Sabbatum. Сенат

Эпилог

Я закрепил последнюю черепицу к брусу хребта и звук моего сверла замер в воздухе. Теперь было отчётливо слышно радио, установленное внизу у стенки.
— Я всё!
— Отлично! Я тоже. — Послышалось в ответ с другого конца крыши. И снова звук дрели.
— Курт! Как у тебя дела?
— Еще три пролета!
Я слезаю со стремянки и вижу Курта в кепке с обнажённым торсом и кислым лицом.
— Дыши глубже, Курт! Тебе досталась самая не пыльная работенка. — Съязвил Стеф, выходя из-за угла дома. Он был в шортах и гавайке, загорелый после солнца Ямайки, где у него с Евой проходило свадебное путешествие. Несмотря на жару, ветер все-таки на озере был северный, холодный. Поэтому его почти раздетый вид, как говорится, немного был не в теме. Мы с Куртом были в джинсах, но я, как Стеф, распахнул свою рубашку на все пуговицы, ощущая, как ткань колышется от ветра и порой щекочет спину.
— Ну как?
Я и Стеф гордо и с большим удовлетворением осматривали новую крышу домика. Она, в отличие от старой, была теперь ярко-охристового цвета и блестела на солнце. Домик реально преобразился.
— Отлично. Молодцы! — Без энтузиазма констатировал Курт, рассматривая с прищуром нашу работу. Ему мы дали самое легкое задание «из-за предписания врачей», где Ганну еще полгода нельзя заниматься тяжелой физической работой. Нет, не потому что мы так дорожим Куртом! Этот чувак уже вовсю таскает мешки в оранжереи и складские помещения Саббата. Просто не поддеть его мы не могли. Поэтому мы с уверениями, что врачи запретили, дали задание окрасить новые перила по краям плавучего дома, хотя вчера мы переносили стройматериалы из Саббата сюда. На наше предложение об арт-терапии «Почувствуй себя художником», Курт пару раз грубо послал, но забрал кисть и банки краски.
— И как ты собираешься здесь зимой быть?
— С помощью электричества. У меня знакомый есть, поможет с солнечными батареями, ну еще генератор добуду.
Стефан скептически ухмыльнулся. Он считал, что я занимаюсь бесполезным: «Проще построить новый домик, чем реставрировать эту гнилую рухлядь».
— А я тебя понимаю, Рэй. Я бы тоже хотел иметь место, куда мог бы сбежать от всех. Наверное, тоже куплю себе дом где-нибудь подальше от людей. Где-нибудь в Канаде. — Заявил Курт, снимая кепку. Его пальцы, как и джинсы, были все перепачканы «синей лазурью».
— Блины с сиропом лопать будешь? — Гоготнул Стеф. Но Курт ничего не ответил, отвернулся и продолжил красить брусок.
— Эх! — Клаусснер разочарованно сбросил на пол рубашку и шорты и с разбегу прыгнул в воду, окатив Ганна брызгами. Курт гневно обозвал его идиотом, за что тут же словил очередную волну.
— Ну всё, Клаусснер, держись!
Кисть шмякнулась в банку, и Ганн с боевым криком, не снимая джинс, прыгнул в воду. Через минуту в озере двое мужчин, будто мальчишки, пытались утопить друг друга с диким ором и брызгами. Волны, шедшие от них, были достаточно сильными, что плеск воды о борта дома усилился и дом плавно начал отплывать. Без смеха на эти игрища невозможно было смотреть.
— Стеф, не забудь, с Куртом надо бережней!
— Не беспокойся, я его нежно утоплю!
— Оденкирк, давай к нам. Устроим соревнования до берега!
Желание прыгнуть в воду было огромно, но голос разума возымел вверх: не хотелось потом в мокрой одежде ходить.
— Не! Я лучше на стрельбище вас уделаю!
— Да ладно тебе!
— Неужели заболеть боишься?
— Оденкирк, с твоей стороны это ханжество! Тебе Мел такой подарок сделала! А ты не пользуешься!
Я засмеялся, рефлекторно отвернувшись, чтобы они не увидели истинных чувств. Мне больно слышать ее имя. Я мучился без нее.
Пока они плавали, я решил обойти домик и осмотреть по-хозяйски: что еще можно сделать пока последние теплые дни лета? Через пару дней кончится август, поэтому надо быстрее завершить все наружные отделочные работы. А дальше будет осень и я не знаю, чем буду себя отвлекать от мыслей о ней…

Когда я очнулся от комы, то вел себя, как истинный эгоист, не замечая, что происходит с любимой.
— Рэйнольд, вы должны поесть. Хотя бы одну ложку проглотите! Ведете себя, как ребенок! — Я нарочно отказывался есть, отворачиваясь от сиделки. Мое тело еще плохо слушалось меня, как речь, которая давалась с трудом. Мое каждое слово растягивалось и произносилось с трудом, из-за этого я постоянно молчал. Лишь с Мелани я пытался говорить. Она показывала строчки в книге, а я старался прочитать.
Я постоянно требовал ее присутствия, а не сиделки возле себя. Но Мелани исчезала, и порой днями не мог ее видеть. Она часто ходила в Сенат на показания и к своей сестре. Но если возвращалась, то я полностью завладевал всем ее вниманием, не отпуская до ночи.
— А вот и она! Миссис Оденкирк, я хочу пожаловаться: ваш муж отказывается есть!
И она появлялась, как солнце, одаривая своей улыбкой. Моя сиделка часто жаловалась на меня, а она лишь журила.
