Садовник Мюллер.

Садовник Мюллер.

Я знал.
Я не верил, что вы умерли.
Даже когда в газетах сообщили. Не верил.
И когда отпевали - не верил.
И даже когда закапывали - сомневался.
Как я счастлив, господин барон!

"Тот самый Мюнхгаузен"

.
.
.
.
Она была влюблена. После полугода переписки, не встретившись с ним ни разу, она поняла, что влюбилась. Как снайперская пуля, состоящая из пороха и свинца, пролетает больше километра играючи, так и его мировоззрение, склад ума, харизма, характер, темперамент, его обаяние образовали гремучую смесь, легко преодолели полстраны и поразили ее сердце.

Задиристая, независимая, самодостаточная, она несколько раз хотела возражать ему и понимала вдруг, что он прав. Можно было и дальше упрямиться, но задача уже была им решена. И не сегодня. Вчера. Это вызывало уважение и одновременно стало загадкой. Значит, он думал в этом направлении и пришел к определенному выводу. Правильному выводу. Интересно. Это напоминало детектив. Он думал и решил задачу. Почему он об этом думал? Что его заставило? Насколько это было необходимо?

Контрольным выстрелом была его искренность. Он не врал. Может быть, единственный в стране, где врут все. На своей работе мы все политкорректны. Разве можно сказать, например, посетителю аптеки, что он не следит за своим здоровьем? Что вместо таблеток ему надо обследоваться, изменить образ жизни и рацион, и начинать лечение пять лет назад? Да никогда. Вот вам таблетка, принимайте ее и все наладится, а еще сходите к врачу… Что может задерганный врач, один на четыре участка, за 12 минут приема? Только поздороваться и заполнить амбулаторную карту, попрощавшись с Вами.

Он был почти врач – писатель. Держа руку на пульсе страны, он понимал, что в нашей жизни не так. Его рассказы, при внешней простоте, были сложными. Интересными, умными, с тяжелыми судьбами героев, списанными с натуры, все то, что мы видим каждый день, но не умеем так описать – просто наблюдаем, как бессловесные аквариумные рыбки, и не хватает таланта и смелости озвучить ситуацию. Он умел. Говорить, рассказывать, анализировать ситуацию, и его проза была больше похожа на фильм – рельефный пейзаж, выпуклые характеры, достоверность, правда эпизодов, картин, зарисовок, правда жизни. При первом прочтении раскрывалось не все. Второй план был неуловим – настолько ярко и самобытно рисовалось основное полотно рассказа. Но второй план был не менее интересен, а может, даже более – там было отношение автора, его мысли, его душа.

После полугода общения она стала лучше понимать его творчество – его фразы и мысли она узнавала в любом тексте, без промаха. Его мысли, как пули, рикошетом шли по душе. Ошибиться - было невозможно. Даже некоторые рассказы, которые он считал не очень яркими, были объемны, красочны, с точными эпизодами и репликами героев. Впервые ей захотелось сделать серию набросков, она много лет назад окончила художественную школу и в борьбе с экономикой начисто забыла про свою душу, которая умела когда-то рисовать… Итак, он и в этом был прав. Это был почти детектив…

Изучая его характер – а он был интересен сам, то, что он считал недостатками, она считала самобытностью и индивидуальностью – она поражалась некоторым качествам. Темпераментный южанин, он был сдержан и дисциплинирован, как немец. На его точность и данное слово можно было твердо рассчитывать. Если он сказал: - «Да», значит, это согласовано и случится. Она сама иногда давала слово, и твердо знала, как трудно его держать. Ей порой это было невыносимо трудно – мобилизоваться, задействовать резервы и выполнить данное обещание. 

Публичный человек, он был осторожен в словах, как будто его прослушивали. Может, так и было, и это было не видно только ей? У каждого из нас за спиной стоит наше прошлое, особенно, когда ты кадровый военный – это значит, что ты постоянно ведешь себя, как осторожный зомби, в строгом ошейнике и на коротком поводке. Знать, когда и что сказать, что и кому… В любой момент по твоему следу могли пустить пару породистых ищеек, которых нужно было легко и изящно направить по ложному пути – привычная процедура осторожного бойца. Не имело значения, насколько был знатен заводчик этих псов. Есть люди, еще есть, которые не продаются. Сейчас, когда у каждого из нас – своя цена, когда многие не выдерживают бремени славы или блеска золота, он, как волк, не приручался и был непригоден к дрессировке, к разочарованию и злобе дрессировщиков.

Она была в восторге. Почему? Это было признаком породы, альфа-самца, на сленге. Что такое качество, если это выразить одним предложением, словами? Это когда ты делаешь все правильно и честно, даже когда этого никто не видит. Ты не берешь взяток, не покрываешь преступления, не подаешь руки преступнику, не скачешь с тумбы на тумбу по хлысту укротителя в цирке и за это часто бываешь жестоко бит, и порой сильно. Это происходит, потому что ты волк в собачьей стае и смотришь не на палку, на которую смотрят все собаки, а на того, кто ее кидает. Предпочитая свою гордыню и независимость, и скромное существование, чем звон золота и предательство Родины. А это во все времена непросто…