Сальвадория

Глава 1. Важность голубых корней

Оказаться среди могилок и мха — неблагодарное дело. Всё чешется, кусается и не дает мне покоя. Где-то кричит птица, кто-то шуршит в кустах. Но одно только размышление о через чур милом парне отвлекает от всей суеты и наконец позволяет сосредоточиться на нахождении этого треклятого голубого цветка. Голубого, как его глаза, и возможно, как и его ориентация.

-Но выясню я это чуть позже, — пробормотал, дотронувшись до сырой земли.

Было холодно, и меня даже не спасала теплая кофта, благополучно взятая с собой. Кроме того, я прихватил и парочку бутербродов на случай, если я здесь задержусь или моя глупость достигнет огромных пределов и я стану откапывать труп (если понадобится, я серьезно стану это делать).

В общем-то, всему виной моя безответная влюбленность, а может и недалекий друг, который не понял всех моих намеком и страданий. А намеки были и еще какие. На день рождение я подарил ему презерватив, и зная его, настолько робкого парня, который не будет заниматься столько непристойным делом с совершенно не близким человеком, он должен был прийти ко мне. Хотя, возможно я был слишком наивен, считая, что этот парень воспользуется предоставленными ему услугами.

-Проклятье.

Спина действительно сильно болела. Было тяжело выгнуться и разогнуться, а про то, что встать, я умолчу. Поиски неизвестно (кроме голубого цвета, в книге ничего не было сказано), как выглядевшего цветка, длились долго и если бы не мое упрямство, я бы закончил здесь и сейчас, так и уйдя не с чем.

Но цветок мне действительно очень нужен. И знаю я только, что найти его необходимо до рассвета и как можно быстрее.

Так написано в книге. В этой чертовой книге с белыми приклеенными кружевами и дурацким названием — «Колдовство для чайников. Запрещенные любовные снадобья», найденной успешно в огромной (и пыльной) библиотеке.

Библиотека принадлежала бабушке. Благо, она была потомственной ведьмой, обучающей пятьдесят детей в нашем городе, поэтому мне нечего было бояться. И хоть я напрочь лишен таланта, годы наблюдения за бабушкой дали свои плоды. Я вполне сносно мог варить зелья, отсчитывать по лунному календарю ведьмовский шабаш и вообще был золотым мальчиком. Поэтому мне не нужна магия.

Среди могилок и шелестящих деревьев, я чувствовал себя неловко и совершенное неуютно. Грязная рука хлопала по земле, пытаясь найти хоть зацепку, хоть малейшую подсказку, но единственное, на что натыкалась моя конечность, было корнями. Весьма странными корнями.

На моем лице явно что-то просеяло. То ли от избытка чувств, то ли от излишней усталости, я упал на задницу, громко рассмеявшийся.

До рассвета осталось всего пару часов, поэтому, я совершенно не хотел думать, почему вместо бутона, голубыми у цветка оказались корни. Я просто стал аккуратно вытаскивать разветвленный аппарат на свет божий, радуясь, что скоро моя голова встретиться с мягкой подушкой, а тело с теплым одеялом.

Усилием воли я закончил и поднялся, бережно держа в руках цветок. Ветер трепал листья, явно не желая расставаться, а я шел на встречу с кроватью и помышлял только о долгом и приятном сне.

***

То ужасное чувство, будто голова стала жить самостоятельно от тела. В том смысле, что ей больно. Она не понимает, что творится вокруг. Она чувствует, она видит. Она просит соединить ее со своим телом, она плачет. Ей невыносимо больно, она верит, что тело придет за ней.

И хотя моя боль в голове была не столь сильна, чтобы сравнивать ее с болью, которая испытывает отрубленная голова, я не перестаю драматизировать. Казалось, будто я совершенно не ложился.

По дому разносился запах только что приготовленного рамена и свежевыжатого сока. И кажется сыра. Слишком мягкого и вкусного, чтобы он был настоящим.

-Банни, — крик мамы достиг меня также внезапно, как и пришло осознание того, что зелье не готово, и поить возлюбленного нечем.

Я подскочил. В голове тоже что-то подскочило. И я убедился, что сердце находится не только в грудной клетке.

-Да, — мой хрип был слишком тихий, чтобы мама могла его услышать.

А вот действия слишком быстрые, чтобы она могла что-то заподозрить. Обычно я встаю моментально и несусь при первой возможности на кухню, не желая оттуда и носа показывать, однако сегодня торжественный день.

-Банни!

Я ощутил легкое раздражение. Такое раздражение, какое обычно бывает у не выспавшихся голодных людей.Однако сейчас (в такой важный для моей жизни момент) мое раздражение не должно меня так сильно волновать. По крайней мере не тогда, когда я пытаюсь запихать голубой корень в сосуд с водой. Тем более, что я опаздываю в изготовлении столь хрупкой процедуры.

-Банни, неужели ты еще спишь? — мама негодовала, явно собираясь ко мне подняться.

Но разве нужны мне настолько большие проблемы? Она ведь не поймет мою тягу к прекрасному корню в сосуде (а лишнее вопросы мне не нужны, мама всегда была излишне любопытной).

-Сейчас!

Аккуратно поместив сосуд в рюкзак, я спустился по лестнице. А затем начал делать то, что обычно делаю. То есть, целовать маму в щеку и желать ей самого наилучшего утра, которое у нее может быть.

Мама смеется и просит больше не подлизываться, потому что она точно знает, что мне от нее что-то нужно.

-Во сколько вчера ты лег спать?

Я помолчал. Но маме и не требовался мой ответ. Она нахмурилась. Ее брови сошлись у переносицы.

-Ты должен ложиться раньше. Посмотри на свои синяки. На тебя ведь не одна девушка не посмотрит.

Не сказать, что ее слова кольнули меня, но в душе точно что-то помутнело.

-Возможно, — вяло согласился я.

Но разве это мне нужно? Но говорить маме я не стал. Она женщина у меня старого порядка, и услышав, что ее сын предпочитает милым девочкам милых мальчиков, начнет плеваться. Если не ядом, то чаем точно. И хотя прошло несколько веков с того дня, когда в большинство странах пары нетрадиционной ориентации считали совершенно ненормальным явлением, она все равно воспринимает это как что-то дикое и ужасное.