Sabbatum. Сенат

Тебя долго не было

Медсестра вошла в мою комнату и привезла на каталке поднос с едой, лекарствами и очередной шприц.
- Добрый день, мистер Оденкирк! – Она улыбнулась своим ярко-накрашенным ртом цвета фуксии. Я замечаю кусочки помады на ее зубах. – Как у вас дела? Как настроение? Я смотрю, вы опять ничего не ели. Боюсь, мне снова придется пожаловаться доктору Зиннеру. Ему не нравится, когда пациенты его не слушаются. Кстати, сегодня в зале будет постановка. К нам приехал театр из соседнего городка с Рождественской постановкой. Вам разве не интересно?
Я отворачиваюсь и принципиально пялюсь в окно с решеткой, пускай витиеватой, но решеткой.
- Поверьте, вам понравится. Так что спуститесь в четыре часа в зал – не пожалеете. А сейчас закатайте рукав, я вам сделаю укол.
Я молча поднимаю рукав на левой руке. Медсестра Вайнер берет меня за руку нежно, даже чересчур нежно, будто невзначай проводит пальцем по моим мускулам и аккуратно вводит иглу.
- У вас такие мускулы. Вы, наверное, очень спортивный человек. Но вы бунтарь! Ваша татуировка на запястье – опасно делать в таком месте, прямо на венах. Хотя, скажу честно, красивее рисунка не видела. Ведь это луна? Да?
Со стороны угла доносится тяжелый ревнивый вздох, и я невольно начинаю улыбаться, отчего медсестра принимает это на свой счет и еще больше начинает флиртовать со мной.
- А что это означает? Не скажете? Нет, не скажете. Вы такой молчун, мистер Оденкирк. Но ваше молчание мне нравится, вы не такой, как все пациенты. До вас у меня тоже было много молчунов, но никто не умеет хранить безмолвие так красноречиво, как вы. Вот и всё! – На последних словах, она вынимает иглу и прикладывает спиртовую салфетку. – А это выпейте при мне.
Я принимаю стаканчик, заглядываю в глаза Вайнер и начинаю воздействовать на нее гипнозом. Пока она смотрит на меня, я высыпаю в руку таблетки и кладу их в нагрудный карман, после чего отдаю ей стаканчик.
- Вот и молодец! – Она забирает стаканчик, заливаясь румянцем, думая, что я только что выпил таблетки, открыто флиртуя с ней. Вайнер поправляет свою прическу и выходит, кокетливо обернувшись на меня. Хлопок двери и я снова один. Точнее, мы.
- Не нравится мне она! Вечно с тобой флиртует! Противная до жути. – Она снова появилась - стоит в углу и нервно дергает ногой, закусив губу. Красивая. Любимая. Как будто живая. После ее смерти, я постоянно ее вижу. Свихнулся ли я? Может быть. Хотя Инициированные могут видеть умерших, но вот с Мириам такого не было. А с Мелани происходит. 
- Тебя долго не было… - Я смотрю на нее и понимаю всю остроту своей зависимости от ее призрака. Мел не было со вчерашнего вечера. А все из-за этого ненавистного мной доктора Зиннера. Нет, как человек и специалист он хороший, но его приход всегда отпугивает Мелани, после чего она исчезает на пару часов, бывает даже на день. Как она говорит, это всё из-за умершей собаки Зиннера, которая таскается за ним и набрасывается на Мел. Забавно, один призрак отгоняет другого. Даже в потустороннем мире есть Охотники и Жертвы. Жаль, что я не могу защитить Мел от этого мертвого дога.
- Разве долго? Не заметила… Зато ты флиртовал с медсестрой. «У вас такие мускулы, мистер Оденкирк! Вы, наверное, очень спортивный человек!»
Она забавно пищит, подражая голосу Вайнер, что я начинаю смеяться.
- Не ревнуй, пожалуйста. Просто она отлично поддается воздействию. – Я ударяю по нагрудному карману с таблетками. Мелани смешно закатывает глаза, после чего вздыхает и начинает петь песенку. Я не понимаю слов, так как она на русском. Мелани говорит, что песня детская, но для меня - печальная и заунывная. Помню, я спросил ее, про что она поет, Мелани сказала, что про лепку клоунов и кукол из пластилина.
