Его вытащили на казнь рано утром.
Мужчина, возраст около двадцати пяти. На него во все глаза пялилась толпа народу. Назвать его виновным, могли лишь не многие из этой толпы, большинство же, пришло лишь посмотреть на столь редкие в этом городе казни.
Выглядел он ужасно. Растрепанные темные волосы, висевшие сосульками после недели проведённой за решёткой в томном ожидании приговора, доставали почти до подбородка и изрядно мешали рассмотреть лицо бедолаги. Грязная испачканная одежда висела на нем как на пугале. Из рукавов торчали худые опустившееся руки, которые будто бы принадлежали не молодому мужчине в расцвете сил, а увядающему старику. На ногах болтались протертые почти до дыр, а местами и порванные штаны.
Его поставили на колени. По бокам от него стояли и крепко держали за руки ещё двое коренастых мужчин, одетых в чёрные шерстяные пальто. Вцепились они в его руки так, будто верили, что он действительно в состоянии куда-то сбежать.
Один из мужчин приложил его голову к деревянной стойке, в которой имелся специальный вырез для шеи. Сверху упала еще одна деревяшка, блокирующая движения.
Пока один мужчина в пальто крепко прижимал его шею к стойке посредством давления на плечи, второй принимал в руки большую секиру, которую бережно передал ему третий мужчина в таком же пальто, но более вытянутой чем двое других.
Взяв секиру, второй подошёл к закованному и уставился на его затылок.
- Постараюсь по быстрее, - сказал он, с давящей и поражающей невозмутимостью в голосе.
Обреченный закрыл глаза. Не сказать, что это ему было нужно, ведь из-за чрезмерно отросших волос он и так почти ничего не видел. Закрыв глаза, он представил себе ужасную встречу, которая ожидала его после всей этой показушной казни.
Послышался свист воздуха, который стремительно рассекала секира.
Взмах. Удар. Пустота.