— Ме-е-елли… — Я тянул ее имя, будто придурок, мысленно добавляя «девочка моя». Сиделка исчезала, и я пользовался добротой любимой. Я жадно рассматривал ее лицо, игрался с волосами, читал для нее и учился заново ходить, опираясь на хрупкое девичье тело, по большей части лишь для того, чтобы обнимать ее, чувствуя под рукой выпирающие тонкие косточки. Какой же я был эгоист! Уже тогда надо было обратить внимание на то, что с ней происходит! Но я ничего не замечал. А она молчала, лишь изредка странно глядела на меня, словно хотела задать вопрос, или рассматривала, будто видит впервые. Я даже не спрашивал, как у нее дела, где она была, что делала — боялся быть навязчивым, все казалось, что ей хватает и так моего постоянного выклянчивания времени для себя. У нее был уставший вид.
— Просто не выспалась, — отмахивалась она.
— Ты худая…
— Просто устала. Скоро все войдет в норму!
Сначала мне рассказали о случившемся в Сенате в очень щадящем меня пересказе. Затем я открывал все больше и больше правды.
— Рэй…
Она отрывала взгляд от книги и огромные чистые глаза цвета синего неба, смотрели на меня чуть испуганно и беззащитно.
— Что ты чувствуешь ко мне?
Неуверенный детский вопрос. Я снисходительно улыбался и нежно касался ее щеки. В начале этого ей хватало. Но потом она уже требовала ответа.
— Любовь, нежность… — Начинал я перечислять, пытаясь догадаться, что она хочет услышать в ответ.
Затем следовал самый неожиданный вопрос:
— Ты уверен в своих чувствах?
— Конечно! — Горячо уверял, готовый поклясться чем угодно и как угодно.
Но однажды, когда это повторилось в третий или четвертый раз, я не выдержал и спросил: «А ты уверена?»
И увидел панику в ее глазах. Она попыталась улыбнуться, но я четко видел испуг и муку.
После этого вызвал Еву на разговор, которая часто общалась с Мелани. Я знал Валльде и доверял ей всецело, в отличие от молчаливой Нины и забывшей про всех, кроме своей беременности, Варвары. На вопрос, что происходит с Мелани, я услышал много нового. Моя история обрастала шокирующими деталями и ужасающими фактами. Ведь до комы последнее четкое воспоминание было, как Мелли неуверенно шла к алтарю, чтобы обручиться со мной. А дальше не помню. Дальше какие-то мимолетные несвязные картинки и сухие факты о взятии Сената и моем пребывании под гипнозом Моргана, о чудесном спасении моей девочкой.
Но правда оказалась более сурова: Дэррил, Лидия, схема, Мелани с Кевином в Карцере. Оказывается, она сбежала, пошла на риск ради меня!
— Рэй, Мелани надо показать врачу…
— Она здорова! — Мое возражение было бессмысленным, потому что я понимал, что хотела сказать Ева. Но я — дурак, эгоист, все еще надеялся, что скоро мой врач отменит массажи, физиопроцедуры, постоянный контроль моего состояния, и я, наконец-то, переселюсь из спальни для гостей в свою комнату к Мел — к своей супруге. Что у нас будет некое подобие совместной жизни, что смогу доказать ей свою любовь, будем обсуждать планы на будущее, вместе выберем квартиру или дом, переедем из Саббата, отметим, как Ева и Стефан, свадьбу путешествием и брачной ночью, которой, к слову, у нас еще не было.
Но ничего так и не произошло. Мы продолжали вариться в том же котле сомнений.
У Мелани все больше проявлялся Знак, и все больше она отдалялась и превращалась в тень самой себя. К уговорам подключилась Реджина, притом она была более жестче и критичней.
— Рэйнольд, прекрати! Ты не видишь, что с ней происходит?
— Реджина, погоди, скоро я переселюсь к ней и все станет на свои места. Если дело лишь в ее сомнениях — нормальный ли я после комы, люблю ли я её или нет, то я смогу доказать, я смогу вернуть доверие!
— Рэйнольд! Дело не в тебе! В ней! У нее невероятная каша в голове! Она не знает, где начинается ее «я», а где выдумки! Она уже сомневается во всем! В каждой мелочи! Ты хочешь потерять ее?
— А ты так торопишься запереть ее в психушке?
И снова я оттянул время. В тот день, когда я переехал в свою комнату к ней, моим планам не дано было осуществиться. В первую же ночь все мои надежды рухнули, а я сломался. Радостный, что не надо расходиться по этажам, я начал укладываться спать. Она почему-то сидела на краешке кровати, будто еще чуть-чуть и сбежит от меня, и нерешительно мяла в своих хрупких ручках ночную сорочку. Я решил действовать лаской. Может, она отвыкла от меня за это время? Когда я еле передвигался, то не особо мог проявлять свою нежность к ней. К тому же чаще всего наши встречи были у всех на виду: сиделки, друзья, врачи… Мы редко оставались наедине.
Поэтому я начал аккуратно: дотронулся до руки, провел по изгибам плеч, отвел в сторону копну шелковистых волос, поцеловал в шею, в полной мере ощутив нежную горячую кожу, под которой бежали голубые венки. Она позволяла целовать себя, но всё было не то. Напряжение исходило с её стороны, несмотря на закрытые от удовольствия глаза.
— Миссис Оденкирк, мне кажется или вы стесняетесь меня?
Она засмеялась, отчего я успокоился, привлекая жену в свои объятия.
— Правила Саббата, Рэй, их не отменяли.
— Да, но мы уже один раз нарушили. Помнишь? Я тогда почти разнес твою комнату от ревности! Если честно, ни капли не жалею. Повторись вновь, сделал бы то же самое. Даже больше: Курту точно нос подправил бы, чтобы чужих жен не соблазнял.
Но вместо смешка или едкого замечания с её стороны, она замерла в моих руках, будто я ляпнул что-то не то.
— Откуда ты знаешь, что сделал бы то же самое?
Это был осторожный вопрос, тихий, но опасный.