- Ты знаешь, что на втором этаже над третьим окном справа одна птица свила гнездышко и там скоро вылупятся маленькие птенчики. А Кэтрин вчера ходила на свидание. Я слышала, как она рассказывала Грубой Люси, что они уже целовались… 
И снова начинает петь.
И так каждый день. Если есть самый болтливый призрак, то это Мелани. Иногда она просто вываливает на меня кучу ненужных фактов, а я слушаю. Готов вечно слушать, лишь бы видеть ее, лишь бы приходила.
Вначале я сильно испугался. Точнее, все было намного хуже. Я очнулся после ее аутодафе в своей комнате, связанный энергонитями, под воздействием Курта. Помню, тогда кричал от отчаяния, что все-таки жив, что не сдох, что меня не убило праведным гневом за то, что сотворил с любимой. Я плакал, стонал, а затем затих – замолчал, игнорируя любые обращения ко мне. Меня даже заключили на ночь в Карцер, после чего вернули в Саббат, где я попытался, уже будучи пьяным, проткнуть себе руку ножом, а потом и вовсе выброситься из окна. Саббатовцы меня, как куклу, включали, когда надо, потом выключали, внедряли свои идеи через Артура, лишали магии и сил. Я уже не был собой: тело, а внутри пепелище.
Реджина пыталась хоть как-то разговорить, но я упорно молчал, хотя она и читала мои мысли. 
Меня отправили в эту частную психушку с белыми стенами, решетками на окнах, обходительными милыми сестрами и большим парком. Именно здесь в первую ночь я увидел Мелани.
Господи! Как же я испугался… Она сидела на моей кровати у ног и смотрела на меня. Я плакал, просил прощения, умолял уйти и не терзать, обвинял ее в содеянном, и снова вымаливал прощение. На мои крики прибежали санитары, естественно, Мелани они в палате не увидели и посчитали, что у меня галлюцинации, накачав сильнейшими психотропными препаратами, от которых не работает ни тело, ни голова. В ту ночь ад выпустил и Савова, который стоял надо мной и смеялся, повторяя, что они теперь с Мелани вместе, что она теперь его.
Очнувшись, я больше призраков не видел. «Значит галлюцинации», - подумал я. И снова чернота и осознание произошедшего. Снова погружение в воспоминания о горящей плоти, которую за пару часов до этого целовал и любил. 
Пустота.
Меня лишили жизни.
Мне вынули сердце и сожгли вместе с ней.
Через пару дней я снова увидел Мелани и попытался игнорировать ее. Она увеличивала боль в сердце, стоило ей показаться мне на глаза. Мелани бесилась, злилась на меня, плакала. Я лишь твердил, как заведенный, одно и то же: «Уйди». А потом и вовсе старался не замечать, не разговаривать, не смотреть на нее. Это были пытки. Истинные муки совести. Реальность издевалась надо мной, коверкая и размывая границы со сном и галлюцинациями. Мне даже казалось, что я побеждаю свой разум, так как призрак любимой больше не подходил ко мне, лишь мелькал в коридорах или находился на достаточном расстоянии от меня. На самом деле, она просто не подходила, боялась меня и тоскливо прожигала взглядом своих небесных глаз. 
Я сдался на третьи сутки. 
В пустой комнате отдыха кто-то оставил включенным радио и там передавали Рождественские песни. Мой призрачный ангел вскочил на стол и стал весело подпевать Френку Синатре «Да будет снег!», при этом забавно танцуя. Я стоял в коридоре и смотрел на это милое зрелище, как дурак улыбаясь ей. Никто тогда не понял, почему и кому я смеюсь, глядя в пустую комнату. Но я же псих, кто будет осуждать меня? Здесь полно такого же народа, кто реально говорит сам собой и со своими выдуманными друзьями. Я пополнил их ряды. Правда, она была не выдуманная, Мелани - мертвая, оставшаяся рядом со мной, по каким-то неведомым мне причинам. А я ведь не заслужил даже такого.
После этого я стал разговаривать только с ней, игнорируя реальный мир и реальных людей. Они мне были уже не нужны.
