Салонная дама. Эротика. Сатирический фельетон

Салонная дама. Эротика. Сатирический фельетон

Салонная дама

Салон графини Безродной славился.

Для тех, кто не знаком с этой прелестной женщиной, скажу, что она приятна во всех отношениях, как, впрочем, и её салон, в котором собирались ближе к вечеру, чтобы остаться на ужин при свечах.

Когда баронесса Ираида Кондратьевна, шурша синей амазонкой, вплыла в музыкальную шкатулку графини, все посадочные места оказались заняты. Баронесса была более известна в широких кругах как Одиссея Пенелоповна – под таким псевдонимом она публиковала памфлеты и эпиграммы в столице.

При её появлении мужчины стали усиленно делать вид, что глядят на своих дам и слушают их. Дамы поникли.

Одно место оказалось свободным – у рояля, куда Одиссея Пенелоповна, не раздумывая, водрузила своё упругое тело.

Фигура баронессы была далека от эталонной, а черты лица отнюдь не афродитными. При всём при том, она отличалась необычайной грациозностью, обаятельностью и подвижностью.

– Просим, баронесса. Спойте нам что-нибудь, – пропищали женским голосом, впрочем, кто это был, баронесса внимания не обратила.

Одиссея Пенелоповна лениво взяла пару аккордов, и под высоким потолком раздалось колоритное контральто и что-то очень интимное. Мужчины продолжали делать вид, что их интересуют свои дамы, украдкой же не сводили глаз со спины поющей, туго обтянутой дорогим сукном.

После заключительного аккорда Одиссея Пенелоповна переместилась ближе к низенькому окошечку, облокотилась подбородком на пухлые руки и стала вглядываться вдаль. Послышался шум, на который она оглянулась.  В салон входила графиня. Вслед за ней слуга нёс два кресла, в одно из которых рядом с графиней незамедлительно плюхнулась Одиссея Пенелоповна.

– У вас усталый вид, Одиссея, – хозяйка салона выразила заботу, – нельзя столько много скакать верхом.

– Я плохо спала нынче ночью, – скосив глаза, баронесса незаметно подмигнула приятному молодому мужчине, совсем недавно ставшего завсегдатаем салона – при парадном мундире, при усах и пока без титула. Ночь, проведённая во взаимных щекотках, оказалась утомительной.

– Ах, милочка, у меня тоже бессонница.

Дамы наперебой принялись давать советы и рекомендовать лекарей.

– Баронесса, спойте, – графиня уже целых пять минут жалела, что затеяла канитель с бессонницей. Одно из принесённых кресел предназначалось для молодого мужчины при мундире, при усах и лелеявшего надежды когда-нибудь приобрести титул. Молодой человек был представлен графине своей мамочкой – уездной помещицей, поставлявшей ко дворам свеженину. Мадам Безродная поклялась на Библии, что примет в нём активное участие и в тот же вечер приняла его в своём алькове.

Одиссея Пенелоповна, обмахнувшись веером, вновь прошуршала к роялю.

На этот раз высокие своды салона услышали бравурный марш, под который молодой человек при мундире и при усах прошествовал в предназначенное ему кресло рядом с графиней, в поклоне почтительно приложился к её ручке и сел, делая вид, что занят графиней, но глаза его каким-то непостижимым образом постоянно косили в сторону музыкального инструмента.

Доиграв и допев, баронесса с достоинством выдержала жалкие аплодисменты и отошла к окну.

Двое конюхов тащили в конюшню за волосы девку в красном сарафане.

– Графиня, – Одиссея Пенелоповна повернулась к ворковавшей на разные лады публике.

Все разом замолчали, хотя и сделали вид, что их ничего не касается и не интересует.

– Графиня, мне дурно. Давайте я вас расцелую, и распрощаемся до завтра.

– Баронесса, милая, как жаль, что вы нас так рано покидаете. До завтра.

Дамы одарили друг друга едва ощутимыми прикосновениями.

Ираида Кондратьевна вышла из салона и, отстранив прислугу, направилась в конюшню.

Среди клочков сена, рассыпанных зёрен пщеницы и блямб конского навоза стонала девка, задранный подол сарафана которой оголял тощие бёдра. Поодаль ржали два бравых молодца.

– Эй, холопы, почему моя Ласточка не разнуздана и не накормлена.

– Госпожа, – оба вздрогнули и плюхнулись на колени, – вы же сами приказали…

– Молчать, холоп. Как ты смеешь мне перечить. Я скоро вернусь, холоп…

Ираида Кондратьевна пулей выскочила из конюшни, пушечным ядром пролетела по лужайке, и разорвавшейся бомбой влетела в салон, где в это время приступали к декламации.

Все оглянулись.

– Что с вами, Одиссея? – графиня поморщилась.

– Моя бедная Ласточка, – баронесса в слезах упала в вовремя подставленные объятия молодого человека в мундире и в усах, – мы скакали к вам, мы устали, мы не накормлены и даже не разнузданы.

Икнув и всхлипнув, баронесса продолжила:

– Я шокирована. Это новое модное слово. Вам меня не понять. Вы их, голубушка распустили….ваших конюхов.

– Не может такого быть, – графиня побагровела.

– Поглядите сами.

Салон ринулся к окнам.

Графиня затряслась. Это был позор, и от него нужно было как-то избавиться. Информация грозила быть донесённой до столицы.

– Успокойтесь, милая. Они будут наказаны. Воды баронессе, – последние слова предназначались прислуге.

– Не успокоюсь, пока вы сейчас же не вздрючите своих холопов, не успокоюсь, не успокоюсь.

– И только лишь? – графиня облегчённо вздохнула и обратилась к прислуге с подносом, на котором позвякивали графин и стакан:

– А ну, живо за Мотькой и Федькой. Конюхов пороть будем.

Одиссея Пенелоповна улыбнулась. Улыбка предназначалась молодому человеку при мундире, при усах и без титула.

– Дорогой вы наш, окажите нам услугу. Выпорите собственноручно негодяев…вам же приходилось в имении матушки…