— Ну… Потому что я люблю тебя и ненавижу недомолвки. А еще, когда другие мужчины смотрят на тебя.
И снова моя ревность прошла незаметно.
— Как можно быть уверенным в своих чувствах? Мы часто обманываемся, выбираем неправильные решения… Как можно быть уверенным в себе?
— Мел! Любимая, я никогда не был ни в чем так уверен, как в своих чувствах к тебе!
— Да, но ты ненавидел меня сначала!
Наш разговор начинал напоминать заведенную шарманку: одна и та же мелодия, одни и те же слова. Я тогда вспылил не на шутку.
— Мел, хватит! Что мне сделать, чтобы доказать свою любовь? Что? Подскажи мне! Я сделаю всё, что скажешь!
— Дело не в тебе!
— А в ком? Разве тебе мало того, что я сделал для тебя?
— Я не доверяю себе, Рэй! Себе! Я не могу так больше! — Она внезапно обессилено упала ничком на кровать и зарыдала. Это была самая настоящая истерика. Я был перепуган до чертиков, так как видел ее сломленную, полностью уничтоженную.
— Я не могу…. Я не верю уже ничему! Мне все кажется, что я сейчас проснусь и окажусь где-то еще… Я не верю в реальность больше! Я не могу спать, Рэй! У меня бессонница! Ничего не помогает! От этого еще хуже! Я хочу спать, Рэй, но не могу! А когда засыпаю, мне снятся падающие стены… Что ничего не существует в жизни, кроме этих стен!
— Мелли… — Я привлек её к себе, обнимал, гладил по волосам, утешал, а она даже не замечала. Слова рвались сквозь всхлипы и слезы, и я с ужасом слушал её муки.
— Он сказал, что схема не действует на чувства! Что-то, что ты любишь меня и я тебя — это правда!
— Конечно, Мелли, девочка моя! Конечно, правда!
— Но как, Рэй, как можно доверять его словам, когда до этого он врал! Он всё врал! Он даже этот проклятый пример про подругу привел, объясняя свою ложь! Но, понимаешь, он также мог соврать и про наши чувства!
Я ничего не понимал из того, что она говорила, но боялся прервать её.
— Милый мой, хороший, я, правда, хочу всё то, что ты планируешь! Я действительно хочу медовый месяц, начать выбирать дом для нас, но боюсь, что всё окажется неправдой, что в какой-то момент всё прекратится и я проснусь без тебя! Что на самом деле весь Саббат, ты, мои друзья, магия — всё плод моего воображения! Я боюсь засыпать, Рэй, но хочу! Я так хочу спать!
Она уткнулась в мое плечо и плакала навзрыд, судорожно цепляясь за меня, будто испуганный ребенок. Я что-то шептал, говорил, уверял, что всё будет хорошо, но с ужасом понимал — Реджина права, Мелани требуется помощь. Она так далеко от меня, так заблудилась, что уже не может сама выбраться.
Ночь была ужасной: она действительно долго не могла заснуть — ворочалась, вертелась, уходила в ванну, возвращалась и заново ложилась в мои объятия. Под конец она уснула, но затем я проснулся от жуткого стона — Мелани снился кошмар.
Я разглядывал любимые черты и понимал, что теряю её. Дурак, рано радовался. Права Реджина. Мелли надо спасать. Моя девочка исчезала на глазах. Самовнушением, что всё будет хорошо, нельзя помочь.
А на её запястье черными завитками расцветало столь желанное когда-то Инквизиторское солнце.
На следующее утро я уже был у Светоча.
— Я согласен. Ей требуется помощь и немедленно.
Реджина сочувственно обняла меня и прошептала: «Всё правильно!»
— Только я не хочу её класть в больницу. Я не хочу, чтобы она была в тех же условиях, что и я.
— Не беспокойся. Не буду. Мы поможем Мелани через доктора Видманна. Он — Инквизитор и практикует помощь Инициированным. Так же я думаю, что нам помогут Кинетики из Сената.
— Кинетики?
— Рэйнольд, Мелани в таком состоянии не только из-за Дэррила и Лидии. Считай у нее послевоенный синдром. Враг истреблен, а она уже не может жить нормальной жизнью. Наша Мел прошла ад. К тому же, шутка ли — два года быть под воздействием Инициированного! Сам знаешь, как порой чужое вмешательство отражается на нас! А тут два года быть главным винтиком схемы. Заметь, не ты, не я, а на ней основывалась вся схема свержения Моргана! К тому же дары, Рэйнольд! Они у вас поменялись! Ее знак прорывается, меняется, прибавь к этому привыкание к новым способностям, когда твоя магия уже другая, будто кровь подменили.
Реджина тяжело вздохнула, задумчиво глядя в окно кабинета. А я осознаю масштаб проблемы. Светоч права, это не просто капризы девушки. Это огромный слоеный пирог из проблем, которые полностью стирают личность. Да чего уж там! Я сам с трудом привыкал к новому дару. Действительно, будто кровь подменили. Дар Мелани мне чужд и незнаком, а ведь еще чей-то скрывается во мне, который еще не проявился.
Доктор Видманн был приятный молодой человек. Но мне сразу же не понравилась его холеность и миловидность: ревность и недоверие заиграли во мне — не дай Бог он воспользуется слабостью Мел и она влюбится в него! Я тогда его своими руками в землю закопаю.
В начале он приезжал вместе с Архивариусами в Саббат и часами в кабинете проводил сеансы с Мелани. Я вороном кружил возле кабинета, прислушиваясь и сторожа свою жену у дверей. А затем Видманн и вовсе запросил перевести Мелани в его клинику, так как я мешаю его пациентке.
— Реджина, мы так не договаривались! Никаких психбольниц! Я ее не пущу к этому… докторишке!