Мелани отходила редко и, кажется, получала больше удовольствия от положения дел, чем я. Например, она дразнила Стэнли – это местный чокнутый, единственный, кто видит ее, помимо меня. Мелани садилась и начинала говорить ему какие-нибудь глупости, а тот начинал пугаться и скулить, пока не взрывался в крике или не откалывал какой-нибудь номер, вроде того, как однажды, в приступе ярости на нее, разделся догола у всех на виду. Тут же прибежали санитары и вкололи успокоительное бедолаге. Я потом журил за это Мелани, а она смеялась, по-детски подпрыгивая на месте: «Ну, Рэй. Я правда не хотела. Зато как смешно было. Поверь, с ним все хорошо будет! Ну не злись».
Я и не злился. Не мог. Она была живая среди всех этих мертвецов, что меня здесь окружают. Моя любимая. Моя девочка. Мой ангел.
Еще Мелани любила прятать вещи медсестер, которые особо высказывали мне предпочтение и флиртовали со мной. Для них я был красивый молодой человек, соблазнительный, со своей печальной историей. Мелани ненавидела, когда они обсуждали меня за моей спиной и начинали «пошло фантазировать». 
- Им бы только с тобой флиртовать. Ты представляешь, что Камилла сказала про тебя? Что она с удовольствием стала бы твоей сиделкой, как днем, так и ночью!
Мне смешно, меня забавляет ее ревность. Это так жизненно, так реально, так любимо. Жаль, что я не могу коснуться ее. Это самое тяжкое бремя нахождения тут. Не передать словами, каково это смотреть на нее, говорить и знать, что нет будущего ни у нее, ни у меня. Мел одета даже в ту одежду, в которой была накануне смерти: джинсы, белая кофточка с рукавами, иногда, когда она исчезла, я знал, что она рядом, чувствуя запах тех духов с ее подноса из Саббата.
Странная пара – живой псих и его мертвая возлюбленная. 
- Я скучаю по тебе… - Смотрю, как она съехала вниз по стене и села на пол. Молчит и мурлычет под нос свою заунывную песенку. – Почему ты со мной осталась?
- Я обещала тебе, что не уйду. – Снова этот ответ. Я ее просил в Италии не покидать меня. Теперь эта клятва связывала ее со мной. И я был этому рад. 
Клятвы… Произнесенные слова, посыл информации и обмен энергией, все запоминается на уровне крови – на уровне ДНК. 
- Тебе точно не было больно? – Я снова произношу страшный вопрос, который постоянно меня тревожит, чтобы снова услышать от нее ответ:
- Нет. Все было мягко, тепло и быстро.
Я снова попадаю в этот ужас воспоминаний. Горел я и остальные, но главное, чтобы Мелани не было больно. Я молчу и смотрю на нее: хрупкая, с распущенными длинными волосами, поющая свою глупую песенку, смотрящая в потолок небесными глазами. Всё бы отдал лишь бы коснуться ее! Ушла так рано. А сколько нежности и любви могла бы дать! Я постоянно прокручиваю варианты событий: что мы ее прячем в Саббате, потом проводим разные обряды, что мы снова вместе, а может быть порознь… На самом деле, я даже думал о том, что Мелани могла выйти замуж за кого-нибудь другого. Но зато была бы жива. Зачем она сделала это? Неужели жизнь Ганна стоила ее? По мне, нет. Ни за что! Неужели не понимала, что заплатила двойную цену: пожертвовав собой, она пожертвовала мной. 
Почему, Мелани?
Она поворачивается ко мне, будто услышала мои мысли вслух, и смотрит, не двигаясь, прямым пронзительный взором, будто мне в душу, что становится неуютно, и я отворачиваюсь. И снова начинает напевать эту противную мелодию.
Перевожу взгляд на поднос с едой: каша, овощи, кусок рыбы, кекс. Местный ад для гурманов. Ловлю себя мысли, что хотелось бы жирного гамбургера из фастфуда с толстой котлетой и кисловато-томатным кетчупом. Сидеть и пожирать это, запивая его горячим крепким кофе.
Тишина повисает в комнате, будто отключили звук - заунывная песенка кончилась. Я оборачиваюсь и никого не нахожу. Ушла. Если Мелани исчезает, значит сейчас кто-то придет либо из Инициированных, либо доктор Зиннер.
Сижу. Жду. Крошу булку на поднос.
В дверь постучались и робко вошли. Поднимаю взгляд и вижу Реджину – прекрасна, как всегда: царственная осанка, прическа волос к волоску, аккуратный, подчеркивающий красоту лица, макияж. Ни одной лишней детали.
