Сага о Золотой Змее

Глава 7. Возвращение Стирбьерна

Штормовое море с грохотом билось о скалы Сванехольм-фьорда. Один за другим накатывались издали чудовищные волны, целые водяные горы, несущие белую пену на гребне. Их порождал ветер, сегодня разошедшийся еще сильнее прежнего; он с воем и визгом носился над черным от ярости морем, зачерпывал воду, вздымая волны, и с пронзительным хохотом гнал их вперед, на штурм земной твердыни. И волны, повинуясь его силе, накатывали одна за другой, разбиваясь о скалы или запутываясь, теряя силу среди множества шхер и островов; они падали и растворялись, отползая обратно слабыми ручейками. Но уже новые волны надвигались вперед, будто надеясь продвинуться дальше, чем удалось их сестрам.В этой целеустремленности водяных гор, в ярости шторма было нечто сознательное, как будто они сговорились стереть с лица земли всю сушу.

Конечно, как ни бушевал ветер, как ни ярились волны, пока еще многое было неподвластно и им. Например, Дозорная Скала, самая высокая точка Сванехольма, с которой просматривался не только весь фьорд, но и открытое море за ним. Туда и смотрел сейчас конунг Харальд, не отводя глаз от одинокого драккара, каким-то чудом до сих пор выдерживающего буйство стихии, приводившей в оторопь и самых опытных викингов.

Когда Харальду сообщили о замеченном вдалеке драккаре, он не мог поверить своим ушам. Никто не сомневался, что корабли, которым не удалось вовремя дойти до Сванехольма, погибли. Но теперь оказалось, что кому-то все-таки удалось уцелеть! Пусть на одном драккаре не могло быть очень много викингов, все же это означало победу людей над ополчившимися против них темными силами! Конунг Земли Фьордов немедленно поднялся на Дозорную Скалу, чтобы оттуда увидеть, как корабль войдет во фьорд. За спиной конунга стояли его младшие сыновья, Ульв Черный и несколько телохранителей во главе с Рольфом. Именно к нему и обратился Харальд, изо всех сил стараясь перекричать вой ветра, хоть они и стояли рядом:

- У тебя глаза морского орла, Рольф. Ты можешь узнать, чей это драккар?

Долго Рольф вглядывался в темную, почти ночную даль, заполненную клубящимися тучами и волнами. Но и он, в конце концов, покачал головой:

- Еще слишком далеко, мой конунг. Парус у них свернут, но, насколько можно разглядеть, синий с белым. Никаких знаков, конечно, не видно. Большой драккар, на тридцать пар весел. У кого из ярлов есть такой?

- Клянусь кольцом Фрейи: ну, кто бы там ни был, но таких отчаянных людей больше не найти во всей Земле Фьордов! - Харальд восхищенно хлопнул себя ладонями по бокам, потому что в это мгновение драккар, выждав, пока схлынет очередная волна-гора, не теряя времени, повернул, входя в узкое горло Сванехольм-фьорда. Сильный порыв встречного ветра хлестнул снова, пытаясь переломить мачту со спущенным парусом; та опасно выгнулась, но выдержала. Еще несколько мгновений ветер отчаянно завывал, пытаясь ухватить корабль и утащить назад, в открытое море. Но, видно, так велико было искусство кормчего на неизвестном драккаре, и такова сила его гребцов, что они преодолели штормовой порыв и двинулись вперед, пробираясь меж подводных камней.

Сыновья конунга взволнованно вскинули руки, наблюдая за исходом этой отчаянной борьбы.

- Вот настоящие викинги! Сколько мужества нужно, чтобы победить этот проклятый шторм! Смотри, отец... Видел ты когда-нибудь такое?

Конунг тоже смотрел на море, не отрываясь, для верности держась за растущую на камнях узловатую, перекрученную низкорослую сосну, потому что штормовой ветер был страшен и на суше.

- Да, настоящий король открытых морей! Но посмотрим, как он сумеет пройти здесь... Правит прямо на Собачью Пасть... Хель меня побери! Прошел!

Собачьей Пастью называлась группа подводных скал возле устья фьорда. На этих камнях и в лучшую погоду разбился не один корабль, так что большинство мореплавателей предпочитали обходить их стороной. Но таинственный драккар упрямо шел именно на них. Было еще слишком далеко, чтобы узнать его.

И, когда наблюдатели на Дозорной Скале уже ждали неминуемого столкновения, корабль прошел между левым "клыком" Собачьей Пасти и одним из зубов помельче, так же спокойно, как если бы его кормчий мог видеть их под водой. Он принял в расчет все, даже изменение ветра, толкнувшего драккар вправо. И двинулся дальше, преодолевая сопротивление волн, может быть, не таких высоких, как в открытом море, но все еще опасных и грозных.

- Клянусь копьем Одина! - прорычал конунг Харальд громче рева бури. - Только мой безумный племянник Стирбьерн мог преодолеть такой шторм! Конечно, ему-то что Собачья Пасть, он еще мальчишкой изучил здесь каждый камень... Но откуда, тысяча троллей, он взялся?! Рольф, теперь ты видишь?

- Вижу, - отозвался начальник телохранителей совершенно бесстрастно. - Драккар украшен изображением Тора с молотом, окованным железом. Это действительно Стирбьерн!

- Вот уж не чаял его увидеть на этом свете! - буркнул про себя конунг. И по его голосу трудно было понять, радует ли его возвращение давно исчезнувшего родича или удивляет, отчасти даже пугает.

Дело в том, что Морской Король Торвальд, чаще именуемый Стирбьерном, был сыном родного брата конунга Харальда. Причем старшего брата, о чем редко вспоминали выросшие в более чем тридцатилетнее правление Харальда. Но сам-то он помнил, как далеко в землях франков, под жарким южным солнцем, пущенный из катапульты камень раздробил голову конунгу Арнульфу вместо со шлемом под стенами какой-то крепости. Помнил и то, как все-таки взял ту крепость и вернулся с победой и богатой добычей. Ни тинг, ни совет ярлов не усомнились, избрав новым конунгом Харальда Победоносного, сильного, воинственного и энергичного вождя. А как же - не провозглашать же наследником ребенка, чтобы за него правили и сражались другие? Нет, это пусть изнеженные южане превращают плащ вождя в пеленку для младенца, а викингам нужен настоящий конунг.

Что ж, Харальд и был им все эти годы, порой с гордостью отмечая, что справляется наверняка лучше, чем мог бы его старший брат, вечно стремившийся только к битвам и приключениям. Вот и его сын вырос таким же. Очень рано стало понятно, что во всей Земле Фьордов нет викинга сильнее Стирбьерна, храбрее Стирбьерна и... непонятнее Стирбьерна. Во всяком случае, непонятнее для его дяди конунга. Племяннику не было и четырнадцати лет, когда он в своем первом походе спас ему жизнь. Да при каких обстоятельствах!