— Не договаривались? Или все дело в докторе? Определись, Рэйнольд! Твоя ревность бессмысленная и глупа! Она только мешает лечению!
Затем, чтобы образумить меня, были задействованы все. Даже Ной внес свою лепту, показав даром прошлый сеанс Мелани и Видманна, в доказательство, что между ними только профессиональные отношения. Я верил Мелани, но не Видманну, который, как мне казалось, все-таки поглядывал порой на нее слишком нежно и сочувственно. Неуверенность в своих чувствах Мел ко мне, любезность и дружелюбность доктора, который заставил ее смеяться — однажды слышал за дверями кабинета чудесный звук ее смеха — я сходил с ума по-своему. В итоге, сдался.
— Вы сильно любите свою жену?
— Да.
Пол Видманн раздражал своей идеальностью. Его костюмы были той же фирмы, что и мои. Вечно блестящие новые ботинки. Розовые ногти на холеных руках. Даже парфюм использовал, что и я. Бесил, как Савов. Но я был сломлен.
— Вы готовы на всё пойти ради нее?
— Да…
— Тогда в ваших интересах ее отпустить ко мне на курс лечения. Дело в том, что у миссис Оденкирк искаженное восприятие реальности. Ей нужно абстрагироваться от привычных условий, взглянуть на себя и произошедшее с ней со стороны. И, если вы действительно желаете помочь Мелани, то советую вам не мешать лечению. Желательно, на время пребывания у меня, ей не звонить.
Я злобно ухмыльнулся на его заявление, внутренне ощущая, как ненавижу его за то, что он получает от Мелани то, что я не могу получить — доверие.
— Простите, доктор Видманн, но я не могу пойти на это. Мне нужно общаться с ней.
Слово «нужно» я даже выделил интонацией, чтобы он понял, что меня не стоит сбрасывать со счетов, иначе я добавлю им проблем.
— Хорошо… Я вас понял, мистер Оденкирк. Как насчет одного звонка в неделю?
— Нет.
— Простите? Но на большее я пойти не могу! Ваше присутствие сильно сбивает и затормаживает лечение. Мелани нужно побыть вдалеке от вас и всех жителей Саббата.
— Тогда пусть Мелани сама скажет об этом.
И к моему горю она сказала. Она лично попросила дрожащим голосом, чтобы не звонил ей в больницу.
— Мел, это жестоко… — Все, что я смог выдавить, глядя на родную фигурку, которая мучилась вдвойне: она явно желала быть со мной и не могла — в ее маленькой красивой головке произошла какая-то серьезная поломка, заставляющая страдать обоих.
В итоге, я согласился на один звонок в неделю с ее стороны. Всё. Начался новый отсчет моего ожидания.
В принципе, я уже привык к одиночеству, только каждый раз по-разному. Мне все казалось, что мы догоняем друг друга: кто-то обязательно впереди, а второму надо повторить всё то же, что прошел первый.
Но в этот раз мне было легче ее ждать, но и по-другому труднее: теперь не было физических врагов в лице Савова, Химер, Моргана или ее смерти, теперь была сама Мелани. А против Мелани я бессилен…
Поэтому смирился и играл по ее правилам. Лишь бы она вернулась ко мне!
Каждая неделя проживалась ради одного вечера пятницы, а точнее ради восьми часов вечера, когда на мой мобильник поступал входящий звонок от Мелани. И тогда я мог побыть счастливым пару минут. Я изображал радость, веселье, рассказывал, что у нас происходит, мечтал, слушал ее новости, которые сильно напоминали ту болтовню, когда она была призраком. Во все остальное время до пятницы я искал чем себя отвлечь.
— Чем ты сегодня занимался?
— Я был в Китае на плавучем домике.
— Боже, я бы все отдала, чтобы вновь там оказаться с тобой! — Это было первое ее эмоциональное воспоминание о нас. Раньше она боялась затрагивать эту тему, будто пыталась забыть прошлое.
— Я надеюсь, что скоро твое лечение закончится и мы снова там окажемся. Там сейчас хорошо. Лето, тепло! Зелень по всем берегам.
— Я знаю, что он тебе принадлежит. Я видела у нотариуса список твоего имущества…
— Не мне, а нам… — Именно в этот момент меня посетила гениальная мысль.
— Мел? — Прервал я затянувшееся молчание, грозившее закончиться фразой: «Ладно, я пойду. До следующей пятницы».
Мне не хотелось ее отпускать, поэтому несвойственно самому себе я затараторил:
— Я тут подумал… У нас еще не было медового месяца. И мы еще не успели выбрать дом для двоих… Но… как насчет перебраться в китайский домик? Я знаю, жить там почти невозможно: нет электричества, воды, даже туалет не продуман. Но я могу его отремонтировать. Создать хоть какие-то условия для нормальной жизни. А потом можно подумать о чем-то более основательном. Если не хочешь там жить постоянно, то будем жить в Саббате, но иногда сбегать в Китай, чтобы не нарушать правила и не злить Реджину. Ты как? Тебе нравится эта идея?
Молчание было чуть больше обычного, что я даже успел расстроиться, что снова испугал ее и все испортил.
— Я согласна… Это потрясающая идея, Рэй! Я хочу жить с тобой там. Я хочу, чтобы ты забрал меня туда…
Я почувствовал, как неожиданно защипало в глазах от подступивших слез. Счастье слышать это оказалось болезненным.
— Вот и отлично! … — Просипел я в трубку сдавленным голосом. — Тогда завтра начну ремонт, чтобы к твоей выписке всё было готово.
