Смущённо кашлянув в кулак, я предупреждаю:
— Понимаете, я в этом совсем ничего не смыслю...
Старый садовник довольно потирает сухие, мозолистые ладони.
— Ничего страшного, все когда-то начинали, а земля — она внимание любит и ласку.
Местный питомник раскинулся на доброй сотне аров, но среди ровных рядов саженцев, рассады и горшков с цветами мы ходим лишь вдвоём. Зарядивший с утра нудный дождик распугал всех потенциальных покупателей и теперь без устали кропит лишь благодарно тянущиеся вверх растения.
— Для начала я бы посоветовал вам посадить пару кустов черешни. У нас земли хорошие — суглинок, и для моих саженцев это самое то. В яму, глубиной чуть менее полуканна, на дно положите дренаж, сверху перегной...
Пока садовник подробно пересказывает секреты обустройства мест для высадки черешни... Затем груши... Затем клумб с цветами... Я неторопливо брожу по рядам, рассматривая богатейшую коллекцию растений. Крепкие саженцы, сочная рассада, красивые цветы — чувствуется, что старик-садовник в своём деле дока и знает много профессиональных хитростей.
Этот питомник напоминает небольшой наполненный жизнью городок, за которым присматривает в одном лице местный царь и бог. Благодаря его неустанным заботам каждый "житель" может спокойно тянуться навстречу Солнцу, радоваться благодатной почве и ждать нового хозяина, которого одарит богатствами будущих урожаев.
— Чёрный Жак, — увидав, что я остановился перед чёрным тюльпаном, гордо поясняет селекционер.
— А это... Моё высшее достижение — Heterocera.
Старик нежно гладит огромный, развалившийся бутон терпко пахнущего алого цветка. Надоедливая болтовня легко объясняется трёхдневным ненастьем, отвратившим постоянных клиентов, и я пока выступаю единственным слушателем. Ясные, солнечные дни установятся только через два дня, и вот тогда здесь будет ни протолкнуться.
Пока разглядываю живые цветы, садовник без жалости выдирает несколько сорняков да увядшие от неведомой болезни саженцы и аккуратно складывает в телегу с надписью "Отходы".
Наконец, всё осмотрев и выслушав — как, когда и что, я рассчитываюсь за покупку, крепко жму узкую жилистую ладошку. А уже на выходе сталкиваюсь с рыжеволосой и зеленоглазой Софи — жизнерадостной внучкой садовника, весело шлёпающей босыми ногами по лужам. В её по-детски полном красок восприятии даже ненастный день и нудный дождь представляются отличной погодой для прогулки. Знакомый берестяной туесок в руке заполнен нехитрой снедью для любимого дедушки. Потрепав милую куколку по рыжим локонам, я галантно пропускаю её вперёд.
Достаточно далеко отойдя от питомника, выбрасываю всю купленную рассаду в яму на обочине дороги и налегке направляюсь домой, рассчитывая теперь на богатый в будущем урожай.
Через семь дней настойчивый стук отрывает от позднего ужина.
— Санитар! Санитар!
За дверью стоит посыльный — мальчишка лет десяти. Нестриженые вихры растрепались от бега, худая грязная шея торчит из давным-давно надорванного ворота рубашки. Этакий бесёнок, пританцовывающий нетерпеливо на моём крыльце.
— Срочный вызов к доктору! Много больных. — Протараторив заученное послание, он было собирается бежать дальше.
Плюнув на серебряную монетку, я натираю её до блеска о рукав и протягиваю посыльному за работу. Тот быстро выхватывает вознаграждение и, даже не сказав грацие, мчится по улице прочь. Я быстро одеваюсь и спешу в больницу.
Дневное светило совсем недавно нырнуло за горизонт, и портовый город начинает стремительное погружение в ночную тьму. Редкие фигуристые фонари только-только запалили, и теперь они скупо льют неяркий свет на заполненные горожанами улицы. Празднично разодетая толпа прохаживается по набережной, смеётся и веселится призрачному своему счастью.
Я же, продираясь сквозь безмятежных гуляк, начинаю ощущать непостижимое присутствие, незримо вызревающее, наливающееся силой и мощью. Пронизывающий тысячелетний холод проявляется пока лишь усиливающимся Бора, но совсем скоро Оно вырвется на свободу и смрадным дыханием коснётся каждого жителя этого городка. Тогда на смену безмятежности и веселью придёт страх. Страх смерти. Он расползётся по квартирам и домам, отравляя немудрёный быт, пристраиваясь за обеденными столами, ныряя в родительские спальни и тёплые детские кроватки...
— К нам поступило несколько больных. — Доктор строго смотрит на прибывших по вызову, и тревога проскальзывает по его лицу, ощущается в сбивчивой скороговорке слов. — Явно выраженные симптомы воспаления лёгких. Но инфекцию пока не определяю. Что-то не нравятся мне увеличенные лимфатические железы Софи. Как бы это ни была...
Он на миг замолкает, страшась произнести вслух диагноз, за которым всех ожидает зияющая пропасть...
— Обязательные к ношению средства защиты: маски, перчатки. Уже есть первые проявления лихорадки. Но даст Бог минует нас чаша сия...
Небольшая палата заполнена больными. И хуже всех чувствует себя внучка садовника — восьмилетняя Софи. Она беспрерывно мечется на жёсткой больничной кровати. Скрученное жгутом одеяло валяется, сброшенное на пол. Роскошная копна огненно-рыжих волос разметалась по подушке, а сама девочка что-то невнятно тараторит в горячечном бреду. Под задравшейся рубашкой хорошо видны страшно набухшие шишаки. Пожилая санитарка едва успевает вытирать обильно выступающую на губах ребёнка кровавую пену...
Остальные пациентки визуально выглядят получше, но за лихорадочным блеском их глаз легко угадывается стремительно поднимающаяся температура.
В мужской палате совсем тяжелые пока отсутствуют. Но это лишь дело времени. А пока пациенты, собравшись кружком, над чем-то громко хохочут. Завидев вошедших медиков, неторопливо рассаживаются по кроватям.
Доктор внимательно осматривает одного за другим, простукивает грудные клетки, напрасно силясь различить привычную пневмонию. Всё более мрачные думы уже не покидают его. Больные же настойчиво пытаются вызнать свою судьбу: