, которая зачем-то сделала стрижку и покрасилась в черный цвет.
— Реджина, ты хорошеешь! — Я наклонился к инвалидному креслу и взял тонкую сухую кисть, чтобы поцеловать.
— Нахал! Врешь, как мыслишь! Научился! — Рассмеялась она, позвякивая длиннющими бриллиантовыми серьгами. — Я рада видеть тебя, дорогой. Надеюсь, не в последний раз.
— Что за мысли? — Нахмурился я.
Внутри связало все узлом, но я не дал ходу чувствам, чтобы Хелмак не прочитала меня.
— Стефан, я только что отругала Оскара за манеры! Ты зачем создал свою копию? Где в твоих детях Ева?
— А я всегда говорил, что Еву подменили в роддоме.
Мы рассмеялись.
Мы были счастливы.
Мы снова были вместе.
— Рэйнольд, ты знаешь, что Бьянка, замуж вышла? — Она указала пальцем куда-то за мою спину.
Я обернулся и почти сразу же столкнулся с улыбающейся Бьянкой Штадлер. Губы девушки были накрашены алым, глаза лучились от счастья. Она сразу же цепко обняла меня.
— Бьянка!
— Здравствуйте, Рэйнольд!
— Поздравляю с замужеством! Надеюсь, это Мартин?
— А кто же еще?
Ох, уж этот Мартин! Пусть ему икается весь вечер! Как же он меня достал! Словно черт из табакерки появился в жизни Бьянки, когда ей было, кажется, шестнадцать. Шестнадцать? Да! Именно… Этот парень был несносно любознателен. Поэтому Реджина впервые сразу же кинулась подписывать с ним договор о не разглашении, едва он переступил порог Саббата. А затем и вовсе похитил девчонку из замка, угнав мой байк. Вот это я никогда ему не прощу!
Мне всунули в руки бокал для разгона аппетита, постоянно что-то спрашивали, а я что-то отвечал. Братья Витовы в разговоре, как всегда, ушли в разбор оружия, Эли Барановска рассказала жуткую историю, как еле ушла от контрабандистов в Марокко. Хе Джу порадовала тем, что разработала свой дар до нового уровня, затем перекинулся парой словечек с Аттерсрудом, убедившись, что тот по уши влюблен в Аделину, щелканул по носу Нильса Клаусснера, который, кажется, пытался, закадрить мою дочь, а Милене сделал замечание, чтобы не заигрывала с ним — мала еще, иначе пойдет до дома пешком из Саббата.
Пока мы, словно в вальсе, двигались по кругу, спрашивая у друг друга о жизни, обнимаясь и пожимая руки, явились опоздавшие Валльде — Нина и Ной с их трехлетним сыном.
Я вспомнил, как с ума сходил Ной, узнав, что Нина беременна первенцем. Он запрятал ее куда-то на какой-то остров, подальше от людей и Инициированных, доводил врачей, вытаскивал меня, чтобы даром регенерации залечивал то, чего не было ни у матери, ни у ребенка. Мелани тогда была единственной, кто могла успокоить его и меня. Она проявляла ангельское терпение, талант психолога и дипломата, часами могла разговаривать с Ноем, не срываясь на крик, а затем возвращалась домой, я брал из холодильник пиво, и мы молча запирались в спальне, чтобы, не думая, посмотреть очередной фильм. Дети знали, что раз спальня закрыта, значит туда не соваться, даже если начнется светопреставление.
Галдящей блестящей оравой, подтрунивая друг над другом, мы пошли в столовую. Мой желудок заурчал от вида изысканных блюд. Да! Саббат никогда не скупился на еду. Реджина всегда требовала лучшее и качественное. В Новый год стол был расширен и удлинен, и просто ломился от кушаний. Уверен, на этом столе насчитается пяток блюд от знаменитых поваров с Мишленовскими звездами, которые трудились наравне с Саббатской кухаркой. И все же я скучал по мясным пирогам Марка и Сьюзи Болтон, а также смузи, которые любила делать для меня ушедшая на покой миссис Лонг.
