"Сайгон"

"Сайгон"

1986, август

 

  

   Душно... Было по-питерски душно. Воздух, густо замешанный на утреннем тумане с Невы, дневном смоге, вечернем запахе прогретого асфальта и ещё на чём-то неуловимом, крепко обнимал прохожих.

   С улицы Салтыкова-Щедрина Славка повернул на Литейный. Позади остались величественный дом Офицеров, похожий на торт Преображенский собор, памятник Некрасову, кружевной фасад центрального лектория. На углу, на пересечении Невского с Владимирским - буква Г сорок девятого дома. Красноватые стены, полукруглые окна и тяжёлая дверь - вход в "Сайгон".

   Уже лет двадцать строгие мамы заклинали подросших сыновей и дочерей держаться подальше от этого злачного места. Начиная с конца шестидесятых, здесь собиралась питерская богема. Художники, писатели, музыканты, наркоманы и фарца, студенты и просто бездельники - молодые и не очень. В "Сайгон" шли стиляги, хиппи, рокеры, рафинированные кочегары и дворники. Мальчики и девочки из хороших семей тянулись в "Сайгон", как сельдь на нерест. Сюда убегали от одиночества. Здесь писали стихи, читали конспекты, обменивались самиздатом, влюблялись и собирали деньги на выпивку.

   Мамы заклинали, а дети, разумеется, поступали по-своему. Новые и новые поколения юнцов протирали штаны на низких подоконниках "Сайгона", которые использовались как скамейки. Сидя на них, пили кофе и вели умные беседы, узнавали о квартирниках и глазели на своих кумиров.

   Славка толкнул тяжёлую дверь и шагнул вперёд, прищуриваясь. Жёлто-белым светили и подмигивали засиженные мухами длинные лампы дневного света. Похожие на паруса шторы наполовину закрывали окна. Зал казался вдвое больше оттого, что отражался в дальней зеркальной стене - говорили, что за ней прячется конторка с многочисленными микрофонами.

   У стойки Славка разглядел Боба и направился туда, лавируя между столиками и редкими ещё посетителями. Жизнь в "Сайгоне" начиналась после пяти, когда приходили завсегдатаи. По утрам в кафе заглядывал случайный люд, с полудня до часу завтракали книжные спекулянты-перехватчики с Литейного. Затем обычная публика пила кофе - часов до четырёх. Сейчас вечер только расходился, набирал градус.

   Славка добрался до стойки и хлопнул Боба по плечу. Тот обернулся всем корпусом, распахнул руки, заголосил комично:

   - Сколько лет, сколько зим!

   - Пойдём за столик, пока свободно, - предложил Славка.

   - Пошли. Ты с нами, Пат? - повернулся Боб к стоявшей рядом девице, которую до этого загораживал от Славки.

   Девица оказалась... Ох, и оказалась! Славка даже сглотнул непроизвольно. Стриженная "под пажа", высокая. Тоненькая, но не тощая - изящная, как фарфоровая фигурка, сахарно-белокожая.

   - Я тебя здесь не видел раньше, - сказал Славка, едва уселись.

   - Видел. Но не замечал. Я была с Вольдемаром.

   - Вот как? - Вольдемаром звали модного скульптора, специалиста по бюстам вождей. - И где Вольдемар?

   - Кто знает, - Пат пожала плечами и вдруг взглянула на Славку в упор чёрными, в пол-лица глазами. - Я больше не с ним.

   Славка чувствовал, как тонет к чёртовой матери в этих глазищах, как затягивает омут неведомого и знакомого откуда-то, почти родного.

   - Споёшь? - подняла бровь Пат.

   Славка кивнул. Боб молча подал ему гитару. Пальцы легли на привычные гриф и деку. И что-то включилось само собой. Славка был аккордом и словом, нанизывал мир на струну и повелевал им. Он целовал в губы жизнь и чувствовал, знал - всё ещё будет, будет...

   И всё было. Квартирник у Люды Лосевой, и податливые плечи Пат, и лютый мороз зимы восемьдесят шестого - были. Были вечера в "Сайгоне", полуподвальные концерты в занюханных районных ДК, ментовские облавы. Были демонстрации в девяносто первом, и стихийные концерты на площадях, и пьянящая мысль: "Вот теперь..." Были кипящие ртутью стадионы и девичий визг в залах, и девичьи же драки у гримёрок. Первая, она же последняя, "дорожка". Были похороны - Сашины, Витины, Янкины, Серёжины. Стук земляных комьев и недоумение: "Как же так? Куда?"... Было повторяющееся рефреном мамино "Скоро тридцать, Славик" и чудесным образом упорядочившая быт и бытие Оля. Был нескончаемый гастрольный "чёс" по стране... Всё было.

  

  

   2011, сентябрь

  

   В дверь гримёрки стукнули.

   - Вячеслав Михалыч, время.

   - Вижу! - отозвался "Вячеслав Михалыч", с трудом удерживаясь от желания хорошенько потереть глаза. Морда лица нарисована, и нечего по ней елозить. Сегодня не просто концерт - юбилей с кучей приглашённых музыкантов, которыми нужно рулить, съёмка для первого канала... За осветительскую схему и аппаратуру можно не волноваться - ребята мышей ловят. Осталось самому нормально отработать.

   На сцене Славка осмотрелся. В зале - публика в пиджаках, упакованные гражданки средних лет. Аранжировка зазвучала плавно, потом запульсировала ярким крещендо. Обычно еще на проигрыше, с первых же тактов, начинался свист, с первых слов начинали подпевать, потом затихали - чтобы не упустить. Сейчас помалкивали. Что ж, огромный зал "Олимпийского" поднять непросто...

  

   Через служебный вход Славка выбрался на улицу и жадно вдохнул. Отыграл, с музыкантами попрощался, дальше администратор разберётся. На банкет не хотелось. На Ленинградский теперь, ночь в поезде и дома. Славка выбил сигарету из пачки, прикурил. Ночная Москва ухмылялась лукавой шалавой, подмигивала галогеновыми глазами...



Отредактировано: 12.08.2017