- Доброе утро, Рэйнольд. – Она улыбается и проходит в комнату, где только два стула, кровать, тумбочка и шкаф с одеждой - немного напоминает Сенатский Карцер. – Это тебе от меня.
Она кладет маленькую коробку, по которой узнаю фрукты в шоколаде из одного кафетерия в Париже. Я же встаю и ставлю стул рядом с собой, после чего жестом руки приглашаю сесть.
- Спасибо. – Она садится и смотрит на меня в упор. Я не знаю, о чем она думает: может, читает мои мысли, может, о том, как я выгляжу, может, просто смотрит…
- Да, выглядишь ты плохо. – Она подтверждает мои догадки. Я же хмыкаю в ответ. А чего она ждала? Это не спа-отель. Да и я уже не тот.
- Медсестра сказала, что ты не ешь совсем. Не идешь на контакт. И продолжаешь видеть Мелани. 
На имени возлюбленной мое сердце ёкает, но я продолжаю сохранять холодный безразличный вид.
- Ты вообще лечишься? Таблетки пьешь?
Я вздыхаю и достаю таблетки из нагрудного кармана своей пижамного вида одежды, после чего ссыпаю их горсткой перед Реджиной.
- Теперь я, кажется, понимаю, почему Сенат не поддерживает идею психического лечения Инициированных - они просто не дадутся.
Я улыбаюсь на слова Реджины. Она права, я не позволю им промывать мне мозги таблетками.
- Рэйнольд, ты понимаешь, что Архивариус, приставленный к тебе, не будет разбираться лечился ты или нет. Шаг в сторону и тебя сожгут.
Реджина пытается, как обычно, запугать меня. Но уже не страшно - горел. Даже хорошо, если умру, тогда я наверняка буду с Мелани. И, наверное, смогу коснуться ее.
- Мелани… Опять Мелани… - Светоч горько произносит ее имя. На несколько мгновений я даже вижу слезы в ее глазах. После чего она произносит нежно, по-матерински, при этом положив свою руку на мое колено: – Милый, а ты не думаешь, что она плод твоей фантазии?
Я недоуменно смотрю на нее. С чего вдруг она начала разговор об этом? Раньше она подозревала и упрекала меня в том, что колдую, призывая не упокоенную душу. А теперь «плод фантазии»?
- Ну сам посуди! Если бы она была призраком, то ее видели бы остальные Инициированные.
Так уж и все? Я делаю скептическую мину на лице.
- Хорошо! Не все. Согласна. Но среди нас есть чувствительные к потустороннему миру. Например, я. Поверь, видела призраков и общалась с ними. Могу энергетически понять – здесь не упокоенная душа или нет. Она, кстати, тут?
Вот ты мне и сама ответь. 
- Здесь никого, Рэй.
А я и не говорил, что она тут. Реджина откидывается на спинку стула и прожигает меня серьезным взглядом, я же сижу и пытаюсь сдержать идиотскую улыбку.
- А почему ее нет?
- Она не желает, чтобы ее видели другие. – Я впервые подаю ей голос в ответ. Реджина тяжело вздыхает и смотрит с укором на меня.
- Тогда, как ты можешь утверждать после этого, что она не плод твоего больного воображения?
На мгновение я зависаю, Хелмак не просто ткнула в больное, она полоснула ножом по старой ране. 
- Её видит помимо меня один местный парень… 
- Псих?
И я замолкаю. Твою мать! Вот зачем она?
- А затем, Рэйнольд, чтобы ты начал лечиться. Чтобы ты прекратил гореть вместе с Мелани. Оставь девочку в покое. Дай ей свободу и себе! Начни жить заново. Хотя бы попробуй бороться. – Реджина говорит чуть ли не плача, нежно гладя меня по коленке, будто ребенка успокаивает. Я же чувствую ярость на нее и всеобъемлющую боль, что сам готов зарыдать. Это невыносимо тяжко слушать и понимать, что Хелмак, мать ее, права!
- Рэй, я приехала взять тебя на Рождество домой. Побудешь денек с нами, а утром вернёшься сюда. Все скучают и беспокоятся за тебя.
- Нет. Я не поеду. – Я говорю, а сам чувствую страх, что придется вернуться туда, где была она в последние минуты своей жизни, и еще мои друзья – эти люди, которые будут смотреть на меня своими скорбными взглядами, жалея и утешая, но они и капли не будут чувствовать той пустоты от потери Мелани.
