Сад Эзерлен

Пролог

Солнце ещё не взошло, когда слуга разбудил Тлалека. Несмотря на слипающиеся глаза и зевоту, тот поспешно привёл себя в порядок. Он не был настолько важной шишкой в Милопезе, чтобы его сон был неприкосновенной святыней, но если он потребовался асуитским нобилям посреди ночи, то случилось нечто серьёзное.

Когда Тлалек, на ходу причёсывая чёрные волосы, спустился по выложенной синей плиткой лестнице во внутренний двор, заполненный зеленью и пахнущий апельсинами, он встретил фигуру, которую сейчас меньше всего хотел увидеть. В его дворе стоял сам дваждырождённый Шалис, префект Милопезы. Асуитский нобиль с интересом рассматривал ветку с несколькими ярко-красными цитрусами с самого юга Мальзотли. Увидев его аристократический профиль с горбатым носом и знакомую фиолетовую свободную робу с чёрной каймой, Тлалек инстинктивно подтянулся, поправил тёмный кафтан и даже положил руку на рукоять тонкой сабли, что когда-то и вручил ему Шалис.

-Я к вашим услугам, дваждырождённый. – голос Тлалека прозвучал неожиданно громко в этой утренней тишине.

Шалис повернулся к нему. Его лицо ничего не выражало, но глаза были красными и влажными. Видимо, старик плохо спал, но усталость почти не оставила на лице прирождённого аристократа своих следов. Голос нобиля прозвучал скрипуче, с лёгкой хрипотцой.

- Ты пойдёшь со мной. Один. Дело не терпит отлагательств. В портовый район.

- Портовый район? Неужели снова…

- Тише! Слуги имеют длинные языки! – Шалис махнул рукой и направился к тяжёлым резным дверям. Тлалек молча последовал за ним, ругая себя за то, что опростоволосился на глазах у префекта.

У дверей их ждал паланкин, несколько носильщиков, молодых и крепких парней, а также свита нобиля, вооружённая узнаваемыми тяжёлыми дубинами с металлической обивкой. Слуга отворил створку, нобиль скрылся во тьме и Шалис последовал за ним. Он никак не мог привыкнуть к этой асуитской блажи, использовать других людей для того, чтобы дотащить своё тело в другой район города. Особенно, потому что сам исходил его улицы до этого в совсем другом статусе – мальчика на побегушках, иногда попрошайки, а порой ещё хуже. Но ещё один его нежданный спутник выглядел совсем не в своей тарелке, хотя и имел куда больше прав на подобное обращение.

- Сын солнца... Да минует твой дом буря… – полувопросительно

пробормотал Тлалек, взглянув на Камалоца, верховного жреца и фактического главу миллета, управляющего меднокожими горожанами местного, китульского, происхождения. Лицо, по гордости не уступающее лицу префекта, удостоило Тлалека только секундным презрительным взглядом и отвернулось. В отличии от дней праздничных ритуалов, в этот раз жрец был в обычной, даже скромной одежде, с голыми до плеч руками. Но и без своей тиары, без золотых цепей, украшенных жадеитом, он излучал молчаливое величие. Тлалек вновь почувствовал себя уличным оборванцем, который каким-то немыслимым образом затесался в компании сильных мира сего.

Он почувствовал, как паланкин оторвался от земли и закачался. Шалис откинул голову назад и прикрыл глаза, погружаясь в лёгкую дрёму. Он выглядел бледным призраком на фоне Камалоца и Тлалека. Жрец также погрузился в раздумья, судя по морщинам на лбу – невесёлым. Понимая, что разговора завести не удастся, Тлалек отодвинул в сторону занавеску, прикрывшую окно.

Солнце потихоньку начало прорезать покров тропической ночи, выхватывая из неё ореолы домов из камня с двумя или тремя этажами и кирпичной крышей. Всё было чистенько, ровно, даже мостовая, выложенная камнем, была гладкой, без трещин. Тонкие переулки тонули во тьме между домами, но Тлалек знал, что с респектабельной улицы они ведут в нутро города. Пока мозг Милопезы ещё нежился, там пробуждались плоть и кровь города – ремесленники, портовые рабочие, лавочники, жрецы. Тлалек вздохнул, вспоминая, что когда-то он смел взглянуть на район, прилегающий к акрополю, только как на запретный плод, а теперь стал его частью… или червём, впившимся в красное яблоко.

Паланкин свернул, затем прошёл через боковую арку стен. Обычно асуитский акрополь не был укреплён, но Милопеза не имела отдельной подземной части и была самым крепким позвонком в хребте городов Янтарного царства на побережье Мальзотли. Эта стратегическая важность совсем не мешала спать солдату на страже ворот, опираясь на тяжёлое копьё. Городской пейзаж резко изменился. Дома сначала стали скромнее, на мостовой появились разбитые плиты, мусор и грязные пятна. Солнечный свет хуже проникал сюда, поскольку здания жались друг к другу, а их верхние этажи, сделанные из хрупкого дерева, нависали над паланкином, угрожая рухнуть на него в любую секунду. Судя по хлюпающим звукам, камень под ногами носильщиков сменился грязью. Затем и вовсе на место домов пришли хижины из дерева, соломы и глины. Наконец, паланкин остановился перед какой-то грязной хибарой. Пахло солью, потом и подгнивающей рыбой.

- Это здесь. – голос Шалиса заставил Тлалека вздрогнуть от неожиданности. Он поспешно выскочил из паланкина, вляпавшись во что-то липкое и поморщился, понимая, что сапоги после этой прогулки необходимо будет приказать почистить. Его аристократические спутники при этом совершенно не стеснялись наступить в грязь своими обутыми в сандалии на высокой подошве ногами.

Один из подручных Шалиса отворил скрипучую дверь. Вся троица вошла в дом. Сваи, на которых он стоял покосились от постоянного дыхания моря и дом немного накренился. Тлалек увидел картину бедности, если не сказать – убогости. Грубо сколоченные стол и стул, сундук, заменяющий и кровать, и шкаф. Какая-то ветошь, видимо одежда, раскидана повсюду.

- Обычно у таких горожан уйма ребятишек и большая семья. – проговорил он – где же они?

Никто ему не ответил. Шалис направился в угол дома, лежало нечто, укрытое чёрной тканью. Возле него стояла женщина с чёрными кудрявыми волосами и смуглой кожей, видимо одна из многочисленных потомков смешанных браков между асуитскими завоевателями и мальзотлийскими аборигенами, которые составляли средний слой горожан. Тлалек узнал её.