Так я погрузился с головой в переделку: в смену настила, кровли, изменение проектировки дома, в его утепление. Даже нашел одного архитектора, который сделал план другого дома, более совершенного, чем этот. Но решил к нему не приступать. Хотел, чтобы она его посмотрела и одобрила. Я жил на два дома: Саббат и озеро. Мои руки огрубели от работы, мне не хотелось ничем заниматься кроме ремонта, потому что этот дом готовился стать нашим убежищем, побегом ото всех, моим подарком ей. Реджина молчала, даже не заставляла тренироваться. Суды докатались и до меня. Я ходил в Сенат давать показания и подвергаться воздействию дарами, чтобы все знали, что я чист, что не предатель. Отстали. Угроза быть сожжённым прекратила существовать. И не важно, какая была неделя — трудная физически или эмоционально, я каждую пятницу превращался в слух, в электрический ток, бегущий по аппарату и преобразующийся в голос любимой.
Завтра, кстати, пятница…

— Эй! Вы забыли, что сегодня мы встречаем Кевина и Варвару? — Голос Евы послышался у входа. Я уже был за домом и не видел, что происходит у Стефа и Курта, только их голоса, смех и плеск воды.
— А где Рэй? Вы его не утопили случайно?
— Ева, я здесь! — Подал я голос, выходя навстречу.
— Ну, слава Богу. А то я думала, мы лишились последнего здравого человека в Саббате.
Ева была одета в светлое длинное платье, напоминающее тогу, от этого девушка выглядела невероятно красиво. Ветер развивал ее золотые волосы, ткань платья красиво и трепетно обвивала ее тело. Черт возьми, повезло Клаусснеру с ней! Счастливый балбес, отхватил себе невероятную красавицу!
— Ты чего так смотришь?
— Любуюсь тобой.
Ева очаровательно улыбнулась мне. Я облокотился на недокрашенный участок перил и смотрел на нее, как на предмет искусства. Простота образа. Грация в движениях. Может, богини так и выглядели?
— Рэй, ты так смотришь влюблено! Не забывайся, ты женат.
— Ева, бежим со мной? Бросай, Клаусснера.
— Эй! Оденкирк, ты сейчас договоришься у меня! — Послышался ревнивый голос Стефана. Судя по звукам с озера, он плыл к нам.
— Бросай… — Я продолжал зачарованно смотреть на Валльде-Клаусснер.
Девушка в ответ звонко рассмеялась.
— С ума сошел? Мне иногда кажется, я единственная, кто может еще как-то его останавливать в безумствах. Ты представляешь, сколько натворит? У него же нет тормозов!
— Правильно! Продолжай спасать мир от меня дальше! — Стефан с громким всплеском вынырнул из воды и забрался к нам на понтон. — Иди ко мне, красавица!
Шлепая босыми ногами по доскам, со стекающей потоками по его телу водой, Стеф потянулся к Еве с объятиями. Та резво отпрыгнула с вскриком: «Не подходи! Ты мокрый!».
— Эй! Помогите! — Я обернулся и увидел подплывшего Курта. Тот протягивал руку, чтобы помогли вскарабкаться на пол. Вместе со Стефаном мы быстрым движением вытащили его из озера. Воды с него было еще больше, так как Курт был в джинсах, когда прыгнул в озеро. На загорелом теле, где почка, отчетливо виднелся шрам после операции.
— Я пришла за вами позвать на обед, ну и напомнить, что сегодня мы забираем нашу новоявленную семью. — Донесся из-за спины голос Евы.
Я ухмыльнулся. Разве такое можно забыть? Подготовка к встрече Варвары началась, как только она попала в роддом. Притом бурную деятельность развел не Кевин, а Реджина. Пока Варвара рожала, а Кевин находился возле нее, в Саббате шли глобальные перестановки. Хелмак носилась по этажам и благоустраивала новую спальню. Ребенок еще не родился, а у него уже была своя комната, вещи, личная няня, игровая и угол на крыше Саббата, беспощадно переделанный дизайнером для прогулок. Еще планировалось, что девочку отдадут обучаться верховой езде, балету, игре на рояле и в лучшую школу Британии. Только я забыл спросить у Реджины: ребенку дадут подрасти или же сразу начнут делать из нее человека?
— Да, кстати! Рэй, это тебе, как ты просил. — Ева протянула мне книгу, взяв ее с табурета возле стены дома. Видно, когда она пришла, то сразу же отложила ее.
Взяв в руки книгу, то я понял, что это: учебник по психологии, который когда-то просил достать для себя. Открыв первую попавшуюся страницу, я прочитал вслух:
— При шубообразном энкопрезе, сопровождающимся прогредиентной акатизией с фугиформной реакцией, необходимо ургентно произвести парентеральное введение плунжера, либо осуществить странгуляцию деликвента до полной асфиксии…
— Да этим можно демонов вызывать! — Заржал Стефан. Я с ним был полностью согласен.
— Кхм! Спасибо, Ева! Почитаю на досуге.
И с шумом захлопнул книгу, осознавая, что вряд ли к ней еще вернусь.
— Ну что? Пойдёмте есть? Сегодня на обед спагетти с соусом балоньезе. — Ева не произнесла, а скорее пропела, вызывая голодное урчанье в животе при упоминании еды.
— Oh, Mamma mia! Più presto! Andiamo! Altrimenti morirò di fame! *

Металлический блеск руля радовал глаз. Возбуждение и радость от нового мотоцикла была, как у ребенка. Хотелось сесть на пол и медитировать на каждый плавный изгиб байка. Рядом с моим новым Триумфом также соблазнительно блестел тяжелый Харлей Стефана.
— Твою мать! Я тоже себе такой хочу! — Курт также, как и я с Клаусснером, пялился на наши новые покупки.
— Тебе нельзя. Ты еще маленький. Даже еще ни разу не женат. — Буркнул Стеф, блаженно закуривая. Я стрельнул сигарету и вложил древко в губы, ощущая мягкость фильтра. Щелчок. И сигарета начала тлеть, а я тянуть горький, царапающий горло, седой никотиновый дым.
