Сага о Золотой Змее

Глава 1. Изгнанник

В теплом воздухе последних погожих дней северного лета расплывался зыбким маревом берег Идре-фьорда. Над морем поднимался туман, окутывая очертания каменистого берега, и можно было подумать, будто все, что поднимается вверх, подвешено в воздухе, не имея земной опоры. Четыре длинных корабля с высокими изогнутыми носами - боевые драккары ярла Ингвара, вытащенные на сушу, где их чинили, очищали днища от наросших морских раковин и водорослей, смолили и конопатили заново, казалось, не стояли, а плыли по белым облакам тумана, точно волшебная ладья Фрейра, Скидбладнир. И фигуры работавших вокруг них людей, выглядевшие издалека маленькими, тоже на каждом шагу утопали по колено в молочной мгле. Словно бы в воздухе держался и обложенный торфом, окруженный каменной оградой дом самого ярла, и можно было подумать - вот подует ветер посильнее, и он улетит следом за перелетными птицами. Туман поднял над землей и все постройки вокруг усадьбы ярла - жилища рабов, конюшни и коровники, мастерские и склады, окутывая их почти до крыши. Туман навис и над стоявшими в отдалении домами свободных жителей - бондов, ремесленников и земледельцев, и их длинные дома, крытые торфом, расплывались в сером мареве, будто таяли. А высокие скалы по обеим сторонам от причала угрожающе нависли в пустоте, и казалось невероятным, почему они еще не рухнули вниз. Земля исчезла, остались лишь море и небо.

Но некоторым туман, скрадывающий все движения и звуки, был как раз кстати. В роще, выросшей в ложбинке, поодаль от людских жилищ, что-то коротко треснуло, словно переломилась сухая ветка, потом кусты можжевельника и голубики, покрытые уже созревшими сизо-голубыми ягодами, раздвинулись, и к посаженному здесь когда-то первыми поселенцами ясеню вышел высокий мужчина. Он осмотрелся вокруг, видимо, ожидая кого-то, но, убедившись, что поблизости никого нет, прислонился к слегка наклоненному стволу Дерева Жизни, и стал ждать, скрестив руки на груди.

Если бы не коварный туман, можно было бы разглядеть, что стоявший у ясеня человек довольно молод, хотя по обычаям рано вступавшего в жизни племени фьордов, вероятно, уже зим десять как считался взрослым мужчиной, воином. А что он определенно принадлежал к воинам открытых морей, путешественникам, завоевателям, открывателям новых земель - викингам, было видно с первого взгляда. Ни у согнутых тяжелым трудом земледельцев-бондов, ни тем более у потомков рабов - трэлей не бывает такой гордой осанки, такой легкости и вместе с тем точности движений, без которой не прожить долго ни одному воину, тем паче в море, на драккаре, на полном ходу сцепляющемся с другим таким же Пенителем Морей, посреди бушующей пучины, грозящей поглотить всех. Да и весь облик викинга выдавал старинную благородную северную породу, особенно его волосы, золотые, как солнечный свет, густые и пышные, длиной до плеч, по моде викингов. Короткая, как у большинства молодых мужчин, борода ничуть не скрывала его лица, тонкого и вместе с тем мужественно-красивого. Правда, непривычного человека могли удивить и даже испугать глаза молодого воина - они были не голубыми, зелеными или серыми, как у большинства обитателей фьордов, но черными, глубокими и блестящими, в обрамлении угольно-черных ресниц и с такими же бровями. Необычные глаза, кто увидит их, уже не забудет впредь.

Одежда и снаряжение молодого воина выдавали, что когда-то он знал лучшие дни, хоть в последнее время ему, очевидно, приходилось несладко. Кожаная куртка, обычно надеваемая под доспехи, в сегодняшнюю теплую погоду была, должно быть, надета как хоть какое-то прикрытие на случай возможного нападения; а между тем, сделана была куртка из отличной оленьей кожи и украшена медными заклепками, часть которых теперь выпала. Но в распахнутом вороте куртки виднелась шерстяная рубашка, какой по своей воле не стал бы носить никто из людей знатного рода, да и штаны, сохранившие следы самой грубой штопки, были из такой же серой некрашеной овечьей шерсти. Сапоги из бычьей кожи, хоть и сильно сношенные, были когда-то красиво сделаны, а алый плащ на плечах воина явно напоминал о лучших временах - такой мог носить только ярл или сын ярла. Плащ был сколот пряжкой из чистого золота, в виде пса, вцепившегося в загнанного оленя. А на простом кожаном поясе, но в прекрасной выделки ножнах, висел меч, и в его рукоять был вделан идеально выточенный крупный золотистый янтарь, от которого расходились в разные стороны тонкие золотые лучи, потому что камень символизировал солнце. И этот меч, вероятно, тоже служил своему хозяину и его предкам в более счастливые времена.

За спиной у молодого викинга висел и лук с колчаном, полным стрел, но видно было, что он поджидает здесь не дичь. Сюда, так близко к человеческим жилищам, вряд ли осмелился бы подойти среди бела дня какой-нибудь зверь. Да и внимательно вглядывался и вслушивался воин как раз в сторону фьорда и усадьбы, ожидая кого-то именно с той стороны.

Однако услышал движение он с другой стороны - с той, откуда пришел он сам, словно другой человек шел по его следу. Ожидающий воин встрепенулся, но тут же разочарованно вздохнул: ему навстречу вышел другой мужчина.

- А, это ты, Рунн! Я надеялся, что она, - сожаление было таким глубоким, что молодому викингу не удалось его скрыть.

Тот, к кому он обращался, был на вид его ровесником. Худощавый и подвижный, как рыболовный крючок, с копной светло-каштановых волос, длинноногий, как молодой лось, Рунн по облику и одежде вполне мог быть принят за местного поселянина, даже вместо меча у него на боку висел длинный нож, почти незаметный под простым зеленым плащом. Зато с его губ не сходила веселая улыбка. Вот и сейчас он как ни в чем не бывало смело обратился к своему вождю:

- Не беспокойся, скоро придет! Солнце еще только повернуло на полдень. Наверное, ей не удалось уйти сразу. Потерпи немного, Лейв.

- Если ей не помешали! Если ее брат или мать не заподозрили ничего, - перебил его Лейв, в волнении пройдясь по крошечной полянке от ясеня до подножия скал, за которыми поднимался уже сосновый лес. - Если только... Послушай, Рунн, а ты все точно передал ей? - он схватил собеседника за руку и повернул к себе.