- Да, Рэй, никто не сможет понять, каково тебе. Но это не значит, что мы плохие.
Я отворачиваюсь от нее, еле справляясь со слезами. Не желаю, чтобы кто-то это видел. Я вообще не желаю что-либо чувствовать. Готов идти за этим хоть в сам Сенат на промывку мозгов. Хочется покоя и забвения… 
- Милый, подумай о моем предложении. Может, покой ты найдёшь дома? – Реджина легонько сжимает мое колено, после чего убирает руку и я чувствую холод на том месте, где только что была ее ладонь. Она со вздохом встает и направляется к двери, но возле нее оборачивается и грустно произносит:
- Позвони мне, если решишь приехать. 
И выходит, тихо притворив дверь за собой. Я же с мычанием от душевных мук сгибаюсь пополам и прячу лицо в ладонях. Больно так, что кажется чувствую, как разрывается все внутри, как сердце сходит с ума и теряется в ритме. Плачу. Впервые за столько лет даю волю слезам. Я вымотан. Устал. Хочу умереть, сдохнуть быстро и неожиданно – залезть в петлю, таблетками от передозировки, куском лезвия по венам или по горлу, как сделала Мириам.
Но через пару мгновений я слышу ее звенящий мелодичный голос:
- А у повара в столовой кошка стащила бекон... Он теперь не знает, где ему достать свежий и не покусанный животным. Так ругался на всех!
И я взрываюсь на нее, выплескивая всю свою боль и обиду:
- Почему, Мелани? За что ты так? Почему ты не появляешься перед другими?
- Я просто не хочу…
- Зачем ты это сделала? Зачем сдалась? 
Она молчит и смотрит на меня своими голубыми блестящими глазами. Я делаю нервный рывок вперед, глупо надеясь схватить ее, но рука проходит мимо – промахиваюсь… И я продолжаю кричать на нее, сходя с ума от отчаяния и любви к ней. 
Я тоскую по живой Мел, мне не нужна ее тень.
- Ты же мертвая! Призрак! Ты что вообще тут делаешь? Почему ты не ушла? Ты же должна была! Я помню! Ты почти ушла тогда!
Перед глазами вспыхивает воспоминание, когда я в астрале упрашивал вернуться Мелани в тело, она тогда светилась мягким теплым светом. Мой ангел... Теперь она приведение, призрак, застряла между небом и землей!
- Я обещала тебе…
- Знаю. Но ты мне не нужна такая! Понимаешь? Я хочу тебя живую…
Я кидаюсь на кровать и отворачиваюсь к стенке, сжимая до боли в кулаках простыню. Решено. Я вернусь в Саббат. Посмотрю в глаза тем, кто допустил эту катастрофу. А главное, гляну на Ганна – на человека, кто забрал ценой своей жизни другие две – мою и Мелани.
За спиной снова начинается заунывное пение про пластилин. Я не выдерживаю и шиплю на нее:
- Умоляю, замолчи! Не понимаю тебя. Что ты заладила эту песню?
Молчит. Я чувствую спиной, что она здесь. Наверняка снова стоит у стены и смотрит на меня.
- Уходи, Мелани. Оставь меня! Либо появляйся перед другими Инициированными, либо уходи.
- Но я не хочу перед другими…
- Тогда уходи, слышишь? Я отпускаю тебя! Мне достаточно и воспоминаний о тебе. И вся твоя болтовня о пустяках, она пустая, ненужная. Реджина права: ты просто моя галлюцинация. Живая, настоящая Мелани так бы не вела себя. Я просто обманываю себя… Ну, что молчишь? Ответь хоть что-нибудь разумное! Ты же призрак, а вы должны знать то, что смертные неспособны постичь!
Я поворачиваюсь и вижу пустую комнату. Исчезла. Ушла. На мгновение становится больно – вот так просто, прогнал ее, и она ушла, даже бороться не стала. 
Нет, это не моя любимая! Мелани так не стала бы делать. Но в следующее мгновение на меня накатывает злость и ненависть ко всему происходящему, к жизни в целом. Я протягиваю руку под подушку и нахожу запасы таблеток. Выбираю синие и проглатываю. По идее, через полчаса я отрублюсь. Вообще хорошо, что у меня есть таблетки – если всё будет и дальше так идти, я выпью всю накопившуюся горсть и наконец покончу с этим.



Отредактировано: 18.07.2018