Курт вместо ответа, тоже закурил.
— Нет. Я себе возьму! Но, наверное, японский. Мне нравится, как они гоняют. Наверное, Хонда или Кавасаки.
— Не люблю японцев. Мне всегда нравились более внушительные модели, пускай и в скорости теряют и в обслуживании тяжелее. Рэй, твое мнение?
Я пожал плечами. Моя любовь к марке Триумф уже давно. И менять ее не собирался. Их мотоциклы не были скоростными, как японские, и не столь пафосные и тяжелые, как Харлей. Британцы для британца. Опять же, в обслуживании были легче.
— Эй! Вы долго еще? — Голос Евы разнесся по гаражу.
— Сейчас докурим и выйдем. — Гаркнул Стеф.
— Быстрее, Реджина злится.
На этой фразе мы переглянулись. Сделав пару последних глубоких затяжек, затушили сигареты и вышли на улицу. Там нас ждали три черные тонированные Вольво.
Реджина злобно посмотрела на нас и ткнула пальцем в последнюю машину:
— Значит так, вы все трое поедите в одной машине. От вас разит сигаретами, что я еле сдерживаюсь, чтобы сама не закурить!
Возле машин стояли Артур, Ной и Нина. Ева уже сидела во второй машине.
— А почему мы трое в последнюю? — Возмутился Стеф, готовый рвануть к жене.
— Потому что обратно Кевин с Варварой поедут во второй. И ребенку дышать сигаретным запахом после вас нельзя.
С этими словами Реджина сделала царский кивок Артуру и села в первую машину. Ной влез туда же. Молчаливая Субботина прошла мимо и села к Еве. Нас же ждала третья машина, в которой помимо нас, уже были воздушные разноцветные шарики, которые, вряд ли целиком доедут.
Потратив уйму времени на дорогу, мы наконец-то оказались возле больницы Сейнт-Мэри, которая только этой весной принимала роды у герцогини Кембриджской. Теперь и мы толпились у красно-кирпичного частного крыла, передав букеты и шары Варваре. Я был, как на иголках, потому что больше всего ждал не мать с новорождённой, а Мелани, которая точно не могла пропустить выписку сестры. Оставшись ждать с парнями на улице, я мерил шагами улицу.
— Идут. — Услышал я голос Ноя и замер на месте. Я полностью сосредоточился на входе. Вот послышался стук дверей, голоса и звуки шагов. Смех Евы пронесся среди людей. Мое сердце замерло. И вот на крыльце появилась Варвара с букетом роз, затем Кевин со свертком, Ева, Реджина и Нина. Ее не было. Я снова прошелся по лицам вышедших, в надежде, что просто не заметил. Но нет. Мое сердце ухнуло вниз. Я почувствовал свою бесполезность не только присутствия, но и существования в целом.
Она не приехала.
Значит, мне снова ждать звонка.
— Рэй!
Голос Светоча отозвался в крови и вернул меня к реальности. Очнувшись, я увидел хмурый взгляд Хелмак.
— Не забывай главную цель своего приезда!
— Да, мама. — Подначил я её.
— Ваше влияние друг на друга с Клаусснером слишком велико! Оболтусы!
Я улыбнулся на недовольный тон Реджины и пошел навстречу Кевину и Варваре. Младший Ганн весь светился от счастья, держа аккуратно сверток на руках и показывая любопытным взорам. Сейчас за его плечо заглядывал Стефан и подмигивал младенцу.
— Варвара, а почему она не шоколадная?
— Сама удивляюсь, Клаусснер.
— Привет. — Я тепло обнял Варвару, отметив, что несмотря на то, что живота у нее больше не было, она все равно сохранила некую припухлость, которая появилась на последнем месяце. Тогда явно было, что носить ребенка ей тяжело. Да и девушка сама жаловалась на постоянные отеки, боли в спине, свою малоподвижность, горячо клянясь, что больше детей не будет иметь после такого ада.
— Привет, коматозный.
От нее пахло чем-то кислым и ее родным запахом тела, не перебиваемый ароматом духов.
— А Мелани не пришла? — Я не сдержал своего разочарования, ожидая, что Варвара скажет что-то вроде: «Как не пришла? Она здесь!». Но Шувалова горько вздохнула.
— Не кисни, Ромео. Она позавчера приходила из своей дурки. Извинялась, что не сможет быть на выписке, просила передать тебе привет.
Я скептически глянул на Варвару: что-то тут не то.
— Ну хорошо-хорошо! «Передай Рэю, если увидишь, что… что… А в общем ничего не передавай! Я ему сама скажу». — Последнюю фразу Варвара проговорила пугающе похоже на голос Мелли. Сердце неприятно ёкнуло. Но изумление взяло вверх: что она хотела мне сказать лично?
— Ты лучше посмотри, какую я красавицу родила! — Варвара забрала ребенка у Кевина и наклонилась ко мне. В белом кружевном свертке сопел розовощекий младенец с рыжеватым пушком на голове, что я даже позавидовал его спокойствию и сну.
— Тихая какая…
— Ты бы слышал, как она плачет, будто котенок мяукает. — Вставил свое слово Кевин, которого, казалось, сейчас разорвет от счастья. Я рассмеялся, удивляясь, что сам умиленно смотрю на новорожденную девочку.
— Давайте сфотографируемся. — Послышался приказ Реджины. И мы по привычке группируемся, как делали много раз на съездах Инквизиции. Только в этот раз нас стало больше.

Приезд в Саббат ознаменовался открытием бутылки МОЁТ, разноцветными флажками, розовыми шарами и огромным шоколадным тортом с пинетками. Смех и разговоры в гостиной не прекращались. А я поражался, как ребенок мог спать при таком шуме.