За столом я насчитал двадцать пять человек. Сумасшествие! И с каждым годом появляются новые лица. Сегодня с нами впервые Ганс Аттерстуд, не сводящий с Аделины глаз, и Мартин, достающий вопросами бедного Дмитрия Витова. Я мысленно дополнил присутствующих именами, которые должны были быть здесь: погибшие Курт и Ахмед, исчезнувшая куда-то Романова, наша свежая рана — Артур и моя Мириам.
Мы пили, смеялись, шутили, как одна большая семья. Вино подливали и подливали. Затем градус повысился в виде виски. Кто-то запросил танцы, и мы снова переместились в большой зал с чудовищно большим камином, в котором когда-то мылись средневековые люди.
— Рэй, осторожней в управлении!
— Я трезв, как стеклышко! — Парировал я, толкая коляску хохочущей Реджины на балкон.
У нас при себе была бутылка и сигареты. Что еще нужно для задушевного разговора двух вояк?
Аккуратно открыв створки и накинув на плечи Реджины ее меха, я втолкнул коляску на морозный воздух, и мы закурили в тишине. Минуты были тягучие, сладкие, пропитанные воспоминаниями и меланхолией.
— Как у вас с Мел? — Наконец, она прервала молчание.
Колючий новогодний воздух заполнял меня и все мое существо.
— Все хорошо. Ты же знаешь. Ссоримся и миримся.
— Андрей так изменился…
— Разве? Этот оболтус совсем от рук отбился! Последние оценки говорят, что колледж ему не светит! Только и думает о музыке! Шарится где-то по гаражам и заброшенным домам. Мечтает стать рок-музыкантом.
— У него красивые руки. Твои. Артистичные. Далеко пойдет. Я знаю и без Евы, что он добьется своей мечты.
Я фыркнул. Но в душе закралось сомнение, что, может, плохо знаю сына. Ведь я постоянно, как все родители, зациклен на его успехах, а не на мечтах. Мелани всегда была ближе к нему.
— Вот-вот! Лазер режет, когда сфокусирован! Андрей сейчас лазер. Совсем как ты в юности. Копия!
— Я не мечтал шариться по гаражам с гитарой в руках…
— Ты мечтал о винтовке и стать лучшим Инквизитором. А когда встретил Мелани и ее у тебя забрали, ты был нацелен всеми силами вернуть. И вернул! Достал из преисподней! Так что не обижай Андрея. Игнорируя его и принижая, ты убиваешь в нем того самого Оденкирка, который сделал славу для Саббата.
Отчитала, так отчитала. Я смущенно сделал затяжку. С неба повалил мягкими хлопьями снег, будто наверху распотрошили подушку.
— Я счастлива, Рэйнольд. Абсолютно счастлива! — Продолжила своим бархатным голосом Реджина. — У меня остаетесь вы! И вас так много! И я всеми вами горжусь. Это значит, что все мои седины и жертвы окупились.
— Реджина, ты молода! Какие седины?
— Прекрати! Я серьезно…
— Ты меня пугаешь такими речами. — Признался я, открывая бутылку.
Так как у меня не было стакана, я сделал глоток прям из горла. Жидкость обжигающе царапнула по горлу и ушла в желудок к говядине, салатам и вину. Я умиротворенно выдохнул.
Удивительно тепло для Новогодней ночи. Даже не холодно. Нет этого вездесущего ветра!
— Мне сегодня снился Артур. — Тихо произнесла Реджина, изящно стряхивая пепел.
Ее бриллианты мерцали от огней Саббата и почти так же блестели ее глаза, наполненные слезами. Я молчал, смотря на седую грациозную старую женщину. Ведь ей почти восемьдесят.
— Мне кажется, я скоро с ним встречусь.
Понимая, что надо что-то сказать, я предложил свою помощь:
— Реджина, если что-то болит или тревожит, скажи мне — подлечу.
— Не вздумай! Да и лекарь из тебя сам знаешь какой. Столько лет, а так и не смог приручить до конца дар Мелани.
— Ну знаешь, я не настолько плох!
Меня обидела ее реплика про дар. Конечно, мы понимали, что достигнуть высот, какие смогла взять Мелани со своим даром, я не смогу — не быть мне воскресителем мертвых, но уже давно уверенно им пользуюсь. Хотя Артура я не смог спасти. Слишком сильно было проклятье на нем.
— Рак тебе не излечить. Тем более моей степени.
— У тебя рак?
Реджина кивнула.
— Головного мозга. Сбылось предсказание Лауры Клаусснер! Ух, сколько эта стерва ёрничала про мои голоса в голове. Ну вот, скоро я к ней приду и передам привет! Заодно узнаю, куда эта сучка делала Меч Монаха, который я добыла у клана Токкэби.
Я стоял и не верил ушам: неужели мы сейчас обсуждаем смерть Реджины?
— Да, остолоп. Обсуждаем! — Она резко дернула колеса коляски и развернулась ко мне.
Ее лицо казалось неживым, слишком белым и морщинистым. Глаза горели упрямством. Не смотря на то, что она была инвалид, я ощущал благоговение. Мой Светоч! Моя Верховная!
Она вынула из моих рук бутылку и глотнула.
— Врачи ставят мне год — полтора. Я так понимаю, к концу следующего года я буду мучиться головными болями так, что буду умолять прострелить мне мозг, если смогу вообще что-то сказать. Не хочу! Хватило и коляски! Слушай меня, Рэйнольд! О диагнозе знаешь только ты. Думаю, скоро догадается Ева. Вот, когда она догадается, попроси ничего не делать. Не мешать мне.
— Что же ты хочешь сделать?
Я в ужасе просчитывал варианты.
— Не переживай! Аутодафе не будет. Самоубийства тоже! Есть пару идей, как безболезненно уйти со сцены.
— Это будет что-то… незаконное?
— Какая разница, Рэй! Ты никогда не переживал о законах! Это будет достойный уход, поверь мне.
Я почувствовал ком в горле и наворачивающиеся слезы, поэтому срочно заглушил их большим глотком виски. Уже целый галлон плескался в моем желудке. Где же мать его нужный мне хмель? Вместо этого из меня шла отрыжка ячменного вкуса.
— Получается, что единственным Светочем останется Кевин?
— Да. Он хорош, согласись? Кто же знал, что из вздорного мальчишки, повесы и ветреника, выйдет такой отличный Светоч и прилежный отец. Жаль, что больше детей у них нет.
Я закивал. Варвара пыталась забеременеть второй раз, но случился выкидыш, и больше тема детей у них не поднималась. Мелани очень переживала за сестру. Мне кажется, она даже порой винила, что у нас есть близнецы, а у Варвары только Аделина.
Внезапно я почувствовал холодное прикосновение — Реджина взяла меня за пальцы и, как матери смотрят на детей, заглянула мне в глаза, чуть улыбаясь.
— Эй! Ты сам говорил: это жизнь! Она не пластинка. Ее не прокрутить обратно! Вы похоронили Артура, похороните и меня. А вас будут хоронить ваши дети. Но ты же сам знаешь, что мы все продолжения друг друга. Рано или поздно мы все встретимся: уж не знаю — будет это ад, рай или для Инициированных припасено отдельное помещение, но мы с тобой уже столько видели, что оба знаем — на смерти ничего не кончается. Ты сегодня вспоминал их всех. Ты каждый год сидишь за столом и считаешь нас! Я знаю, что когда-нибудь мы будем сидеть все вместе за столом, и ты никого не досчитаешься.
Я не удержался: по щеке ползла слеза, морозя и щипая кожу.
— Ну-ка, Рэйнольд Оденкирк, скажите мне самое главное заклинание?
Знакомая боль потерь в груди сжимала сердце. Я резко выдохнул:
— Всё будет хорошо, Реджина.
— Да… — Блаженно прошептала она, выпуская пар изо рта. Затем обвела взглядом двор Саббата, его крыши, окна и тихо прошептала: — Всё будет хорошо. Потому что иначе не бывает.