— Погоди, чуть освоится, она будет вам заменять иерихонские трубы! — Смеялась Варвара на мои изумленные реплики. На предложение подержать девочку, отказался.
Под конец я отошел к окну и тихо тянул приторно-сладкое шампанское из бокала, желая напиться чем-нибудь покрепче, а не этой газировкой. Нужно было как-то отвлекать себя от пустоты, которая образовалась из-за разбившейся надежды увидеть Мел. В кармане лежало кольцо, которое таскаю, как она уехала в свою больницу. Я его купил в одном ювелирном магазине Парижа, где скупают старые украшения. Я праздно шатался по улицам, пока не решил посидеть в кафе напротив ломбарда, который уже закрывался. Не знаю, что потянуло меня туда, но я зашел, бегло скользнув взглядом по старым подвескам, гарнитурам и браслетам. Кольцо одиноко лежало в самом углу витрины, выглядевшее очень скромно по сравнению с громоздким бриллиантом, красовавшимся рядом. Поразила изящность и схожесть украшения с другим, которое так настойчиво пытался вернуть хозяйке со своими энерго-записками. Белое золото, завитушки, синий сапфир, напоминающий цвет ее глаз. Даже размер подходил. Купил сразу же. Не думая. Так и носил с тех пор в кармане, мечтая надеть ей на безымянный палец левой руки, как когда-то сделал в церкви. Но я боялся, что она вернется другой, а я стану не нужен.
Я каждый день думал, что стоит выложить кольцо, но, как только это делал, ощущал себя еще паршивей, будто теряю еще одну ниточку с Мелли. Будто это кольцо - залог ее возвращения.
Пей, Оденкирк, пей! Желтая сладкая гадость в бокале всё никак не заканчивалась, а я никак не пьянел.
Варя внезапно разразилась смехом на шутку Клаусснера, при этом по-детски вытерев рот тыльной стороной руки, как делала моя Мелани. Сердце сжалось от одиночества.
Я даже не мог позвать свою жену — Реджина закрыла по ее просьбе разум от меня. Моя девочка будто пропала, а не уехала на лечение.
И теперь, каждый раз после ее звонка, все время казалось, что мы друг друга догоняем…
Боже, как я устал от этого!
Последний глоток шампанского. Сладость и шипение на языке. Я смотрел на присутствующих: каждый был занят с кем-то беседой. Мне же надоел этот гомон. Пьяное одиночество лучше переносить одному, а не в шумной комнате. Поэтому незаметно поставил фужер на камин и выскользнул из гостиной. Иду к себе домой — в свой маленький кусочек мира.
День близился к концу. Сверчки и прочие птицы завели предзакатную песню. Солнце почти у горизонта. Оно окрашивало все окружающее в охристые оттенки. Красиво. Вода вспыхивала золотыми искрами, а пол нагрелся от тепла летнего зноя. В воздухе витал легкий едкий запах засыхающей краски на перилах. Я снова бросил взгляд на дом и новую крышу. Отлично сделал! Есть чем гордиться! Я проделал очень хорошую работу. Утеплил, покрасил полы, сменил перила и крышу, кое-где поменял настил.
Оглядевшись по-хозяйски, решил убрать стул в дом, зная, какая влажность по утрам. Тишина озера была приятна и даже отвлекала от мыслей. По крайней мере, я не чувствовал себя взведенным - природа успокаивает и примиряет тебя со своими демонами. 
Во рту оставался сладкий привкус от шампанского. Бессмысленная шипучка!
Я зашел в дом. Там тоже все было видоизменено за это лето. Во-первых, тут стало чисто. Ранее я обнаружил неизвестно откуда взявшиеся пустые коробки из-под пиццы и пустые пакеты.
Во-вторых, я принес фонари вместо свечей, хотя их оставил — не убрал. Я часто зажигал и проводил обряд огня на Мелани, чтобы в сполохах увидеть знакомые черты и защитить ее от дурных снов и плохого настроения. Это недавно вычитанное в одной старой ведической книге глупое женское заклинание, которое вряд ли чем помогало Мелли в реальности, но меня оно поддерживало на плаву в часы суровой беспросветной тоски по ней.
В-третьих, со своей нелюбовью к неудобству мебели, я постарался создать комфортные условия в домике: притащил новое кресло, толстый матрац вместо кровати. В той части, где был у старика Вонга огромный сундук Охотника с ритуальными ножами, мантрами, травами и прочим, я создал что-то подобие современной маленькой кухни. Но все это было пока бесполезно без электричества. А колдовать над микроволновкой я не собирался — это и опасно, и очень энергозатратно. Поэтому в том углу валялись чертежи, план нового дома от архитектора, а также рабочий инструмент для ремонта.
В тишине прозвучал звук хлопнувшей двери — портал сработал и впустил кого-то. Наверное, опять Стеф притащился, тоже сбежал от всех. Он часто составлял мне тут компанию, прихватив пару банок пива. И вскоре к нам подтягивался Курт, Кевин и даже Ной с Артуром. Наш дуэт плавно переходил в секстет: разговоры порой затягивались до поздней ночи, пустели пачки сигарет и хьюмидоры, с пива переходили на коньяк. Поэтому для таких посиделок в доме обосновались походные кресла, пледы и огромный чугунный таз для разжигания в нем костра.
— Что? Соскучился? — Крикнул я Стефу и вышел на залитый предзакатными лучами порог.
Она стояла у схода к воде будто видение — отрывок из моего прошлого сна.
— Привет.
Улыбка была все та же: детская, смущенная и невероятно красивая. Ветер легко распушил ее волосы и игрался с завязками на кофте.
Мелли…
Словно не было никаких расставаний, будто исчезли два года испытаний и проверок на прочность, казалось, что я вернулся в то лето, когда был ее наставником и объяснял правила Инициированного мира. Даже платье такое же длинное, как и тогда. Так и казалось, что она сейчас снова удивленно спросит: «А как же борьба добра и зла?».
Только многое изменилось. И она уже ведьма, она находилась в таких ситуациях, в которых ни один Инициированный не был. Видя мое замешательство от ее неожиданного появления, Мелани, как обычно, все не так поняла:
— Надо было все-таки позвонить. Хотела сделать сюрприз. Прости, что без предупреждения.
Я наконец-то выдохнул и пришел в себя. Но отвести взгляд от нее не мог: слишком красивая в этих лучах. Они золотили ее волосы и кончики ресниц, а глаза казались лазурно-синими. Не было впавших щек и теней под глазами — Мелани выглядела отдохнувшей и здоровой. А по щекам легким намеком обозначались веснушки.
Я медленно подошел к ней, любуясь ею, стараясь запомнить каждую черточку, каждое движение девушки. Мелли от этого смутилась и потупила взгляд. Но через секунду поборола себя и уставилась на домик:
— Ты переделал крышу. И пол с перилами покрасил. Здорово!
— Я же обещал тебе, что заберу тебя сюда.
Я глядел на ее неуверенность и стеснение. Мы были словно два незнакомца, хотя когда-то страстно любили друг друга и клялись в верности перед отцом Картменом и Богом.
— Как ты? Как лечение? — Я еле выжал из себя вопрос. Меня разрывала радость от встречи и страх, что она изменилась. Примет ли меня она обратно? Или всё потеряно?
— Я вылечилась. Точнее, Пол отпустил меня насовсем под обязательство, что буду ходить к нему на сеансы каждую среду.
— Так значит, он теперь Пол… — Ревность была неудержима.
Меня аж затрясло от того, что она его мягко назвала по имени. Чтобы не усугублять, я отвернулся, глядя на волны за бортом. Все-таки этот бес своего добился! И словно в подтверждение моим свирепым мыслям, Мел продолжила:
— Да. Он называет меня по имени, а я — его. Мне нравится с ним общаться: он милый, образованный, с отличным чувством юмора. Симпатичный и одинокий Инквизитор, доктор психологических наук.
Каждое слово сказанное с нежностью об этом докторишке хлестко отдавалось по сердцу. Градус ненависти к нему повышался с каждой секундой, заставляя просыпаться магию в крови. Еще чуть-чуть я разнесу что-нибудь. К примеру, это проклятый, уже бессмысленный китайский дом.
— Понятно…
— Что понятно?
— Наверняка, этот своего не упустил! Тебе так нравилось… общение с ним, что ненужный муж был старательно забыт. Ну что же? Желаю счастья новоиспеченной паре. Документы на развод завтра подавать?
Я то ли язвил, то ли пытался сделать ей больно, то ли измывался над собой. Она, как назло, стояла и улыбалась мне:
— Вот чему ты улыбаешься? Чему, Мел? Ты всегда улыбаешься и измываешься надо мной!
— Ты крышу хорошо сделал? — Она вместо ответа, чуть подошла к дому и начала рассматривать новую черепицу. – А?
Мел обернулась и посмотрела прямо в глаза. Я же кипел от ненависти к докторишке.
— Хорошо! — Злобно прошипел в ответ, не понимая ее уход от темы.
— А, по-моему, плохо.
Этот ответ удивил, даже чуть сбил пыл с меня. Я оглянулся, чтобы увидеть то, что она разглядела, но ничего не заметил — все было сделано идеально.
— С чего взяла?
— Крыша течь дала. — Донеслось с ее стороны.
Секундное замешательство, и только потом наступило осознание сказанного: она откровенно смеялась надо мной и моей ревностью.
Взгляд излучал столько любви и нежности, что всё вмиг перечеркнулось. Я неуверенно протянул ей руку — наш жест, начатый когда-то на крыше Нью-Йорка — и она, не задумываясь, прильнула ко мне. То, чего мне не хватало, теперь было у меня — в моих руках.
Теплая, нежная с цветочным запахом. Я зарылся носом в ее волосы, с каждой секундой сильнее стискивая в своих объятиях. Любимая…
Все страхи и неуверенность резко закончились, будто боль отпустила, будто нашел дом после долгого плутания в темноте.
Мелани все еще любит меня! Я ей нужен, так же как и она мне! Зарывшись носом в ее макушку, я вдыхал родной до боли аромат ее волос, боясь пошевелиться. У себя на груди чувствовал горячее дыхание Мелли.
Как же мне было плохо без нее… Как я существовал раньше? Не отдам ее никому, не смогу. Потому что я чертов эгоист! Потому что мне нужна та, которая могла залечивать раны поцелуем.
— Ты нужнее всех… Слышишь? — Шепчу ей, запустив пальцы в тонкую паутину ее волос.
— Знаешь, что сказал Пол? Что таким психам, как мы, нужно держаться вместе. Мы по одиночке погибаем.
Я засмеялся, сильнее прижимая к себе.
Жаль, что теперь не мог знать степень своих объятий — надеюсь, ей не больно и я не сломаю ей ничего ненароком.
— Отлично! Раз доктор говорит, значит будем. Я уже привык слушаться врачей… Мел, ты любишь меня?
— Очень!
— Уверена?
— Больше в чем бы то ни было!
— Отлично!
Я наконец-то целую ее, вспоминая ее вкус поцелуев: сладкие, пьянящие с нотками горечи от прошедших испытаний. Раньше они были легче и жарче. Теперь крепче и нужнее.
Когда-то я выкрал ее у Химер, найдя под обломками здания, теперь краду у всех, выйдя с ней из руин Инициированного мира.
Мы наконец-то догнали друг друга.
Пора учиться идти вместе. Порознь мы уже не сможем.